Черный морок Буденновска
Черный морок Буденновска
К лету 1995 года Чечня постепенно переходила под контроль российских войск. Однако большинству боевиков удалось скрыться. Джохар Дудаев в интервью корреспонденту ИТАР-ТАСС сообщил: «Борьба не закончена, она просто принимает новые формы».
Эти «новые формы войны» первыми на себе почувствовали жители Ставрополья. Около полудня 14 июня 1995 года группа боевиков под командованием Шамиля Басаева захватила город Буденновск. Заняв местную больницу, террористы потребовали прекращения боевых действий в Чечне, вывода войск, прямых переговоров Ельцина с Дудаевым и пригрозили уничтожить заложников — около 2000 человек, включая персонал больницы, больных и детей.
На место событий вылетели директор ФСБ Сергей Степашин, министр внутренних дел России Виктор Ерин, его заместитель Михаил Егоров и вступили в переговоры с террористами. С заявлениями по поводу теракта выступили все представители руководства страны, включая президента Ельцина. Правда, он, рассудив, видимо, что не к лицу президенту великой державы отменять государственные визиты из-за каких-то террористов, все-таки отправился в Галифакс на встречу глав «Большой семерки». Перед вылетом сообщил журналистам, что долго сомневался, ехать или нет, но потом все же решил, что премьер и министр внутренних дел справятся с боевиками и без его помощи. А сам он воспользуется случаем, чтобы еще раз разъяснить своим западным коллегам сущность дудаевского режима, а заодно и обсудить с ними вопрос о мерах по борьбе с мировым терроризмом.
Три дня, с 16 по 19 июня 1995 года, вместили в себя две попытки штурма буденновской больницы федеральными спецчастями (в ходе одной из них удалось освободить 61 заложника), контакты главаря боевиков Шамиля Басаева с Виктором Черномырдиным по телефону, очные встречи главаря террористов с представителями российского правительства в Буденновске и, наконец, освобождение большинства заложников и отъезд террористов на предоставленных им автобусах. Миллионы телезрителей стали свидетелями беспрецедентной и отчаянной публичной дипломатии Виктора Черномырдина, который пытался не только спасти заложников. Он поставил на карту собственную политическую судьбу.
Премьер демонстративно брал инициативу на себя, начав ночью экстренные переговоры. Обещая закончить многомесячную войну. Отдавая — через голову летящего из Канады в Москву верховного главнокомандующего — приказ прекратить боевые действия. Ельцин же из Галифакса грозил бандитам, с которыми «не может быть никаких переговоров». Открыто говорил, что о штурме он заранее условился с Ериным. Ему — в России — вторил Грачев, настаивавший, по сути, на силовом варианте разрешения кризиса.
Два штурма провалились. По словам российских военных, в ходе первого штурма они взяли первый этаж главного здания больницы и захватили бы весь корпус, но неожиданно получили приказ отступать. Приказ отдал Черномырдин.
Стокгольмский синдром прочно овладел российской общественностью и СМИ. Последние смогли передать весь тот ужас, который переживали жертвы Басаева, вынужденные идентифицировать себя со своим палачом. Но, используя все средства «телевизионной реальности» для показа одной стороны антиномии — «необходимо спасать людей», СМИ совершенно безмолвствовали о другой ее стороне — «необходимо спасать то, без чего вообще невозможно будет спасать людей в будущем, т. е. государство, волю которому не может диктовать горстка решительных негодяев».
Создавалось впечатление, что упорство властей объясняется не безвыходностью ситуации, а всего лишь тупым упрямством или, хуже того, природной склонностью к пролитию крови.
Прямая трансляция из буденновской больницы оправдала в глазах общественности лишь Виктора Черномырдина, вступившего в диалог с Шамилем Басаевым. Премьер-министр принял тогда совершенно человеческое, всем понятное решение: у него была возможность действовать, и он действовал. У телезрителей такой возможности не было, и, глядя на лица буденновских заложников, вряд ли кто-то из них холодно рассуждал, может ли уважающий себя государственный деятель вести переговоры с бандитами. Правда, не ясно, чему больше способствовала телетрансляция — успешному освобождению людей или славе Шамиля Басаева.
Несмотря на миротворчество Черномырдина в результате теракта в Буденновске погибли 129 человек, 415 были ранены. Никто и никогда не узнает, что было бы, если бы Черномырдин не остановил группу захвата, которая уже сосредоточилась на первом этаже больницы, ожидая последнего приказа. Но приказ оказался совсем не тот. Отступая, «Альфа» потеряла больше бойцов, чем при захвате больницы.
«Шамиль Басаев, говорите громче!» — обращение Виктора Черномырдина к чеченскому террористу летом 1995 года прозвучало на всю страну. «Да, из-за людей. Две тысячи человек. Хотя цифра не главное. Даже если бы там был один человек и я мог помочь, я все равно вступил бы в разговор с террористом», — три года спустя в интервью повторял он.
Его действия были беспрецедентно открытыми. В силу российских традиций политики склада Черномырдина вступают на путь столь отчаянной открытости лишь в минуты, когда методы более привычной им «подковерной» (или кабинетной) политики уже не срабатывают. Давая личные гарантии — «как премьер» — террористам, он, похоже, не мог быть уверен, что автобусы с заложниками и террористами не обстреляют по пути. А группе «Альфа» на взятие такого автобуса требуется 4–6 секунд…
И тем не менее премьер на это пошел.
20 июня Борис Ельцин счел нужным напомнить, что Виктор Черномырдин, приложивший немало сил для разрешения кризиса в Буденновске, действовал под его, президента, неустанным руководством. Во-первых, он с премьером «постоянно поддерживал контакт — если не каждые полчаса, то каждый час». Во-вторых, президент отметил, что «не видит ошибок» со стороны премьера.
Видимо, в Кремле сочли, что ситуация дозрела до такой степени, когда уже, во-первых, пора вести речь о лаврах, а во-вторых, позаботиться о том, кому они достанутся. Судя по тому, как активизировался президент (на третий день по приезде из Галифакса), он был не настроен уступать лавры спасителя заложников лишь одному премьеру.
Между тем рейд террористов Шамиля Басаева закончился возвращением в Чечню. В дороге у одного из автобусов заглох двигатель, и сопровождавший колонну БТР тащил его на буксире, пока двигатель не завелся снова. В Чечне дорога перешла в горный серпантин, и начались проблемы с остальными автобусами — в них без конца что-то ломалось. Иногда отказывали тормоза, и пассажиры этой странной колонны боялись просто свалиться в пропасть.
Наконец автобусы приехали в Зандак — большое чеченское село, в котором не было видно никаких признаков войны. Их явно никогда не бомбили и не обстреливали. По улицам ходили гуси и куры, дома стояли добротные, чеченцы на нищих не походили.
На площади в центре села начался стихийный митинг. Чеченцы встречали басаевцев как героев-освободителей. Выступил незадолго до тех событий смещенный с должности уполномоченного по правам человека Сергей Ковалев, сопровождавший колонну в качестве добровольного «живого щита». После его выступления чеченцы скандировали: «Ковалев! Ковалев!» Выступил Асламбек — один из младших командиров Басаева, который сказал: «Мы сделали это от отчаяния, мы хотели, чтобы Россия почувствовала, чем пахнет кровь, и мы малой кровью Буденновска хотели предотвратить большую кровь войны!»
Басаев в общей суматохе исчез. Вскоре и его людей «растащили» по домам.
А в Буденновске шел другой митинг. Народ требовал, чтобы средства, выделенные на восстановление Чечни, были переданы на восстановление Буденновска.
Для одних миротворческая деятельность Черномырдина в Буденновске символизировала акт высшего гуманизма — подвиг, на который ни тогдашнее, ни теперешнее руководство страны было не готово просто в силу того, что оно — руководство. А он, по словам журналистки Натальи Геворкян, был каким-то «неправильным премьер-министром».
А для других — недальновидный шаг слабого руководителя, почти предательство. Тем более постыдное, что было совершено оно тогда, когда чаша весов в первой чеченской войне, казалось, окончательно склонилась на сторону России. Результатом «неуместной мягкотелости» премьер-министра стало то, что террористы сумели перегруппироваться, подготовиться и преломить ход событий в свою пользу как на поле боя, так и в СМИ. Прямым следствием Буденновска стали теракты в Кизляре и Москве и… позорный Хасавюртовский мир.