Крупнейшие государственные деятели первой половины столетия

Ласаро Карденас (1895–1970). В мексиканской историографии и в исследованиях целого ряда авторов других стран существует несколько различных взглядов на периодизацию Мексиканской революции: 1910–1917 гг., с 1910 до наших дней, 1910–1940 гг. Обоснование нижней границы последнего варианта во многом связано с годами правления Ласаро Карденаса (1934–1940).

Он родился в маленьком городишке Хикильман де Хуарес, что в 315 км в Мехико, в небогатой семье. Этот человек, прошедший труднейшую школу жизни и познавший сполна все тяготы, выпавшие на долю простого люда, став президентом, начал последовательно выполнять статьи 27 и 123 конституции.

Опираясь на них, Карденас частично национализировал железные дороги (1937 г.), а затем собственность иностранных нефтяных компаний (1938 г.). Основным направлением его внутренней политики было проведение аграрной реформы. Весьма характерно, что одним из главных аргументов для ее реализации, президент использовал слова знаменитого борца XVI в. за права индейцев Бартоломе де Лас Касаса: “Индейцы не могут быть спасены до тех пор, пока им не будет возвращена земля”. Для Мексики эта проблема была чрезвычайно актуальной, так как в конце XIX — начала XX в. большинство индейских общин (эхидо) было разорено. О масштабах и темпах проведения аграрной реформы может красноречиво свидетельствовать такой факт: только 2 мая 1935 г. землю получили 36 856 глав семейств, им было выделено 552 936 га[579]. В целом же за этот период с 1920 по 1940 г. в Мексике “практически исчез класс старых местных и иностранных землевладельцев, располагавших от 60 до 70 % национального богатства”[580]. Наиболее радикальными в этом отношении были аграрные преобразования, проведенные Л. Карденасом.

Система реформ и взглядов на национальные проблемы, известные в историографии под названием “карденизм”, включала также целый ряд аспектов, связанных с политической реорганизацией общества. К ним прежде всего следует отнести смену акцентов по отношению правительства к роли рабочего класса и крестьянства. Карденас решил их сделать своими союзниками. В преобразованной в 1938 г. правящей партии (партия Мексиканской революции) они наряду с мелкой и средней буржуазией составили основу ПМР. Некоторые исследователи заговорили даже о социализме Карденаса, но президент был весьма далек от социализма и разделял лишь идею “мексиканского социализма”, перспективы которого, правда, видел только в отдаленном будущем.

Жетулиу Варгас Дорнелис (1883–1954). Мировой экономический кризис 1929–1933 гг. потряс и политические устои многих латиноамериканских стран. В 1930 г. пали правительства Боливии, Перу и Аргентины. Колумбийские консерваторы, до этого в течение 40 лет удерживавшие власть, уступили ее либералам. Огромные изменения произошли в Бразилии. “Либеральная революция” 1930 г. положила конец власти олигархии в этой стране и предопределила почти на четверть века доминирующую роль в ее политической жизни Ж. Варгаса, губернатора штата Риу-Гранди-ду-Сул.

Он родился в семье потомственного гаучо в бразильской пампе, и, по словам колумбийского историка Хермана Арсиньегаса, “мог, приложив к земле ухо, слушать как растет трава”[581]. Однако ему не суждено было стать ни скотоводом, ни земледельцем. Университет, профессия юриста, политическая карьера (депутат Национального конгресса, министр финансов, губернатор) — таковы основные вехи жизни Варгаса до 1930 г.

Для него как политика характерно использование основных приемов латиноамериканского популизма, отвергающего как либеральные, так и марксистские ценности и направленного на парализацию социально-политической активности рабочего класса посредством приобщения его к сотрудничеству с правящим режимом. “Старые политические формулы — говорил он в 1931 г. — защищавшие права человека, теряют свою силу. Вместо индивидуализма, синонима чрезмерной свободы, и коммунизма, новой разновидности рабства, должно быть отдано предпочтение более совершенной координации всех инициатив в масштабе государства и признание классовых организаций как соучастников административного управления”[582].

Он был верен этому выбору во внутренней политике и последовательно проводил его в жизнь, навязывая свои патерналистские формулы и оставаясь прагматичным, жестким, бескомпромиссным в отношениях с теми, кто привел его к власти, с лидерами национальной буржуазии, объединенными в Либеральный Альянс. В 1934 г. он все еще зависит от них, они должны его “избрать”, скорее назначить, президентом — и они это делают. Они провозглашают новую конституцию, и он поддерживает ее до поры до времени.

Фактически установленная в 1930 г. военная диктатура Варгаса вызывала недовольство самых разнообразных социальных сил бразильского общества. Стачечное движение, восстание гарнизона в г. Ресифи, мятеж крупных землевладельцев в штате Сан-Паулу, другие формы протеста вынуждали Варгаса прибегать и к полицейскому террору и к более жестким способам подавления противников его режима. В 1935 г. под эгидой компартии была создана Унитарная конфедерация профсоюзов Бразилии (300 тыс. человек). В том же году Луис Карлос Престес возглавил Национально-освободительный альянс, объединивший оппозиционные силы от коммунистов до левых либералов (1 млн человек).

В этой ситуации Варгас пошел на крайние меры. 10 ноября 1937 г., существенно укрепив к этому времени свои позиции, он заявляет: “Конституция 1934 г. мертва! Да здравствует Конституция 1937 г.” Это уже только его конституция, конституция провозглашенного им “Нового государства”. Сам Варгас стал именоваться не иначе как “руководителем нации”. Он разогнал конгресс, запретил все политические партии (ранее уже был запрещен Национально-освободительный альянс), были объявлены незаконными все профсоюзы, кроме корпоративных, запрещались забастовки.

Конституция 1937 г. существенно увеличивала президентские полномочия и сокращала парламентские, а также автономию штатов. По существу “Новое государство” и его Основной закон были созданы под влиянием фашистской идеологии, исходя из принципов корпоративного государства. Однако это не сказалось на позиции Бразилии в годы второй мировой войны: уже в начале 1942 г. она объявила войну “державам оси”.

Варгас был горячим патриотом и понимал, что великую Бразилию можно было создать в тех исторических условиях только с помощью иностранного капитала. Однако попытки привлечь его в страну и при этом ограничить корыстные интересы зарубежных монополий и национальных предпринимателей встретили резкое противодействие со стороны как бразильской крупной буржуазии, так и, главным образом, США. Результатом такого противодействия стали государственные перевороты (1945 и 1954 гг.) и неожиданное для многих бразильцев самоубийство Варгаса в августе 1954 г.

Хуан Доминго Перон (1896–1974). В соседней Аргентине огромное влияние на политическую жизнь страны с начала 40-х годов в течение нескольких десятилетий оказывал Хуан Перон. Впрочем, использование прошедшего времени в данном контексте абсолютно неправомерно, ибо перонизм по-прежнему чрезвычайно популярен в этой стране, о чем свидетельствуют победы на президентских выборах в конце 80-х и в 90-е годы его лидера Карлоса Менема. Что же предопределило огромную популярность Перона и основанного им идейно-политического течения?

Началом восхождения Перона на олимп власти можно считать 1930 г., когда армейские части, возглавляемые генералом Хосе Феликсом де Урибуру, свергли президента страны Ипполито Иригойена. Работавший тогда в генеральном штабе Перон оказался среди мятежных войск. Затем он был личным секретарем министра обороны, профессором военной истории, военным атташе в Чили и, наконец, в 1943 г. стал вице-президентом Аргентины.

Для Аргентины 20-40-х годов характерно значительно большее по сравнению с другими латиноамериканскими странами полевение масс, выражавшееся в более зрелом и массовом рабочем движении и в существенном влиянии Коммунистической партии на политическую жизнь страны. Огромная роль СССР в победе над фашизмом в годы второй мировой войны еще сильнее усилила оба этих фактора.

После победы на президентских выборах 1946 г. Перон решил противопоставить упомянутым выше тенденциям политику, в основе которой лежала бы гармония труда и капитала. Другим важнейшим направлением его внутренней политики стало создание, по его словам, здоровой экономики, свободной “от иностранного капитализма и мировых экономических гегемоний”.

«Мы были кругом в долгах, — говорил Перон. — Все богатства страны находились в руках иностранцев: железные дороги, суда, импорт и экспорт, банки… Тогда я задавал вопрос: “Хорошо, чем же я управляю?…” — “Ничем”, — ответили мне. Я был настоящим безумцем, собираясь произвести экономическую революцию при таком положении вещей»[583].

Тем не менее он ринулся в этот омут противостояний и конфликтов. За годы пребывания у власти (1946–1955) ему удалось сделать многое: выкупить у англичан 47 тыс. км железных дорог, погасить внешний долг, выкупить воздушный флот, телефонные и газовые кампании, поставить под контроль внешнюю торговлю и распределение валюты. Весьма дальновидной была его политика в рабочем вопросе. Говоря о тактике своих политических противников из Демократического союза, он отмечал: “Они защищают капиталистическую систему…пренебрегая интересами рабочих, хотя и делают им небольшие уступки. В то же время мы защищаем положение рабочего и считаем, что только резко увеличив его благосостояние и участие в управлении государством и в трудовых отношениях, можно будет ожидать, что выживет капиталистическая система свободной инициативы, т. е. то хорошее, что она имеет по сравнению с коллективистскими системами”[584].

Взгляды Перона на характер национального развития, его социальную опору и движущие силы, на его специфику нашли отражение в хустисиалистской[585] доктрине, созданной им на основе национальных течений 30-х годов (католический национализм и радикальный мелкобуржуазный национализм) и основных постулатов национал-реформизма (надклассовый характер государства, социальная гармония, классовое сотрудничество, антиимпериализм).

В 30-40-е годы Перон находился под определенным влиянием фашистской идеологии и лозунг Б. Муссолини “Ни Москва, ни Уоллстрит” был очень близок ему и стал своеобразным идеологическим ориентиром в поисках “третьего пути”. Известный “благосклонный нейтралитет” Аргентины в годы второй мировой войны и объявление войны “державам оси” в самом ее конце во многом связаны не только с рядом экономических и демографических факторов (Германия — один из главных торговых партнеров, большая немецкая диаспора — 237 тыс. чел.), но и с прогерманской позицией наиболее влиятельных аргентинских политиков, в том числе и самого Перона.

Говоря об “эпохе” Перона нельзя не сказать об огромной роли, которую играла во всех проводимых им преобразованиях в 40-х — начале 50-х годов его жена Ева Перон. Иногда в историографии их политический дуэт даже называют “двуглавым правлением”.

У Перона было довольно много и весьма могущественных противников, среди них иностранные компании и стоявшие за ними высокоразвитые государства, местное духовенство, бывшее в первые годы правления союзником, а после ущемления его некоторых интересов, ставшее непримиримым противником, армия, для которой были характерны те же колебания. Отдельные аспекты, а порой и всю перонистскую модель развития внутри страны не разделяли радикалы, социалисты и коммунисты.

Перон оказался примерно перед той же дилеммой, что и Варгас: или идти на уступки своим оппонентам внутри и вне страны, или продолжать ту же политику реформ в рамках “экономического национализма”. Он выбрал второе и, как следствие этого, 16 октября 1955 г. в стране произошел государственный переворот. Перон вынужден был эмигрировать в Парагвай, заявив там, что перонистская партия только “расседлала коня в ожидании рассвета”.