21

21

Освободившаяся от снега земля подсыхала. На пригретых солнцем песчаных горбах скудной смоленской земли пробивались робкие стрелки зелени. Деревушку, в которой размещались некоторые отделы штаба 4-й ударной армии, ожесточенные зимние бои прихватили не очень. Избы, беспорядочно разбросанные по берегам мелководной, заросшей осокой речушки, оставались целыми. Лишь за деревней лежали черные кучи сгоревших скирд и торчали обугленные остовы скотных сараев.

Особый отдел армии занимал две избы и несколько землянок в четыре наката, оборудованных на задах огородов, полого спускавшихся к реке. Заседали в меньшей избе, предварительно турнув из нее писарскую братию. В центре внимания сегодня были старший оперуполномоченный майор Яковлев и его товарищ оперуполномоченный старший лейтенант Николай Орлов, который, несмотря на свои двадцать семь, обладал огромной лысиной и потому наголо брился.

Совещание не было плановым, не вызывалось и какой-то крайней необходимостью — все вопросы, как говорится, можно было решить в рабочем порядке. Но начальник особого отдела полковник Слипченко воспользовался некоторыми обстоятельствами и организовал вот эту, часа на полтора, «пятиминутку». Обстоятельства же — присутствие в штабе секретаря Витебского обкома партии Стулова и командира партизанской бригады Шмырева. Было еще одно заинтересованное лицо — начальник разведотдела подполковник Ванюшин.

Прежде чем узнать, о чем пойдет речь, вернемся на некоторое время к событиям, которые предшествовали этому совещанию.

В первых числах января 1942 года войска Северо-Западного фронта и правое крыло Калининского фронта прорвали оборону противника и к началу февраля, продвинувшись на 250 километров, вступили на землю Белоруссии. Ощутимо растратив силы, части Красной Армии, едва не взявшие Витебск, вынуждены были отступить и перейти к длительной обороне. В результате этой (Торопецко-Холмской) операции в стыке вражеских армий (от райцентра Усвяты Смоленской области и до села Тарасенки Витебской области) образовался сорокакилометровый разрыв, получивший название Суражские ворота.

Партизанский край Белоруссии обрел возможность поддерживать беспрепятственную связь со страной. Командование 4-й ударной армии и Витебский обком КП(б)Б через эти ворота засылали в немецкий тыл партийных работников, разведывательные группы, переправляли в партизанские отряды оружие, боеприпасы, медикаменты, газеты, листовки, выводили советских людей с оккупированной территории.

Пользовались проходом в линии фронта и сотрудники особого отдела 4-й ударной армии, в помощи которых крайне нуждались создаваемые крупные партизанские соединения. Пополнялись эти соединения разношерстным военным и невоенным людом: усиливался приток добровольцев из местного населения; искали тропы к партизанским базам остаточные группы окружение в и бежавшие из лагерей военнопленные; шли сюда, чтобы искупить свою вину, и дезертиры из полицейских и карательных формирований гитлеровцев. В такой обстановке ни один партизанский отряд не был застрахован от проникновения вражеской агентуры. Требовалась профессиональная контрразведывательная служба. В ее создании и помогали контрразведчики Красной Армии.

Неподалеку от Суражских ворот действовала 1-я Белорусская партизанская бригада Миная Шмырева. Три недели пробыли в этой бригаде майор Яковлев и старший лейтенант Орлов. В тот период и определился окончательный план, касаемый редактора фашистской газеты Александра Брандта.

Вот об этом плане, о котором в общих чертах уже были осведомлены все собравшиеся у начальника особого отдела 4-й ударной армии полковника Слипченко, и шел разговор в избушке на краю небольшой деревеньки.

Но еще несколько слов о старшем оперуполномоченном майоре Яковлеве, поскольку он был в центре внимания участников совещания.

В особом отделе подобрались чекисты в основном не старше тридцати лет, не исключая и полковника Слипченко. Рано поседевший Константин Егорович Яковлев молодым контрразведчикам казался едва не дедом. В определенном смысле быть дедом сорокалетний мужчина, конечно, мог, но для этого надо еще, по меньшей мере, стать отцом. Радости же семейной жизни Константину Егоровичу не пришлось познать. В семнадцать лет к нему пришла большая любовь, в девятнадцать он ее потерял. Бедовая, под стать чоновцу Косте Яковлеву, секретарь Нижнесалдинской комсомольской ячейки Варя Волкова была убита озверевшим кулачьем во время Ишимского восстания, волны которого докатились и до некоторых волостей Екатеринбургской губернии. Позже, конечно, встречались отличные девчонки, но они были только верными друзьями по комсомолии, не больше. Заново испытать пылкое чувство Косте Яковлеву так и не довелось.

Простившись с могилкой на Нижнесалдинском кладбище, Костя махнул в Екатеринбург и там, получив поддержку знакомых партийцев, поступил в губернскую ЧК. В том же году с одним отчаянным парнем из комиссии по борьбе с дезертирством ему удалось внедриться в банду, шлявшуюся по берегам Тагилки, и под корень разагитировать заблудших землепашцев окрестных уездов. Пристрелив колчаковского поручика, который верховодил ими, обовшивевшие мужики под водительством юного чекиста Кости Яковлева вышли из леса с трусливо-неслаженным пением «Интернационала» и сдались на милость Советской власти.

Через год Екатеринбургская губерния была полностью очищена от кулацких банд и шаек дезертиров. Тихая чекистская работа оказалась боевому парню не по нутру. Косте Яковлеву посочувствовали, и он перевелся на Туркестанский фронт, где и воевал с басмачами до 1926 года. Но и после преобразования Туркестанского фронта в Среднеазиатский военный округ не покинул приглянувшиеся ему солнечные земли — работал в особом отделе кавалерийского корпуса. С первых же дней Великой Отечественной оказался на фронте — в 27-й армии, которая в декабре 1941 года стала 4-й ударной.