Набег на Инкоу

Набег на Инкоу

До начала наступления, согласно еще раньше принятому решению, предполагалось совершить набег конницы на Инкоу, базу снабжения японской сухопутной армии под Мукденом. Целью набега ставилось — захватить порт Инкоу, углубиться в тыл противника и вывести из строя на длительное время железную дорогу на участке Ляоян — Ташичао — Дальний, по которой перебрасывалась из-под Артура к Шахэ 3-я японская армия. Кроме того, набег на Инкоу должен был поднять моральное настроение Русской армии и, по выражению Куропаткина, «порадовать батюшку царя».

Масса казачьей конницы, освободившаяся от сторожевой и разведывательной службы после отхода армии на Шахэ, была реальной силой, способной выполнить поставленную задачу успешно.

Срок выступления держался в секрете, но все — от вестового до китайца-повара — знали о предстоящем набеге. Журналисты, русские и иностранные, приезжая в отряд Мищенко, прежде всего интересовались, когда набег.

«Два месяца обо всем толковали, больше месяца собирали громадный вьючный транспорт», — вспоминал А.А. Игнатьев. При нашем беспечном отношении к сохранению военной тайны неудивительно, что противник знал о замысле русского командования и мог подготовиться к встрече казачьей лавины в своем глубоком тылу. Забегая вперед, необходимо отметить примерно такую же беспечность японского командования по срыву этого набега.

Перспективы набега были заманчивы. Такие кавалерийские начальники, как Ренненкампф, Каульбарс, хотели возглавить его. По воспоминаниям А. Деникина, генерал Каульбарс, являясь командующим армией, упрашивал Куропаткина сдать армию и стать во главе Западной конницы. Не сидел без дела генерал Ренненкампф, постоянно «сносился по этому поводу частным образом со Ставкой». «Действительно, — подчеркивает А. Деникин, — в широких армейских кругах только двух этих природных кавалеристов считали способными выполнить столь важный рейд, впервые предпринимаемый за время Маньчжурской кампании».

А.А. Игнатьев, находившийся в то время при штабе Куропаткина, тоже уделил этому внимание в своей книге: «Шли споры и о выборе начальника, на которого можно было бы возложить это поручение. При всех недостатках Ренненкампфа большинство стояло за его назначение, но лично Куропаткин особенно доверял Мищенко». Но, анализируя отношения Куропаткина и Мищенко, нельзя говорить о каком-то особом «доверии» Куропаткина. Больше того, можно предположить, что выбор Куропаткина пал на Мищенко, чтобы дискредитировать его в глазах армии, общественности и, может быть, императора. Весь поток критики обрушивался на Куропаткина, которого ругали, как только могли, а Мищенко ходил в героях и был знаменитостью. Мищенко не являлся «верным учеником Куропаткина», а был исполнителем его воли. Куропаткин, как всегда боявшийся чего-нибудь не предусмотреть, своими многочисленными указаниями сковал инициативу начальника отряда, навязав ему прямолинейность действий и район выполнения поставленной задачи. Мищенко придерживался отданных Куропаткиным распоряжений и инструкций, — заведомо обрекающих отряд на неудачу. Для таких подозрений есть все основания.

Во-первых, вьючный транспорт в 1500 вьюков был навязан Куропаткиным, который рекомендовал подумать о еще большем обозе. Во-вторых, по его требованию отряд имел 22 полевых орудия и из-за этого потерял маневренность, так как скорость передвижения падала. В-третьих, отряд был сформирован наспех из состава 3 армий и насчитывал около 75 эскадронов и сотен. Ни Мищенко, ни его штаб, тоже составленный наспех, не знали деловых качеств командиров колонн и частей. В-четвертых, сам Мищенко не имел высшего военного образования, которое может быть компенсировано большим опытом, но и его не было. На время набега к штабу был прикомандирован штабс-капитан генерального штаба Свечин, который тоже не имел опыта в управлении конницей, да и по своему служебному положению он мало что мог сделать, тем более повлиять на решение заслуженного генерала. В-пятых, поставленная цель не отвечала обстановке, а также силам и средствам, назначенным для ее выполнения. Не Инкоу нужно было брать, а разрушить главную железнодорожную артерию, питающую японскую армию материальными средствами и подкреплением. В-шестых, со стороны Куропаткина и его штаба было допущено непростительное легкомыслие в обеспечении скрытности предстоящего набега, пренебрежение элементарными правилами сохранения военной и оперативной маскировки тайны. Действия отряда Мищенко не были поддержаны войсками с фронта.

Это были главные причины, повлиявшие на успех задуманного набега.

Кроме того, Куропаткин знал, что Мищенко — не кавалерист и не имеет достаточного опыта руководства конницей, а выбрал именно его. Не являлось ли это назначение умышленным действием, направленным на подрыв авторитета «милого Мищенко», предполагая наперед, что с поставленной задачей он не справится? Почему не был назначен Ренненкампф, сам напрашивающийся, по словам А. Деникина, в этот набег? Ведь известно всем было, что Ренненкампф имел богатый опыт руководства казачьей конницей, полученный во время похода в Китай, и считался одним из лучших кавалерийских начальников. Может быть, Куропаткин, боясь потерять конницу, именно поэтому не доверил ее решительному Ренненкампфу, а поручил осторожному Мищенко? Во всяком случае, выбор начальника отряда целиком зависел от Куропаткина.

Наряду с главными причинами, снизившими боеспособность отряда, имелась масса мелких упущений, которые можно было исправить при организации набега. Например, отсутствовали топографические карты местности. Участник набега, войсковой старшина H.Л. Свешников, писал впоследствии: «Я послал в штаб полкового адъютанта, прося дать мне карту. „Возьмите проводников-китайцев“, — был ответ». В диспозиции населенные пункты указывались, но без карт их находили с трудом, блуждали, теряли скорость движения и время.

Писатель и военный корреспондент В.А. Апушкин накануне набега спросил у Мищенко, как он думает организовать его, на что получил ответ: «Прежде всего я хочу, чтобы меня не стесняли строго ни направлением, ни сроком… Между тем, хотят, чтобы я ввязывался в бой… А по-моему, цель набега в том, чтобы своим появлением в тылу нагнать панику, уничтожать запасы, захватывать транспорты, разрушать пути, захватывать отдельные команды, а попутно — и разведать… Все дело в быстроте. Поэтому я думаю взять с собой артиллерии самое малое количество — свою Забайкальскую да конно-горную батареи… Обоз только вьючный».

Некоторые офицеры, по словам В.А. Апушкина, уверяли, что Мищенко как-то сказал им: «…раненые и больные, в отступление от обычного правила, будут брошены, дабы не обременять отряд и не замедлять скорость его движения, поэтому все должны быть готовы попасть в плен».

Кстати, ни одного раненого, а их было немало, генерал Мищенко так и не отдал в руки ни японцам, ни китайцам. «Все это свидетельствовало в пользу того, — подчеркивал Апушкин, — что набег планировался Мищенко как лихой кавалерийский рейд по тылам противника».

Однако наделе все получалось иначе. Мищенко не проявил воли и решительности в исполнении своего замысла, поддавшись навязанному ему Куропаткиным способу действий. Не сумел изменить первоначальный план сразу после того, как стало ясно, что он плох и не соответствует идее набега. По мнению большинства офицеров, генерал Ренненкампф с этой задачей справился бы лучше.

Непосредственно перед набегом 3-я сотня 1-го Верхнеудинского и 5-я сотня 1-го Читинского полков были отправлены для разведки противника и местности за рекой Ляохэ. В ходе разведки удалось выяснить, что продовольствие и фураж в деревнях за рекой имеются в изобилии, следовательно, с собой все это можно было не брать.

Пространство между реками Ляохэ и Хуньхэ охранялось 3-тысячным отрядом хунхузов, находящихся на службе у японцев. Переправа на дороге Уцзятуй — Лидиаза охранялась заставой. В Ньючжуане размешался японский отряд в 250 солдат. Кроме того, агентурной разведкой удалось установить, что свой левый фланг японцы прикрывали тремя пехотными полками с 8 эскадронами и 4 орудиями, расположенными у деревень Сяобейхе, Бейдагоу, по берегу реки Хуньхэ. Авангарды от этих частей, силой в 1 батальон пехоты, 1-го эскадрона и 2 орудий каждый, занимали оборонительную позицию в Мамакай и Читайцзы.

Впереди их имелась линия сторожевых застав. Станции и железнодорожные мосты на Синминтинской железной дороге охранялись сильными караулами с артиллерией и пулеметами. Всего в налете должны были участвовать около 75 сотен и эскадронов, 22 орудия.

26 декабря 1904 г. отряд, сосредоточившийся в Сухудяпу, начал движение тремя колоннами в обход левого фланга японских позиций на Ньючжуань и Инкоу.

Левая колонна под командованием генерал-майора Телешова состояла из 19-го, 24-го, 26-го Донских казачьих полков, 11 сотен Кавказской бригады полковника Хана Нахичеваньского, 4 конно-охотничьих стрелковых команд, 2-й Забайкальской казачьей батареи и 2 пулеметов.

В среднюю колонну генерал-майора Абрамова входили: 1-й Читинский, 1-й Верхнеудинский казачьи полки, десять сотен Уральской казачьей бригады, одна сотня пограничной стражи и 1-я Забайкальская казачья батарея. При ней следовал генерал Мищенко со своим штабом.

Первая колонна генерал-майора Самсонова насчитывала 18 эскадронов сводной драгунской дивизии (Черниговский, Нежинский и Приморский драгунский полки), одну сотню пограничной стражи, 6 орудий 20-й конной батареи и 4 поршневых орудия.

При средней и правой колоннах находились два отряда Красного Креста, а за колонной генерала Абрамова следовал вьючный обоз с фуражом и продовольствием.

Отягощенный большим обозом отрад двигался шагом, делая в день в среднем по 30 верст. Колонны находились друг от друга на удалении зрительной связи.

28 декабря начались мелкие стычки с хунхузами. В авангарде шел 1-й Верхнеудинский казачий полк, под командованием полковника Левенгофа, имея в голове третью сотню. Разъезд поручика Ельчанинова на переправе через Хуньхэ у деревни Калише обнаружил три сотни хунхузов. 1-й Верхнеудинский полк развернулся лавой, переправился через реку и в конном строю атаковал их. Несколько десятков хунхузов было зарублено в бою, остальные, преследуемые казаками на глубину 5 верст, разбежались.

В этот день на линию железной дороги были высланы разъезды с целью диверсии, однако ожидаемого результата получить не удалось. Разъезд 1-го Читинского полка, под командованием сотника Сарычева, выйдя ночью к железнодорожному полотну, взорвал одну рельсу. Обнаруженный японским караулом, был обстрелян и отошел к отряду. С таким же итогом закончились диверсии других разъездов. Только конно-саперной команде штабс-капитана Федорова и разъезду хорунжего 1-го Верхнеудинского полка Рооп удалось взорвать небольшой мост, на ремонт которого японцам понадобилось всего 6 часов. Отряд, состоящий из двух сотен уральцев и забайкальцев, под командованием подъесаула 1-го Верхнеудинского полка Семенова, взорвал железнодорожное полотно, из-за чего сошел с рельсов японский поезд. Крупные мосты надежно охранялись, и ни один взорван не был. Уничтожив попутно телеграфные линии, ведущие к Ньючжуаню, казаки отошли. Важная задача по срыву перевозок войск армии Ноги из-под Порт-Артура оказалась невыполненной. Противник легко восстанавливал мелкие разрушения.

К вечеру 28 декабря 1-й Верхнеудинский казачий полк вышел к деревне Уцзятуй, в которой казачий разъезд подъесаула Ельчанинова обнаружил сильную сторожевую заставу японцев, состоящую из пехоты и спешенной кавалерии. Деревня была окружена. Есаул Чеславский, владевший английским языком, попросил командира полка отправить его к японцам парламентером с предложением им сдаться, но войсковой старшина Квитка, переведенный из отряда Ренненкампфа, приказал в это время командиру 1-й сотни есаулу Шестакову атаковать деревню двумя сотнями в конном строю.

Японцы укрылись за стенами ханшинного завода южнее деревни. Есаул Шестаков предупредил Квитку, что в конном строю невозможно ворваться вовнутрь завода, имеющего высокую и прочную стену, но получил подтверждение приказа. 1 — я и 2-я сотни лавой атаковали завод под сильным огнем противника. Подскочив к его стене, казаки не смогли преодолеть ее и вынуждены были отойти назад, потеряв 10 человек убитыми и ранеными.

Среди них оказался французский лейтенант, сотник Бюртен, уроженец Меца, выпускник Сен-Сирского училища, служивший в альпийском гарнизоне, а потом в Тунисе. Взяв трехлетний отпуск, он добровольцем прибыл в Русскую армию и по ходатайству Мищенко был зачислен в 1-й Верхнеудинский полк. Сраженный четырьмя пулями, погиб у стен ханшинного завода, как и другие казаки, по вине Квитки, отдавшего неразумный приказ.

Казаки 2-й сотни, теряя товарищей, неоднократно пытались вынести раненых, по которым японцы вели огонь, но каждый раз откатывались назад. Сотня понесла большие потери.

Узнав о случившемся, генерал Мищенко прислал на помощь поршневую батарею и несколько эскадронов драгун Нежинского полка. После получасового артиллерийского обстрела казаки и драгуны в наступившей темноте, в пешем строю ворвались на территорию завода, перебив в рукопашной схватке большую часть японцев, остальные сдались в плен или разбежались. В этом бою погибли офицеры: сотник Михаил Некрасов, Бюртен, четыре офицера были ранены; погибли и ранены 40 казаков.

Учитывая начальный опыт боя, генерал Мищенко отдал приказ — сильно укрепленные деревни обходить.

После похорон погибших, на другой день, генерал Мищенко подъехал к 1-му Верхнеудинскому полку и, чувствуя свою вину за напрасные потери, сказал: «Здравствуйте, храбрый, доблестный Верхнеудинский полк, благодарю вас за молодецкую службу, благодарю вас, господа офицеры». А генерал Абрамов, сняв папаху, поклонился казакам со словами: «Низко кланяюсь вам, молодцы-верхнеудинцы».

Постоянные стычки с противником пополняли санитарные двуколки колонн Красного Креста, которые, чтобы не причинять раненым страдания от тряски по плохим дорогам, двигались очень медленно, задерживая весь отряд.

Казачьи разъезды рыскали по округе, уничтожая мелкие группы японцев, сопровождавшие транспорты с продовольствием. Командир 1-й сотни 1-го Читинского полка подъесаул Мамонтов у деревни Людитай на пути к Ньючжуану настиг такой транспорт, указав в своем донесении: «…Сейчас отбил транспорте рисом и мукой, сопровождаемый 10 пешими японцами».

В другом донесении он же докладывал об уничтожении 1-й сотней телеграфа и телефонной линии к Ньючжуаню.

Однако подобные действия казачьих разъездов мало способствовали выполнению главной задачи отряда и только настораживали японцев, которые легко прослеживали направление движения конницы и успевали подготавливаться к отпору при подходе казаков к крупным населенным пунктам.

ШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШШ

В. Маковский. Портрет генерал-губернатора Восточной Сибири графа П.П. Муравьёва-Амурского

Н.Самокиш. Знамя 1-го Нерчинского полка Забайкальского казачьего войска

Н. Самокиш. На развалинах Сахаляна

Н. Самокиш. Командир 1-й сотни Нерчинского полка подъесаул Шарапов под Эйюром

Казаки в Гирине в 1900 году

Генерал-майор П.К. Ренненкампф зимою 1900 года в Гирине

Участники боя под Момпашаном 17 октября 1900 года

Князь Хантендю

Солдаты ихэтуани («боксеры»)

Н.Самокиш. Урядник Филиппов на обороне железной дороги

Генерал-адъютант Павел Иванович Мищенко

Начальник экспедиционного отряда генерал-лейтенант барон A.B. Каульбарс

Начальник Южно-Маньчжурского отряда генерал-лейтенант К.В. Церпицкий

Хорунжий Токмаков

В Гирине в январе 1901 года.

В центре — ген. — майор П. К. Ренненкампф

Полковник Александр Александрович Павлов, начальник 1-го Нерчинского полка с мая 1903 года

Молебен перед походом

Перед отправлением в Корею

Бивак в Корее

В Корее в июле 1904 года

Казаки в корейских соломенных накидках

Н. Самокиш. Преследование

Сотник Попов, командир 16-й роты 187-го Аварского полка

Офицерская столовая в походе.

Раздача подарков, присланных из России в деревню Саракю

Сторожевой пост в виду противника.Лето 1905 г.

Н.Самокиш. Пленник

Главнокомандующий ген.-адъютант Н.Г Линевич навешивает Знаки Отличия Военного ордена Св. Георгия казакам 1-го Нерчинского полка

Подъесаул А. Маковкин

Войлошников Авив Адрианович у депутат III Государственной думы от Забайкальского казачьего войска

Современные Забайкальские казаки

Много было неразберихи и путаницы. 1-й Читинский полк, следуя в авангарде отряда, атаковал противника в пригороде Ньючжуаня и повел наступление на город, где, поданным разведки, находился гарнизон в 250 человек. Засев в каменных строениях, японцы оказывали яростное сопротивление. Артиллерии не было, поэтому выбить противника не удавалось. Командир полка, войсковой старшина Н.Л. Свешников, принял решение обойти город, не ввязываясь в бой на его улицах, но неожиданно получил устное распоряжение от ординарца генерала Мищенко: «Ввиду прекращения огня и очищения японцами города 1-му Читинскому казачьему полку пройти по главной улице». Командир полка недоумевал: город не взят, а ему предлагается, как на параде, пройти по главной улице. Переспросив еще раз ординарца и получив утвердительный ответ, что такое распоряжение действительно было, пришлось выполнять его.

Первыми вошли в город казаки 3-й сотни, за ними весь полк. Когда он втянулся в городские улицы, японцы открыли сильный огонь из импаней и каменных домов. 3-я сотня на рысях прошла главную улицу, спешилась у моста и, ведя огонь по выбегающим изломов японским солдатам, обеспечила прохождение через город полка.

Заняв город, казаки разрушили телеграф, сожгли два склада и транспорт в 300 повозок, захватили 14 пленных.

Как потом выяснилось, ординарец Мищенко все перепутал: 1-й Читинский полк должен был обойти город с восточной стороны, не ввязываясь в бой на его улицах.

Оставшиеся в живых японские солдаты отошли к Хайчену, а отряд повернул на Инкоу, вопреки ранее принятому решению идти сначала на Хайчен. Таким образом, он уходил от главной железнодорожной артерии, питающей японскую армию подкреплением и материальными средствами.

Подойдя к станции на 22 версты, отряд остановился на ночлег. На следующий день, 30 декабря, выступив в 4.00, к 11.00 медленно подошел к городу и до наступления темноты устроил привал из-за сильного тумана и гололеда.

Сообщение между Ташичао (Дашичао) и Инкоу по железной дороге прервано не было, чем и воспользовались японцы, подвезя на глазах у казаков два пехотных батальона с пулеметами.

«Не теряй мы время на бои, не делай мы на следующий день большого привала, двигайся мы быстрее, мы пришли бы в Инкоу на целый день раньше и, может быть, японцы не поспели бы подвезти несколько поездов с пехотой», — отметит командир 1-го Читинского полка, войсковой старшина Свешников в своих воспоминаниях.

Атака города была назначена на вечер, для чего сформировали сводный отряд, под командованием полковника Хоранова, в составе 15 сотен и эскадронов, то есть по одной сотне и эскадрону с каждой части, остальные находились в резерве. От забайкальских полков для боя выделили 5-ю сотню 1-го Читинского и от 1-го Верхнеудинского — 3-ю сотню есаула Чеславского. Сводный отряд должен был атаковать станцию Инкоу с северо-западной стороны после продолжительной артиллерийской подготовки атаки.

Точного направления сотням указано не было, подступы к городу изучены не были. Чтобы не сбиться с пути при эвакуации раненых и отходе в тылу наступающих, у деревень зажгли костры, а после артиллерийского огня в городе возникли пожары. Людям отдали приказ наступать на огни, многие сбились с пути, не зная, на какие огни выходить.

Артиллерийская подготовка продолжалась более 2 часов, вместо планируемых 1 часа 30 минут. Атака началась спустя час после ее окончания, что дало время японцам подготовиться, занять позиции и встретить атакующие русские цепи мощным огнем с расстояния в 100 шагов. Казаки несли большие потери от пуль, попадали в волчьи ямы, запутывались в колючей проволоке. Трижды они поднимались в атаку и трижды откатывались назад. Вооруженные винтовкой и шашкой, они были бессильны против японцев, засевших в каменных зданиях с бойницами.

Потеряв 408 человек убитыми и ранеными, 158 лошадей, отряд полковника Хоранова в беспорядке отступил. «Войска перепутались с обозом, с ранеными, сотни искали свои полки, а полки своих командиров; в ночной тишине раздавались ругань, крики. Никто не знал, где ночлег», — отмечал войсковой старшина Свешников.

Если вина за организацию набега на Инкоу во многом ложится на Куропаткина, то исполнение его целиком зависело от умения Мищенко принимать правильные решения. Ошибка за ошибкой, совершаемые командованием отряда, привели к поражению под Инкоу и мизерному результату от всего этого набега, который генерал Ренненкампф назвал «наползом» на Инкоу. Фраза Ренненкампфа: «Это не набег, а наполз», — получила широкое распространение в армии и «послужила началом острой вражды между двумя… генералами…».

Авторитет Мищенко сильно пошатнулся.

За 8 дней было пройдено 270 километров, рассеяно несколько японских тыловых команд, 19 человек захвачено в плен, уничтожено до 600 арб с запасами, сожжено несколько небольших складов, временно нарушена телефонная и телеграфная связь, произведены незначительные разрушения железнодорожного полотна. Главная цель — разрушить железную дорогу на участке Ляоян — Ташичао — Дальний — не была достигнута.

Обремененный, по словам Свешникова, 434 ранеными казаками и 37 офицерами, преследуемый японской пехотой, отряд генерала Мищенко бесславно вернулся в расположение Маньчжурской армии. Кроме не-, нужных человеческих жертв, понесены большие материальные затраты. При отходе было брошено из 5000 пудов взятого продовольствия 2760 пудов, из них 921 пуд сухарей, 182 пуда крупы, 84 пуда соли, 1558 пудов ячменя. В части выдали из транспорта отряда 1817 пудов, на себя обоз израсходовал 423 пуда. Из взятых 16 пудов чая брошено 8, а из 32 пудов сахара — 7. К этим потерям надо добавить брошенные вьюки, мулов и лошадей, ослабленных походом. Мулы нанимались армией в аренду по 4 рубля за сутки. За убитого или приведенного в негодность мула купцу-ростовщику выплачивалось 175 рублей, за вьючную принадлежность с брезентом по 25 рублей.

Мул легко переносил 6–8 пудов груза и в условиях горной местности был незаменим. Потерянное продовольствие, мулы могли пригодиться Маньчжурской армии, тем более что нужда в них постоянно ощущалась.

Кроме людских потерь и материальных затрат, поход на Инкоу нанес большой вред престижу казачества, вынужденному расплачиваться позором за своих неумелых начальников.