6. Япония и Советская Россия

Революционные события в России кардинально изменили отношение к нашей стране бывших союзников, в том числе и Великой Японской империи. В 1918 году Япония предприняла масштабную интервенцию на российский Дальний Восток. Официально интервенция проводилась как акция помощи правительству Российской империи в рамках Первой мировой войны. Тщательный подбор идеологического обоснования подобных операций, как ранее в Корее и Китае, был важной особенностью политики Японии. Вот только введены войска были незадолго до Парижской мирной конференции, а после Версальского мирного договора так и не были выведены. Современные, в том числе и японские, историки называют эту операцию не иначе как Сибирской войной.

Эта кампания носила широкий размах, на Дальний Восток вошли 11 японских дивизий, в составе которых было 70 тысяч солдат и офицеров. При этом сами военные действия со стороны японцев периодически носили откровенно жестокий, садистский характер. Часты были карательные операции против мирного населения. В книге Игоря Латышева «Как Япония похитила русское золото» приводятся следующие примеры этих бесчеловечных действий: «В Приамурье в деревнях Мажаново и Сохатино массовая кровавая расправа с жителями этих деревень, не пожелавшими далее терпеть бесчинства японской военщины и поднявшими мятеж против своих угнетателей. Прибывший в эти деревни 11 января 1919 года карательный отряд по приказу своего командира – капитана Маэда расстрелял всех находившихся в этих деревнях жителей, включая женщин и детей, а сами деревни были сожжены дотла»[173].

И это был не единичный случай, уже в марте того же года «командующий 12-й бригадой японской оккупационной армии в Приамурье генерал-майор Сиро Ямада издал приказ об уничтожении всех тех сел и деревень, жители которых поддерживали связь с партизанами. Во исполнение этого приказа, как подтверждают японские историки, в марте 1919 года были подвергнуты “чистке” следующие села и деревни Приамурской области: Круглое, Разливка, Черновская, Красный яр, Павловка, Андреевка, Васильевка, Ивановка и Рождественская»[174].

В конце того же месяца «село Ивановка, как сообщается в японских источниках, было неожиданно для его жителей окружено японскими карателями. Сначала японская артиллерия обрушила на село шквальный огонь, в результате чего в ряде домов начались пожары. Затем, на улицы, где метались с плачем и криками женщины и дети, ворвались японские солдаты. Сначала каратели выискивали мужчин и там же на улицах расстреливали их или закалывали штыками. А далее оставшиеся живыми были заперты в нескольких амбарах и сараях и сожжены заживо. Как показало проведенное впоследствии расследование, после этой резни было опознано и захоронено в могилах 216 жителей села, но кроме этого большое число обуглившихся в огне пожаров трупов так и осталось неопознанными. Сгорело дотла в общей сложности 130 домов»[175].

Интересно и то, что японские военные не скрывали, а, напротив, максимально широко освещали свою карательную деятельность: «В заявлении, опубликованном на следующий день в местной печати генерал-майором Ямадой без обиняков писалось о том, что всех “врагов Японии” из числа местного населения “постигнет та же участь, что и жителей Ивановки”»[176]. Восточная Сибирь и Дальний Восток стали для Японии источником ресурсов, леса и рыбы. Конфисковались и вывозились железнодорожные вагоны, речные и морские суда военного и гражданского назначения, оборудование и ценности.

Японцы вступили в контакт с белогвардейскими генералами. Вывезший в Омск часть царского золотого запаса адмирал Колчак намеревался закупить в Японии оружие и обмундирование, для чего направил туда часть этого золота стоимостью около 30 миллионов царских рублей. Когда уже должна была произойти поставка товаров, в январе 1920 года Колчак был разбит. «Залог» остался в хранилищах Токийского банка. С более мелкими белогвардейскими группами японцы работали иначе. Они, по сути, финансировали и материально обеспечивали эти военизированные формирования, контролируя их фактически напрямую. Это имело и свой политический смысл, поскольку, поддерживая белогвардейские подразделения, японская армия создавала видимость легитимности своей, по сути, интервенции на Дальний Восток.

«Япония не была заинтересована в сохранении целостности России и проводила политику создания в оккупированных ею районах Сибири, Забайкалья, Приамурья и Приморья нескольких сепаратных военных режимов во главе с переметнувшимися на японскую сторону и действовавшими по японской указке некоторыми из белогвардейских генералов и казачьих атаманов. Таковыми были в частности: Семенов, Хорват, Калмыков, Гамов и другие. Вот что писал впоследствии об этой братии один из видных членов колчаковского правительства Г. К. Гинс: “Отряды Семенова и Калмыкова, составлявшиеся из самых случайных элементов, не признавали ни права собственности, ни закона, ни власти. Семенов производил выемки из любых железнодорожных складов, задерживал и конфисковал грузы, обыскивал поезда, ограбляя пассажиров. Отряд Калмыкова специализировался, главным образом, на грабежах… Несмотря на это, японская военная миссия все время оказывала денежную и материальную помощь атаманам”»[177].

При этом опосредованно японцы помогали в укреплении Дальневосточной республике Колчака, квазигосударственному образованию, которое появилось после ряда побед адмирала на Дальнем Востоке при поддержке части российских эсеров и меньшевиков из так называемого иркутского Политцентра. Что интересно, некоторое время наличие ДВР устраивало все стороны конфликта, в том числе и советское правительство, которому нужно было «буферное государство» для нормализации отношений с Европой и США. Эти державы, в свою очередь, были заинтересованы в ограничении японской экспансии. А Япония, уже получившая от оккупации значительные ресурсы и не настроенная распылять силы на фоне внутренних проблем и «рисовых бунтов», также была рада созданию государства с режимом наибольшего благоприятствования для себя.

Таким образом, «6 апреля 1920 года на съезде в Верхнеудинске (ныне Улан-Удэ, столица Бурятии) провозгласили Дальневосточную республику, ДВР, – формально независимое от Москвы многопартийное “демократическое государство” без какого-либо социализма в экономике». В Москве многие из партийного руководства откровенно не поняли такой лояльности Ленина к ДВР, и поэтому в декабре 1920 года пришлось публично объяснять свою позицию. По словам Ленина, «Дальний Восток, Камчатка и кусок Сибири фактически сейчас находятся в обладании Японии, поскольку ее военные силы там распоряжаются… Обстоятельства принудили к созданию буферного государства – в виде Дальневосточной республики, и мы прекрасно знаем, какие неимоверные бедствия терпят сибирские крестьяне от японского империализма, какое неслыханное количество зверств проделали японцы… Но тем не менее вести войну с Японией мы не можем и должны все сделать для того, чтобы попытаться не только отдалить войну с Японией, но, если можно, обойтись без нее, потому что нам она сейчас непосильна».

Параллельно ДВР поддерживали и западные державы, не заинтересованные в расширении Японской экспансии. По сути, договор с Британией и США на Вашингтонской конференции грозил Японии изоляцией. А потому под давлением империя вывела свои войска из Приморья. И уже 25 октября 1922 года войска Народно-революционной армии вступили во Владивосток. Параллельно рабочие ДВР, сагитированные советским пропагандистами, вышли на демонстрации с требованием о вхождении ДВР в РСФСР. В итоге Народное собрание ДВР, сформированное по многопартийному принципу, заявило о самороспуске. Командование НРА ДВР 14 октября 1922 года обратилось во ВЦИК с просьбой о включении в состав Советской Республики, и эта просьба была удовлетворена уже на следующий день, 15 октября. ДВР вошла в Советскую Россию в качестве Дальневосточной области.

Помимо этого, на мирной конференции в Вашингтоне тремя многосторонними договорами Соединенным Штатам удалось затормозить японскую экспансию в бассейне Тихого океана и в Китае, а также установить принцип паритета с флотом Великобритании, не прибегая при этом к дорогостоящей гонке вооружений. Договор этот, однако, не способствовал сокращению японского флота, а, напротив, стимулировал процессы модернизации имперского ВМФ. Теперь Япония строила больше подводных лодок и малых, «гидроавианосцев» (беспалубных кораблей, с базирующимися на них гидросамолетами), с системами прицеливания и управления огнем, позволяющими при меньшем тоннаже нанести больший урон потенциальному противнику. Одновременно данный договор был расценен японскими элитами как предательство со стороны многолетнего союзника, США.

Еще одним фактором, способствовавшим росту антиамериканских настроений в Японии, стала Великая депрессия, оказавшая негативное влияние на экономику страны, ориентированную на переработку ресурсов извне и продажу готовой продукции (часто сомнительного качества). Не разбирающиеся в тонкостях биржевой игры граждане Японии поняли это так, что американцы что-то сломали и потому ситуация ухудшилась. Экономические проблемы стимулировали в Японии рост ячеек подпольных коммунистических партий. Что, естественно, очень сильно не понравилось японским правящим кругам. А потому в 1925 году (последний год демократии Тайсе), одновременно с законом о предоставлении избирательного права всем мужчинам старше 25 лет и введением пакета мер по защите прав трудящихся, была принята и еще одна, противоположная по значению, норма – закон о сохранении мира и учреждении специальных полицейских сил для борьбы с «опасными мыслями». Эту систему конкретизировали уже при императоре Хирохито, объявив преступлением призывы к отмене частной собственности и изменению конституции.

Япония, как и говорилось выше, по итогам Первой мировой войны вошла в «клуб» великих держав, а также в Лигу Наций, где попыталась дополнительно закрепить свои права. Делегаты Японии на одном из заседаний Лиги попытались внести в устав организации предложение о равенстве рас.

«Принцип равенства рас, являющийся ныне одной из основ “политической корректности”, в начале века отнюдь не был общепризнанным. Против него единодушно выступили делегации Британской империи, включая доминионы и Индию, и США. Роль “плохого следователя” сыграл борец за “белую Австралию” премьер Билли (Уильям) Хьюз, более всего озабоченный собственным политическим будущим в преддверии выборов, – совсем как Ллойд Джордж в начале 1919 г., когда требовал “повесить кайзера”. Лидеры этих стран видели в предложении Токио подвох – попытку устранить существующие ограничения на иммиграцию японцев. Действительно, оно не было проявлением чистого альтруизма, но преследовало более глобальные цели, нежели разрешение иммиграционного вопроса. Япония хотела сделать свое вхождение в клуб великих держав, объединенных не только цивилизационной и культурной, но и расовой общностью, окончательным и бесспорным, чтобы никто более не смел поминать про “желтую опасность” и тем более про “макак”. Проще говоря, она хотела признания равенства японцев с англичанами, но не китайцев с японцами, поэтому китайская делегация, послушная протежировавшим ей американцам, предложение не поддержала – в отличие от Франции и Италии. Поначалу японцы рассчитывали на туманные обещания “полковника” Хауза и верность Лондона англо-японскому союзу, однако их надежды оказались тщетными. Предложение получило большинство голосов, но при имевшемся условии единогласного принятия решений было отклонено»[178].

Все это европейское и американское давление на Японию, постоянные попытки ограничения ее внешней политики и экспансии самым болезненным образом затрагивали национальную гордость как простых жителей, так и политиков Страны восходящего солнца, многие из которых были, напомним, военными. И все эти проблемы во многом предопределили ту сторону, на которой Япония выступила во Второй мировой войне. Но до этого предстояло произойти еще ряду ключевых политических событий в жизни Страны восходящего солнца.