2. Персия в XIX веке

В XIX веке территория Персии была фактически поделена между Российской и Британской империями. Страны постоянно находились в состоянии дипломатической войны за контроль над этой территорией. Это противостояние было обусловлено тем, что именно с Персии началась «большая игра» между Россией и Британией за владычество в Азии. Началась она после поражения Персии в Русской-персидской войне 1804–1813 годов. По Гюлистанскому мирному договору, подписанному в Карабахе 12 октября 1814 года, Персия признала вхождение в состав Российской империи Восточной Грузии и Северного Азербайджана, Имеретии, Гурии, Менгрелии и Абхазии, а Россия получила исключительное право держать военный флот на Каспийском море. Естественно, такое усиление России в Азии очень обеспокоило британцев.

В 1826–1828 годах началась очередная русско-персидская война, в которой победу вновь одержала Российская империя. На этот раз условия мирного договора, получившего название «Туркманчайский мир», были жестче. По данному мирному соглашению Персия подтверждала все условия Гюлистанского мирного договора 1813 года и признавала переход к России части Каспийского побережья до реки Астара в Восточной Армении. Кроме того, персидский шах обязывался выплатить России контрибуцию в размере 20 миллионов рублей. Все это позволило России считать персидских шахов фактически своими вассалами.

Значительное влияние Российской империи к началу второй половины XIX века объясняется не только военными успехами в противостоянии в ходе Русско-персидской войны, завершившейся в 1828 году, но и влиянием на ситуацию российского посланника Александра Сергеевича Грибоедова. Дипломатическая миссия под его руководством была направлена в Тегеран ко двору шахиншаха Фатха-Али для принуждения к выплате положенной по договору контрибуции. Другой задачей, решением которой он руководил в Персии, был розыск, принуждение к выдаче и организация отправки на родину пленных, захваченных во время войны.

Работая по первому вопросу, он демонстрировал серьезный дипломатический талант. С одной стороны, еще до прибытия в столицу Персии в беседах с сыном шахиншаха и правителем Тавриза Аббасом-Мирзой он проявлял непреклонность. Результаты описывал он сам в депешах: «Аббас-Мирза отдал нам в заклад все свои драгоценности, его двор, его жены отдали даже бриллиантовые пуговицы от своих платьев. Словом, крайность выше всякого описания». За этими рассказами следовали предложения быть разумными, заменив денежные выплаты поставками местных товаров на такую же сумму. Подобные варианты обсуждались, очевидно, и с персидскими чиновниками, благодаря чему Грибоедов прослыл человеком разумным.

А вот вопрос о возвращении пленных стал, как предполагается, причиной истребления всей русской миссии. Некий Мирза-Якуб, выходец из Армении, явился к русскому посланнику с намерением вернуться на Родину. Мужчина оказался казначеем и главным евнухом шахского гарема, то есть человеком, осведомленным о многих дворцовых тайнах. По одной из версий, именно для предотвращения появления у русских такого источника информации и была инициирована атака на посольство.

В конце января 1829 года толпа, подстрекаемая представителями исламского духовенства, которые, вероятно, были подкуплены британскими агентами, ворвалась на территорию миссии. В неравном бою все находившиеся здесь люди были буквально растерзаны. Впоследствии тело Грибоедова удалось опознать лишь по специфической травме пальца.

Шахиншах поспешил уверить официальный Петербург в непричастности властей к беспорядкам, даже предложил «объявить войну Турции», если это доставит русскому императору удовольствие. Также он приложил определенное рвение к поимке виновных. Согласно донесениям из Тегерана, наказание, в том числе смертью, увечьем или изгнанием, понесли представители 1500 местных семейств. В Петербург была направлена дипломатическая миссия во главе с внуком шахиншаха Хозров-Мирзой. В знак примирения Николаю I был преподнесен алмаз «Шах» «необычайной величины», что в ювелирном эквиваленте выражалось весом в 88,7 карата.

С политической же точки зрения, как бы цинично это ни звучало, убийство Грибоедова и истребление российской дипломатической миссии послужило дальнейшему укреплению персидско-российских отношений. Например, когда в мае 1873 года шахиншах Наср ад-Дин, побывав в Петербурге и ознакомившись с военным искусством русских казаков, попросил помощи в организации на территории Персии казачьей бригады по этому образцу, Александр II дал свое согласие.

Кстати, просьба эта была не просто актом вежливости и дипломатии: на тот момент у Персии не было своей регулярной армии. Так или иначе, но вскоре в Персию прибыл полковник Генштаба Алексей Иванович Домантович «с несколькими отобранными им урядниками Кубанского войска – виртуозами в джигитовке, стрельбе и владении холодным оружием. Согласно шахскому указу, 1 июля 1879 г. в Персии была сформирована Персидская казачья Его Величества шаха бригада, командиром которой назначался полковник Домантович. При этом последний оставался на русской службе и регулярно отправлял в Россию отчеты о своей деятельности»[105]. Казачья бригада постепенно росла: 1884 году в ее составе появилась артиллерийская батарея, позднее – пехота. В 1916 году бригада была расширена до дивизии.

В годы революции дивизия встала на сторону Белого движения и противодействовала десанту большевиков, высадившемуся в Персии в конце 1917 года. С 1918-го дивизия содержалась за счет британской военной миссии, последним ее командующим, сместив российского генерала, стал Реза-хан, будущий шах Ирана, который начал свою военную карьеру как рядовой Персидской казачьей бригады и дослужился до генерала. Сама же дивизия была окончательно расформирована в 1920 году. Однако она сыграла значительную роль во внутренней политике Персии и подавлении восстаний.

Впрочем, в целом российская дипломатия того времени предпочитала говорить с персами с позиции силы. Тогда как Британия действовала несколько тоньше. По сути, Англия на тот исторический период контролировала всю персидскую финансовую систему. Монопольное право на выпуск банкнот тем же шахиншахом Наср ад-Дином было отдано «Имперскому банку Персии», британскому банку, основанному в 1889 году Рейтером, по совместительству основателем информационного агентства Reuters, который, что очевидно, стал проводить политику в интересах британской короны.

Полномочия у «Имперского банка» были самые широкие: он получил право на эмиссию банкнот, монополию на поставку серебра для чеканки монеты, право эксплуатации железных, медных, свинцовых, каменноугольных копей, месторождений нефти, ртути, марганца и асбеста в Персии. Все эти финансовые и промышленные операции стали возможны благодаря усилению британской дипломатической миссии в Персии. В октябре 1887 года посланником в Иран был назначен сэр Генри Друммонд Вольф, опытный дипломат, имевший опыт не только работы по «азиатскому направлению», но и по противостоянию российским интересам.

Вольф был активным сторонником политики премьер-министра Бенджамина Дизраэли, который полагал, что «право британцев выше прав человека» и ходатайствовал за первенство Британии везде, где это только возможно. Он же принимал активное участие в снижении влияния России после заключения Берлинского трактата в том же 1887 году, и его же силами Британия усилила влияние в Восточной Румелии, отошедшей по трактату Болгарии. Этот британский дипломат, по свидетельствам историков, верил в то, что во главе всего стоит экономика, а политика и дипломатия являются только средствами для достижения экономических результатов[106].

Что касается Ирана, то именно Вольф настоял на том, чтобы шахиншах опубликовал воззвание, гарантировавшее неприкосновенность частной собственности. Что и произошло в 1888 году. Естественно, в первую очередь эта неприкосновенность распространялась на концессии европейских держав. И она была важна, поскольку хоть как-то закрепляла статус концессий, которые, в отличие от китайских, были привязаны не столько к территории, сколько к конкретным коммерческим предприятиям и экономической деятельности оных. Грубо говоря, если в Поднебесной западные коммерсанты жили по принципу «где поселили, там и торгую», то в Персии – «где торгую, там вроде бы и живу».

Помимо этого, Британия активно вступала в концессии, связанные с допуском иностранных судов и организацией судоходства на реке Карун – единственной судоходной артерии, ведущей вглубь страны из Персидского залива. Однако Россия, помимо присутствия в Персии в лице казачества, имела и свои экономические представительства в Иране. Крупнейшим российским предприятием в Персии той поры было «Товарищество Южно-Каспийских рыболовных промыслов Г. С. Лианозова». Промыслы охватывали все иранское побережье Каспия. Основной доход шел от добычи, переработки и реализации «серой» зернистой икры осетровых пород в Центральной России и Западной Европе. «Икорные дома Лианозова и Ко» были открыты в Петербурге, Москве и Париже. В общем, Россия, как всегда, ограничилась добычей ресурсов и реальным производством с военной поддержкой «сателлиту».

Что же касается британской экономической экспансии, то здесь все было несколько интереснее и не обходилось без политических эксцессов с криминальным уклоном. Показательна в данном случае история с персидским послом в Лондоне, Мельком-ханом Наземом ол-Молком, который предложил некоему Бузье де Кэрдоелу монополию на организацию лотерей в Персии. Учитывая тот факт, что речь шла об организации азартной игры в шиитской стране, в общем, понятно было, что либо предприятие обречено на провал, либо это афера. И верными оказались сразу оба варианта.

Для продвижения лотереи в Персии в 1889 году была создана Персидская инвестиционная корпорация, акции которой продавались всем желающим. Но, не просуществовав и года, она была закрыта по распоряжению персидских властей. Аннулирование «лотерейной концессии» принесло Мельком-хану 40 тысяч фунтов. После того как инициатор аферы с персидской стороны был выявлен, Мельком-хан отправил часть средств в казну Персии. Что характерно, сумма этой контрибуции в публичных источниках не упоминается.

Тем не менее персидский посол решил разыграть «многоходовую дипломатическую комбинацию». После отправки части полученных через «лотерейную аферу» денег он начал угрожать шахиншаху тем, что тысячи акционеров подадут на него в суд. Более того, он развернул публичную медийную кампанию в Лондоне, начав издавать газету «Канун», в которой обличал шахский режим, кроме прочего, за зависимость от Российской империи. Британцы охотно подхватили эту тему уже в своих интересах, инициировав и иные публикации подобного рода[107].

Информационная кампания, правда, в отсутствие информационного общества, не задалась. Претензии действительно имели место, но не в адрес шахиншаха, а в адрес самого посла. Он был немедленно лишен дипломатического статуса и оказался в британском суде, который, впрочем, учел в вердикте, что мошенник имел этот иммунитет в прошлом, и не стал его наказывать. И здесь нужно оговориться еще и о личности Мельком-хана. Это не был рядовой коррупционер или аферист недалекого ума. Он являл собой действительно представителя научной, политической и творческой элиты Персии: философ, поэт и драматург, талантливый политик, образованнейший человек своего времени и своей страны. Но таков был менталитет тогдашних персидских элит, которые вели государство из состояния краха в состояние провала в абсолютную бездну, заботясь, при всей своей воспитанности и образованности, не столько о наследии империи, сколько о личном обогащении. Забегая вперед, стоит отметить, что у них получилось.

Персидский двор в связи с этим предприятием высказал свое недовольство в адрес британского посла в Персии, Генри Друммонда Вольфа. Позиции британского дипломата при иранском дворе пошатнулись. Но окончательно он потерял всякие карьерные перспективы из-за так называемой «табачной аферы». Вольф, будучи убежденным «политическим экономистом», добился для майора британской армии Джеральда Тальбота монополии на производство и продажу табака. Однако британское предприятие не состоялось, поскольку Российская империя в интересах синдиката армянских купцов, русских подданных, заставила шахиншаха отменить эту монополию, выплатив британским концессионерам серьезную компенсацию.

Более того, Российская империя все время выступала на рынке Персии как самый строгий и последовательный сторонник рыночной экономики и конкуренции, противодействуя британскому торговому монополизму. Правда, тоже, в общем-то, политическими методами. Россией была создана сеть тайных агентов, которые работали как с двором, так и с народными массами. Эта же агентурная сеть во многом и пролоббировала отмену британской монополии на табак.

Вскоре антитабачное лобби приобрело политический и всеобъемлющий характер. «В 1892 году ведущие муджтахиды подали шаху прошение против монополии, утверждая, что Коран запретил мусульманам быть под влиянием неверующих. Они “изумлены тем, что Монарх Персии распродает кафарам целое государство мусульман, уподобляя их рабам”. В петиции шаха просили воздержаться от нововведений и не подчинять Веру губительным изменениям. Его подданные готовы пожертвовать своими жизнями и имуществом во исполнение его приказов, но не согласятся на подчинение монополии. Мусульмане предпочтут умереть, чем быть в рабстве у кафаров. Это была не пустая угроза. На протяжении осени и зимы (1891 года) почти ежедневно возникали мятежи в провинциях и даже в самой столице»[108].

Примечательно, что протест, организацию которого приписывают российской дипломатии, считается в Иране до сих пор важным моментом единения народа в интересах страны. День антитабачной фетвы отмечается 14 мая как национальный праздник, в память о фетве, выпущенной Мирзой Хасаном Ширази, в которой он приравнял курение к «войне против скрытого имама Махди». В общем, к этакому «сатанизму» с точки зрения ислама. Однако все это не помешало отменить запрет на курение после отмены монополии, что говорит о скорее политическом и экономическом факторе, нежели религиозном.

Как уже было упомянуто выше, крах «табачной аферы» Тальбота послужил отстранению от должности и отзыву Вольфа. Однако Британская империя ни в коей мере не закончила таким образом притязания на Персидский регион. В 1895 году представителем Британии в Персии стал Мортимер Дюранд, который долгое время работал в Индии на различных должностях и великолепно знал местный менталитет, а также бегло говори на фарси. Он также был сторонником британского подавляющего влияния, как и Вольф, но более разностороннего, в том числе, военными и политическими методами.

В первой же своей записке в МИД Дюранд дал целый ряд рекомендаций, как укрепить влияние Британии – например, наладить связь с северными «дикими племенами». Судя по всему, с персидскими курдами, которые жили на границе с Османской империей и активно ею использовались в своих интересах и против Ирана. Также под категорию «северных варваров» подпадали «азери» – азербайджанцы, сохранившие кочевой образ жизни. Они могли быть использованы Британией равно как стабилизирующий, и дестабилизирующий фактор, в зависимости от текущей конъюнктуры.

Помимо этого, Дюранд рекомендовал наладить связи с духовенством, лидерами торговцев, причем не только в столице, но и в крупных городах. Этот инструмент использовался впоследствии, чтобы контролировать ситуацию в 1901–1902 годах, когда духовенство со сходными лозунгами («не допустить рабства мусульман перед неверными») противостояло масштабному займу, взяв который у России шахиншах упрочил бы свою зависимость.

Дюранд довольно точно описал и интересы России в Персии, когда заявлял: «Логика фактов доказывает, Россия приобретет господство на севере». Эта пресловутая логика через 10 лет легла в итоге в основу российско-британского договора по разделу сфер влияния в регионе[109]. И, в общем, для Персии в этом контексте наступили совсем «тяжелые времена», хотя, нужно отдать иранцам должное, именно в этот период в стране стало расти национальное движение, которое выступило за конституцию и продавило ее введение, параллельно сформировав и меджлис, законодательную власть государства.