39

39

Павел Никифорович Дальнов, вопреки своим взглядам на ценность сна, последние недели выгадывал для него крайне мало времени. Казалось, сутки, в силу каких-то разрушительных природных действий, укоротились наполовину. Львиную долю времени поглощали дела по выявлению нацистских военных преступников, сумевших на годы затеряться в массе немецких военнопленных. По отголоскам Освенцима с группой оперативных работников и следователей дважды пришлось побывать в Польше. А сколько всякого другого? Чтобы в предельной профессиональной собранности держать в поле зрения все рабочие направляющие, — как ни крути, нужно все то же время, а его — кот наплакал. Несмотря на все это, к работе, связанной с выявлением фактов преступной деятельности и ныне здравствующих изменников Родины, внимания Дальнов не притуплял.

Из лагеря возвратился он под утро и к началу рабочего дня успел привести себя в порядок. С домашнего телефона переговорил с начальником следственного отдела Николаем Борисовичем Орловым. Тот известил: от ребят из Минска кое-что есть, но самое свежее, похоже, у начальника управления.

— Что именно? — не терпелось Дальнову.

— Вот уж об этом — у самого. Анатолий Васильевич мне не докладывал.

— По алтыновскому делу?

По алтыновскому… Из Центра что-нибудь? К ординарным вопросам начальник управления прикасаться не станет — без него есть кому.

Приглашение генерала не заставило ждать: через минуту после прихода в управление звякнул телефон аппарата линии, связывающей с кабинетом Ильина.

— С приездом, Павел Никифорович, — приветствовал генерал. — Если не очень занят, зайди, пожалуйста.

— С мыслями еще не собрался, Анатолий Васильевич, — ответил Дальнов, соображая, что прихватить из того, что получил от поездки в лагерь.

— Мысли сообща соберем. Аркадий Иванович поможет. Приобщим его к оперативной работе.

Ну, о приобщении, сдается, так, в шутку. Аркадий Иванович Загайнов — секретарь парткома управления. В недавнем прошлом — политработник Советской Армии. Пришел в органы госбезопасности два года назад, работал инспектором по кадрам. На очередной отчетно-выборной конференции избрали его в состав парткома, а там уже — секретарем. Загайнову за сорок, подкожные накопления не обошли его, даже обозначили второй подбородок. Теперь присущее ему добродушие выражалось более отчетливо.

Дальнов поздоровался и, следуя жесту генерала Ильина, устроился в кресле напротив Загайнова. У того аудиенция, по всей видимости, закончилась — поднялся.

— Я могу быть свободным?

— Как вам угодно. Если есть интерес к работе Павла Никифоровича, можно и остаться.

— Ко всей есть, а слушать отрывочно… Хотя… — будто вспомнив что-то, Загайнов кинул быстрый взгляд на Дальнова. — Хорошо, останусь.

Анатолий Васильевич поднялся из-за стола, снял пиджак, остался в идеально белой рубашке с короткими рукавами. Жаркое уральское лето давало о себе знать и в помещении. Устраивая пиджак на спинке стула, Анатолий Васильевич спросил Дальнова:

— Что дал Маклаков?

Дальнов сунулся было в палку, но Ильин остановил:

— Не надо. В двух словах.

— Показания развернутые. Назвал еще четырех из отряда Бишлера. Думаю, одного из них найдем.

— Отлично, — генерал припечатал свою оценку ладонью к крышке стола. — О том, что Новоселов с Ковалевым плотно вышли на Алтынова с Мидюшко, осведомлены?

Павел Никифорович в острой досаде сдвинул толстые с сединой брови. Ведь сказал же Орлов, что из Минска кое-что есть. Надо было к нему сначала. Моргай теперь. Помотал головой отрицательно:

— Нет, Анатолий Васильевич. Два часа как с поезда. Не видел материалов.

— Все материалы в следственном, у Орлова. Дальнейшие шаги по работе с ними и с теми, что привезли, обдумайте сами. А это… — генерал взял со стола переданную телефонограмму: — Это сообщение поступило вчера вечером.

Дальнов встал, принял документ, нетерпеливо пробежал текст в несколько строк:

«Интересующий вас Подхалюзин Николай Силантьевич, 1910 года рождения, осужденный по статье. 58-1 «б» УК РСФСР в июне 1945 года к 25 годам лишения свободы, отбывает наказание в сибирском лагере…»

По лихорадочному блеску дальновских глаз Анатолий Васильевич понял, что известие о здравии матерого преступника порадовало руководителя контрразведки. Сказал:

— Выносите постановление, этапируйте. Этого… Маклакова — тоже. Что касается Ковалева и Новоселова… Будет разговор с Минском, передайте ребятам мое удовлетворение.

Кабинет генерала Ильина Павел Никифорович покинул в приподнятом настроении. Подхалюзин отыскался, поездка в лагерь, где обитает приятель Подхалюзина по черным делам, сложилась удачно, Новоселов с Ковалевым добре пашут… Почему бы и не порадоваться?

Загайнов вышел от Ильина вместе с Дальновым. Шагая по коридору, коснулся его локтя:

— Пять минут найдешь для меня?

— Пять минут, — спросил в свою очередь Павел Никифорович, — не из бюрократического лексикона? Действительно — пять минут?

— Как только отомкну дверь, засеку на часах.

— Тогда найду, — с улыбкой согласился Дальнов. — Обязательно к тебе заходить? Ко мне — ближе.

Загайнов сунул руку в боковой карман, вытащил конверт, посмотрел — тот ли? — сказал:

— Можно и к тебе.

Увидев начальника, секретарь Роза оставила «ундервуд» в покое, поспешно ухватила папку, чтобы войти в кабинет следом за Павлом Никифоровичем и доложить утреннюю почту. Дальнов дружески придержал ее, завладел папкой, переложил туда сообщение о Подхалюзине.

— Потом зарегистрируешь, — и открыл обитую дерматином дверь, пропустил Загайнова.

Уже в кабинете Загайнов спросил:

— Замотался, Павел Никифорович?

— Замотался, комиссар. Какие-нибудь за мной грехи по партийной линии?

— Нет, хочу одно письмо показать.

Загайнов передал Дальнову извлеченный из конверта листок.

С расстояния вытянутой руки Павел Никифорович посмотрел на подпись. Каждая буква прописана отчетливо — Токидзе. Так расписываются люди, которые чаще пишут не на русском, а на родном языке. Надев очки, Дальнов прихватил нижнюю строчку:

«Не ленись, старик, пиши. Поклон тебе с Кавказских гор».

Загайнов счел нужным пояснить:

— Мурат Токидзе — прокурор Аджарской АССР. С фронта знакомы. Особист нашего артполка. Так что касаемое лично нас можешь опустить.

Павел Никифорович, раз уж доверили, опускать не стал ни слова и узнал много нового о секретаре парткома, отчего уважение к нему подогрелось, поднялось, как ртутный столбик. А вот последние строки удивили. Были они о Юрии Новоселове. Содержание знакомое — пересказ разговора Новоселова с председателем Верховного суда Аджарии. Ниже Токидзе давал собственный совет:

«Очень интересный у вас человек, этот Новоселов. Молодой джигит на скакуне. С чего вдруг приглянулась ему роль защитника? Не адвокат же — чекист. Щелкните-ка юношу по носу. На пользу и на добрую память. Председатель суда у нас тоже молодой, тоже с горячей кровью. Намерен официальную телегу в Свердловск накатать. Успокойте его, пожалуйста, организуйте должный ответ».

Дальнов возвратил письмо, сказал для начала:

— Приятно познакомиться с твоим однополчанином, — и потом уж раздумчиво: — Не понимаю только: за что же щелкать Юрия Максимовича? За товарищеский разговор во время обеда? Под впечатлением всего, что узнал о Сомове, еще не то скажешь… Честно говоря, тревогу Новоселова о парне разделяю. Сомов действительно не представляет опасности для общества. По-моему, возможен вариант и без изоляции.

— Не эгоцентризм молодости? — спросил Аркадий Иванович. — Дескать, вы, старики, наворочали в свое время, а мы вон какие душевно чуткие.

— Едва ли Новоселову придет такое на ум. Понимает, кто и почему ворочал, что их тень не упала и не упадет на подлинных чекистов. Что касается чуткости… Ценю это качество. В добрых намерениях всегда поддержу Новоселова.

Глаза Загайнова одобрительно улыбались.

— Как же с официальным ответом?

— Неужели из частного разговора деловая бумага родится? — удивился Дальнов и, подумав, махнул рукой: — Пусть пишет, ответим чем-нибудь. Вроде: «Партком разобрался, приняты соответствующие меры».

— Правдиво до безобразия, — засмеялся Загайнов.

— Но ведь так? — нажал Павел Никифорович. — Поговорили с тобой, разобрались… Соответственно выясненному и меры примем.

— Новоселов член партии?

— В институте еще вступил, — ответил Дальнов и спросил: — К Анатолию Васильевичу ты с этим письмом ходил?

Загайнов укоризненно посмотрел на Павла Никифоровича:

— С письмами фронтовых друзей к начальству не ходят. Генерал — член парткома. Об очередном собрании говорили.