Комсомольцы-добровольцы

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Комсомольцы-добровольцы

Комсомол дал стране наибольшее количество бизнесменов: в его недрах созревали всевозможные центры НТТМ (научно-технического творчества молодежи), где нарабатывались навыки рыночной экономики и концентрировались деньги. Одним из активистов НТТМ, кстати, был и Михаил Ходорковский.

До 1990 года хитом считались высокие технологии. Челноки привозили компьютеры и «впаривали» их госструктурам, в том числе силовым. Затем оказалось выгоднее завозить комплектующие — так родилась «красная сборка». По словам Петра Зрелова, он знает немало фирм, поднявшихся на перепродаже компьютеров СП «Диалог»: купив технику в «Диалоге» за 80 000 – 85 000 руб., ее свободно можно было продать за 180 000 руб. Это было почти так же выгодно, как торговля сырьем.

«Нет, до 1990-го года мы не связывались с сырьем, — говорит бывший кооператор. — Тогда это было схвачено КГБ». Но уже через пару лет самые крутые торговали именно сырьем. Даже компьютерная фирма «ИВС» «прокатилась» на волне этого бума: арендовали в 1990-м году шахту в Кузбассе, провели железную дорогу и даже, по словам Сергея Кабаева, «держали 20% всего угольного экспорта в стране», пока остальной Кузбасс бастовал. Лафа кончилась, когда взлетели транспортные тарифы.

Умные люди вкладывали в квартиры и машины. На улицах уже царила пестрая мешанина из наших машин и старых иномарок (тогда даже на ржавом «мерседесе» было не западло приехать в ресторан «авторитету» средней руки). И люди озадаченно разбирали по слогам диковинные названия иномарок — все эти «схруслеры», «ренаульты», «пеугеоты» и, прости Господи (тогда это слово еще писалось с маленькой буквы), «хуиндаи». Перегон машин из Германии (в том числе угнанных) был чуть ли не основным бизнесом, с которого начинали многие ныне крупные бизнесмены.

Те, кому не удалось присосаться к недрам Родины, тоже не унывали. Пользовалось популярностью трудоустройство в коммерческие структуры. Можно было поработать охранником в магазине. Но это были семечки по сравнению с работой на рынках или в подземных переходах. Тогда это называлось «постоять». Помните этих ребят в спортивных костюмах возле киосков и развалов? Стояние иногда завершалось драками, а то и стрельбой. Эти ребята, охотно демонстрировавшие «котлеты» денег, нунчаки и пистолеты, звали к себе и обещали быстрый карьерный рост: «но только через месяц ты сядешь, а уж потом вернешься в авторитете». Возможно, кому-то повезло, но о многих из них можно было прочитать в газетах — в криминальной хронике — с хладнокровным и детальным описанием убийств.

Константин Боровой, который успел побыть и кооператором, и биржевиком, рассказывает: «До 1991 года я успел создать почти 50 кооперативов. И понятно было, что не происходит качественного скачка в развитии рыночного предпринимательства: государство предпринимало усилия, чтобы эти предприятия не укрупнялись. Хотя уже начали появляться биржи, банки. А после путча произошло качественное изменение. Уровень взаимодействия этих частных предприятий так усилился, что они смогли работать между собой. До 1991 года у каждого кооператива должны были быть государственные предприятия — подрядчики, партнеры, клиенты. А после возникли биржи, и уже госпредприятия потянулись в эти самые структуры, где доминировали частные предприятия, кооперативы. Тогда же, в сентябре 1991 года, был принят первый закон об акционерных обществах. Все вместе это и дало такой скачок экономики.

Лично же мне из нескольких сотен государственных и частных предприятий удалось соорудить биржу — товарную, фондовую, универсальную. Филиалов биржи было создано по стране почти 2000. В каждом было несколько сот брокерских компаний, у каждой из них — по несколько десятков партнеров. И работа этих бирж в течение года привела к созданию нескольких миллионов новых коммерческих предприятий. Потом несколько банков, несколько инвестиционных компаний, несколько страховых, несколько торговых домов…» Но биржу Боровой считает своей самой большой удачей: «Она позволила прорыв такой в экономике сделать, ни с чем не сравнимый».

Вообще, говорит Боровой, «тогда это был романтический порыв, очень многие вещи, которые я тогда делал, я делал во вред себе. Например, практически весь период, пока я был президентом биржи, я не получал зарплату больше $ 100. Я считал ниже своего достоинства зарабатывать на своем положении, на своем детище».

Александр Смоленский, один из первых банкиров, рассказывает, что банк «Столичный» начал работать в 1989 году. До этого два года Смоленский тоже был кооператором. «К 1991 году семья уже жила за границей, — рассказывает он. — Потому что тогда рэкет был, бардак по полной программе, и ничего хорошего я от этого не ожидал». И все же Смоленский считает, что ему удалось в то время отстроить совершенно независимый розничный банк.

Игорь Сафарян («Брок-Инвест-Сервис»), один из создателей рынка ценных бумаг, начало 1990-х называет периодом экономического романтизма: «Тогда и я, и мои товарищи думали, что модель экономического развития будет другая, и надеялись, что не произойдет того, что произошло в конечном итоге. Я считаю, что то, к чему мы пришли, — это компрадорский капитализм в чистом виде. Я ведь тогда начинал заниматься фондовым рынком — не просто заниматься, а создавать его. На его примере можно понять, что произошло. У нас рынка ценных бумаг, во-первых, как такового нет. Во-вторых, даже то, что есть, — это рынок контрольных пакетов. И понятно почему: лишь имея контрольный пакет, можно не только управлять предприятием, но и получать от него доходы. Конечно же, те надежды не сбылись. Но и в этих условиях мы продолжали работать, несмотря на то что потеряли крупный рынок, на котором, кроме всего прочего, просто нравилось работать. Мое детище, фондовый рынок, просто исчезло. А поскольку мы его создавали, то и планы наши не оправдались. Если же говорить о том, что сбылось, здесь все проще… Мы хотели деньги зарабатывать — это сбылось».