Кукловоды
Кукловоды
Вообще, в середине 1990-х стало складываться впечатление, что по-прежнему серьезно погруженная в политику общественность начинает при этом относиться к ней со все более легковесным цинизмом. Причиной могло быть и укрепившееся в обществе представление, что, по меткому выражению Максима Соколова, «с крайней глупостью оппозиции могла конкурировать разве что равносильная глупость власти».
Политика начала превращаться в своего рода развлечение, аттракцион. А политическая сатира — в балаган (то, что она из балагана вышла, возможно, показалось достаточным для того, чтобы ее туда же и вернуть). Единственной телепередачей в этом жанре, что символично, стали «Куклы», одним из сценаристов и вдохновителей которых был сатирик Виктор Шендерович. После мучительных поисков подходящего для передачи российских реалий формата оригинального французского телешоу Guignols de l’info, создатели остановились на пародийном приложении классических персонажей, сюжетов и текстов к «совершенно нелитературным лицам». Ход оказался крайне удачным.
Ироническое возвеличивание персонажа делало его низвержение гораздо более эффектным. Очевидная и невыгодная разность личностных масштабов реального персонажа и литературного прототипа наглядно изобличала безосновательные претензии пародируемого — в несоответствии формы и сущности заключена основа любого комизма.
Но создатели программы довольно быстро зациклились на одной теме — ельцинского фаворитизма. Моносюжет вкратце сводился к тому, что Ельцин в окружении фаворитов (Коржаков, Грачев) предавался размышлениям о том, что бы такого сделать и с кем вступить в союз, после чего перед ним в порядке строгой очереди — Гайдар, за ним Жириновский, Явлинский и Зюганов — проходили претенденты, с которыми он обменивался более или менее остроумными репликами. Из субботы в субботу зрителю показывали одно и то же, а чтобы однообразие сюжета не было столь удручающим, куклы переряжали в костюмы, соответствующие разным знаменитым текстам («Гамлет», «Фауст», «Робинзон Крузо» и т. д.), а стандартно программные речи персонажей (Гайдар — о реформе и монетаризме, Жириновский — о броске на Юг) подвергались «языковому костюмированию» — герои произносили частично видоизмененные крылатые фразы из соответствующих текстов.
Однако «Куклы» были очень популярны. Один из распространенных анекдотов второй половины 90-х: «Плохо, когда президент в программе “Куклы” выглядит лучше, чем в программе “Вести”». Общественность была готова простить сатирикам откровенную маловысокохудожественность — программа исполняла весьма важную функцию: еженедельно льстила общественности, показывая истинный корень российских бед — фаворитизм, порожденный злонравием сильных мира сего, а не состоянием российского общества в целом.
А это самое общество постепенно все лучше начинало понимать, что «реальной политикой» занимается не оно, а кто-то другой, причем не на самом верху, а где-то рядом, в тени. Для начала это был Борис Березовский, а потом, во второй половине 1990-х, эту нишу заняли другие. И имя им было политтехнологи. А одним из самых ужасных из политтехнологов был Глеб Павловский. Его называла «мифом и героем нашего времени», «наиболее влиятельным в России человеком с диссидентским прошлым», «паршивой овцой в любом стаде» лондонская The Daily Telegraph.
Наиболее полную историю взлета Глеба Павловского рассказали публицисты Дмитрий Быков и Иван Измайлов в «Московской комсомолке». Вот некоторые отрывки из этого рассказа.
Павловский «никогда впрямую не открещивается от своей причастности к тому или иному проекту, возвышению или падению. Он лишь загадочно и доверительно улыбается в ответ. Он знает: чем больше слухов, тем больше почтения, страха и в конечном итоге денег.
Поэтому в современной российской истории практически нет событий, к которым, с точки зрения общественного мнения, не был бы причастен Павловский. Ему приписывались очередное (1996) возвышение Чубайса, победа и отставка Ельцина, отставка Степашина, назначение Путина в наследники, разгром Лужкова — Примакова, развязывание второй чеченской войны, создание партии “Единство”…»
«Он сам в одном откровенном интервью заметил: “В обществе существует запрос на всемирный заговор, на фигуру абсолютного манипулятора”. В другой статье, еще более откровенной, Павловский вскрыл и причину такого запроса: догадка людей о манипуляторе — на самом деле их догадка о собственной манипулируемости. Заговора ищут те, кто готов в нем поучаствовать… На этом он и сыграл, всячески способствуя формированию собственной репутации Великого и Ужасного».
«На деле Павловский ничего не конструирует — у него просто нет такого инструментария. Он лишь предвидит, подчас весьма точно. Так что Россия действительно развивается по его сценарию, намеченному еще в конце 1970-х. Другое дело, что сценарий этот Павловский не навязал ей, а предугадал. И для догадки этой нужно было только одно — достаточная степень свободы от интеллигентских предрассудков. Одинаково чуждо для партократов и диссидентов [будучи арестованным, он признал свою вину, избежал тем самым тюрьмы и был приговорен только к ссылке. «Я уважаю тех, кто поступил иначе, но это единственное, за что я их уважаю», — усмехался он], Глеб Олегович оказался единственным, кто предсказал путь России — от империи через десятилетие развала к новой государственной структуре и новой имперской идеологии».
Показной цинизм и интеллектуальный эпатаж стали частью его нового образа — Павловский твердо решил стать «человеком при власти»… «Когда в 1987-м 36-летний историк затеял издание независимого журнала “Век ХХ и мир”, диссиденты дружным хором обозвали это происками КГБ. То же самое говорили, когда немного позже появились информационное агентство “ПостФактум” (1988) и ТОО “Факт” (под руководством Владимира Яковлева), которое за деньги предоставляло нужную информацию. Потом, когда счет всем этим ТОО, ООО, “аналитическим” и “информационным” центрам был давно потерян, стало ясно, что причина всего — не “рука органов”, а неукротимая энергия самого Павловского, который локтями расчищал себе нишу в обществе. Когда рухнул Советский Союз, ему, как и многим, казалось, что нет ничего невозможного. Мутную атмосферу тех лет воссоздал Виктор Пелевин в романе “Generation P”, где с Павловского списан один из мелких персонажей — таинственный и многозначительный Фарсейкин.
На какое-то время Павловский по инерции вписался в “митинговую политику”, но быстро ее покинул. Сам он утверждает, что сделал это из нелюбви к массам, которыми “овладела дурная идея, и они, как стадо бизонов, несутся все в одну сторону”. Уже тогда Павловский доказывал (в том числе и на страницах своего журнала), что начинать перестройку без новой концепции государства, с одной только идеей свободы — самоубийство. Особенно в такой стране, как Россия, которая всегда существует “на грани превращения в хаос”. Глеб Олегович считал себя последовательным государственником и резко критиковал действия “антинародного режима” Ельцина — особенно расстрел парламента в 1993 году. Тогда он попытался сплотить единомышленников под лозунгом “Знайте, суки, мы не с вами”. Когда не получилось, ушел из “ПостФактума”. Многим казалось, что его путь лежит прямиком в лагерь непримиримой оппозиции, но неожиданно все изменилось.
Позже Павловский объяснял случившееся так: “Когда я почувствовал, что наше интеллигентное общество из ельцинизма обращается в тотальный антиельцинизм, у меня тут же возникла обратная реакция: дудки, не хочу пилить вслед за стадом”».
«В 1995 году Павловский создал Фонд эффективной политики и для начала занялся консультированием партии генерала Лебедя “Конгресс русских общин” на выборах в Думу. Партия с треском проиграла, но апломб консультанта был замечен, как и его нестандартные акции с извечной российской склонностью к провокации. Кстати, именно тогда Павловский придумал свой знаменитый впоследствии лозунг — “Есть такой человек. И вы знаете этого человека”» (в сущности, прямой плагиат известного анекдота про чукчу, который вдруг увидел человека, во благо которого все). Впоследствии этот лозунг пригодился Лебедю в Красноярске.
Еще в 1994-м Павловский запустил в СМИ утку о государственном перевороте, который якобы готовила группа ельцинских приближенных. Эта “версия № 1”, придуманная для раскрутки “Общей газеты”, наделала много шума, и Глеба Олеговича едва не посадили за клевету. Однако вскоре талант создателя всевозможных “версий” был востребован на самом высоком уровне. В 1996-м фонд Павловского с легкой руки Игоря Малашенко был привлечен к созданию “положительного образа” президента Ельцина. То, чем занимался Павловский в этой роли, скоро получило название “черного пиара”. Из предвыборной кампании кроме бесценного опыта Глеб Олегович вынес и знакомство с нужными людьми, в том числе с Татьяной Дьяченко и Михаилом Лесиным. “Тогда, в конце 95-го, было два человека, считавших, что Ельцин избираем, и очень избираем. Чубайс и я”, — комментировал он впоследствии».
«Вскоре известность Глеба Олеговича сильно возросла — отчасти благодаря его бешеной активности в зарождавшейся русской интернет-журналистике. Лично причастный к созданию “Вестей. ру”, создатель и главный редактор сетевого “Русского журнала”, патрон “Страны. ру”, на которой то и дело появляются ненавязчивые “дезы”, Павловский стал ключевой фигурой в отечественном Интернете. Заказы на его фонд так и сыпались. “Раскрутить при наличии денег можно любого, — говорил Павловский, — но избрать — только того, чей вектор совпадает с вектором развития страны”. На этот вектор, как уже было замечено, у Павловского было особое чутье. В 1999-м по совету Дьяченко удачливого политтехнолога привлекли к новой выборной кампании. Кремль нуждался в людях, свободных от интеллигентских комплексов».
«Тут Павловский сделал ход, удививший многих: с самого начала стал убеждать Семью, что Ельцин должен отойти от выборной гонки, уступив место премьеру Путину. Павловский пошел ва-банк и выиграл. Многие приписали ему даже план победоносной военной кампании в Чечне, не говоря уже о блестяще проведенных кампаниях против партии Примакова — Лужкова».