Вендетта по-прокурорски

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

— Этот майор, который нас допрашивал, редкая была сволочь… — говорит Богдан Сущик, бывший замкомандира самоходно-артиллерийского дивизиона по политической части Псковской десантной дивизии, которого судят теперь заочно за участие в событиях 1991 года.

Точнее будет сказать — за то, что 25 лет назад он, как и другие его сослуживцы, дал настолько честные показания, насколько мог. Никто же не предполагал, что новая, «демократическая» российская власть наивно-благодушно и в знак вечной дружбы дарует дела Литве, а последняя выстроит обвинение на их же собственных признаниях. И вот теперь читает Богдан в обвинительном заключении точно то, что 25 лет назад говорил на допросе, но в совершенно иезуитской интерпретации: «Группа военнослужащих под командованием Б. Сущика, не найдя внутреннего перехода и выполняя полученное в ходе военной атаки указание…стреляла внутри и снаружи здания в гражданских лиц… Указанные военнослужащие применяли как звуковые, так и боевые боеприпасы, а также приемы ближнего боя — толкали, наносили кулаками, ногами неустановленное количество ударов гражданским лицам в разные части тела оружием и иными приспособленными для причинения телесных повреждений средствами». Во как!

Обстоятельства той ночи Богдан помнит хорошо. И хотел бы забыть — да не дают:

— Нас несколько раз поднимали, мы садились в машины, но тут же давали команду отбой, потому что там, наверху, никак не могли принять решение — начинать или нет? Наконец выехали. С целью обмана противника долго ездили по Вильнюсу, чтобы никто не понял, куда мы хотим поехать. Темно уже было, январь, но многие люди стояли по обочинам дороги и сжимали кулаки в жесте «Рот Фронт», могу распятием поклясться…

Ребята из «Альфы» ехали за нами, они не знали нашего маршрута, только конечную цель. Но светофор их от нас отрезал — они, видите ли, соблюдали правила дорожного движения, в результате вместо того, чтобы прийти вместе с нами, пришли раньше. Может, потому и парня своего потеряли, что стали, не дожидаясь нас, выполнять свою задачу, хотя мы должны были все делать вместе. Работники телерадиокомитета выходили из здания, держа руки за голову. «Альфовцы» им говорили: «Опустите руки, вы не арестованы, вам просто нужно идти домой». А они демонстративно шли, как будто мы их взяли в плен.

— Допрашивали вас в Вильнюсе?

— Нет, уже в Пскове, примерно через месяц после событий. Я спросил у своего любимого командира полка Ивана Геннадиевича Комара: что говорить? Он сказал: правду. Я правду и говорил. Фамилия у того майора, что меня допрашивал, была прибалтийская, но разговаривал он без малейшего акцента.

— Как вы выяснили, что находитесь в черном литовском спис-ке?

— Мне прислали бумаги на домашний адрес. В первом письме было сообщение, что в отношении меня возбуждено уголовное дело, а во втором повестка: приезжайте, дескать, к нам в Литву, на время судебного процесса будет прекращен общеевропейский ордер на арест. Но я, конечно, не поехал… Пример полковника в отставке Юрия Меля, который уже два года сидит в литовской тюрьме, очень показателен.

За ту операцию мы получили госнаграды. И когда по офицерской традиции их обмывали, мой командир сказал: наступит время, когда нам будет стыдно сказать, за что именно мы их получили. Как сказал — так и вышло.

Конец света

На первый взгляд списки обвиняемых, которых сейчас судят в Вильнюсе, составлены совершенно хаотично, будто литовские следователи спешно переписывали фамилии с каких-то бумажных огрызков: экс-министр обороны маршал СССР Дмитрий Язов соседствует там с рядовыми лейтенантами, вина которых заключалась в том, что их командиры в безумном 1991 году подчинились приказу какого-то «демократа» и послушно сдали списки всех, кто был послан в ту несчастную командировку. Списки потенциальных подсудимых тасуются, как колоды карт, то укорачиваясь, то удлиняясь, — литовские прокуроры, как фокусники, вытаскивают их в нужный момент из рукавов, в зависимости от того, куда дует ветер.

Удивительно не это — то, что даже после официального признания независимости они чувствовали себя в России как дома, что вполне укладывалось в национальную психологию: считать себя отделившимися, но не брезговать энергоресурсами из Москвы. Считать себя иностранцами, но требовать, чтобы перед ними открывали все двери, как перед своими.

Вот, например, интервью, которое в ноябре 1991-го дал газете «Известия» литовский прокурор Юозас Гаудутис, который возглавлял группу литовских следователей, работавших в Москве.

«Главная цель группы, работавшей более трех недель в Москве, — выявить так называемый московский след, выяснить степень участия основных организаторов январского путча в Вильнюсе.

С российской и союзной прокуратурами, что в общем-то свойственно для профессионалов, были налажены очень хорошие контакты, и нам оказывали всяческую помощь. А вот что касается других «заинтересованных» организаций и ведомств, то тут были проблемы. Как ни странно, из трех могущественных ведомств — КГБ, МВД и Министерства обороны СССР — наиболее открытым и демократичным оказался КГБ СССР. И то благодаря содействию Бакатина и его первого заместителя Олейникова.

Труднее всего проходили контакты с представителями Министерства обороны СССР, где находится немало людей, в той или иной степени причастных к попытке государственного переворота в Литве. Мы обратились к начальнику генерального штаба Лобову с просьбой предоставить возможность допросить многих участников вильнюсских событий, однако конкретных ответов, к сожалению, не получили».

Не удалось допросить ни генерала Ачалова, ни бойцов «Альфы», сокрушается Гаудутис. Зато, хвастается он, получилось допросить бывшего заместителя КГБ СССР Филиппа Бобкова… Наверняка не без помощи Вадима Бакатина, который занял кресло председателя КГБ после ареста Крючкова. Чувствуется, что степень доверия между Бакатиным и литовской прокуратурой была столь высока, что Гаудутис простодушно поделился планами: вновь назначенный председатель КГБ пообещал литовцам помочь в задержании секретаря ЦК Компартии Миколаса Бурокявичюса…

Но «вишенка на торте» лично для меня не в этом, а в документе об изъятии вещественных доказательств у Дмитрия Язова — отчет об этом тоже был приобщен к делу: «Осмотр был произведен в служебном кабинете здания № 8/4, ул. Куйбышева, г. Москва. Подпись: следователь С. Валайтис».

Вы только вдумайтесь: следователь страны! Которая уже полтора года как считала себя независимой! С разрешения и ведома тогдашних российских властей! Проводил обыск в служебном кабинете маршала и министра обороны чужого для него государства! Это действительно конец света…

Игра в одни ворота

Где я только не пыталась искать копии этих несчастных 37 исчезнувших томов… Генпрокуратура Российской Федерации, Следственный комитет, Госархив — все одинаково разводили руками: следов уголовного дела о вильнюсских событиях 13 января 1991 года на территории России не обнаружено. Следователь по особо важным делам Любимов, который возглавлял группу и снимал копии, давно умер. Ясность мог бы внести последний в истории СССР генпрокурор Николай Семенович Трубин, но он, по его же собственным словам, 24 года назад ушел из публичного пространства и интервью не дает. Мне удалось поговорить с ним по телефону ровно минуту, за которую он успел сказать две очень важные фразы. Первая: «Справку от 28 мая 1991 года, подписанную мной, можно цитировать. Там все правда». Нелишне напомнить ее суть: «Каких-либо доказательств, подтверждающих гибель и ранения потерпевших именно от действий военнослужащих, работники прокуратуры не представили, и действительные обстоятельства произошедшего скрывают… Многочисленные показания свидетельствуют о том, что большинство потерпевших у здания телецентра в действительности погибло не от выстрелов военнослужащих и наезда танков, а от выстрелов самих боевиков, наезда легковых автомашин и других причин, не связанных с данным происшествием».

Вторая фраза, произнесенная Трубиным, звучала так: «Как уголовные дела оказались в Литве, не знаю. Не отдавал».

Тем удивительней было читать потом «Соглашение о взаимопомощи между Прокуратурой СССР и Генеральной — прокуратурой Литовской Республики», подписанное им же 26 сентября 1991 года, в котором четко сказано: «Прокуратура СССР полностью передает Генеральной прокуратуре Литовской Республики уголовное дело № 18/5918-91. Дело состоит из 37 томов, материалы подшиты, пронумерованы и составлена опись. Вместе с делом согласно описи передаются вещественные доказательства, видео— и аудиокассеты. Генеральная прокуратура Литовской Республики берет на себя обязательства соединить все передаваемые ей материалы дела № 18/5918-91 с имеющимся в ее производстве по тем же фактам уголовным делом, продолжить всестороннее объективное и полное его расследование и о результатах сообщить в Прокуратуру СССР. Генеральная прокуратура Литовской Республики берет на себя обязательство обеспечить защиту от преследования за содержание показаний граждан, допрошенных Прокуратурой СССР по передаваемому делу в качестве свидетелей и не являющихся участниками указанных событий. А Прокуратура СССР — оказывать Генеральной прокуратуре Литовской Республики в ходе дальнейшего расследования дела необходимую правовую помощь».

С литовской стороны документ подписал Артурас Паулаус-кас, тот самый прокурор, который 25 лет назад обращался ко всем участникам событий с призывом ни в коем случае не давать показаний прокуратуре Литовской ССР. А весной 2016-го, будучи председателем Комитета по государственной безопасности и обороне литовского сейма, заявил, что главной угрозой для Литвы является не исламский терроризм, а «государства, которые являются недружественными и находятся вокруг нас», имея в виду Белоруссию с Россией.

Обещание не преследовать граждан за дачу показаний литовская прокуратура не выполнила, догнав свидетелей того, как неизвестные снайперы стреляли с крыш, даже через 20 лет. Подлость ситуации состоит еще и в том, что участники тех событий давали показания советским прокурорам, с той степенью искренности и доверия, которую могли позволить по отношению к своим. А воспользовались этим чужие.

Зато еще один пункт этого соглашения: «Прокуратура СССР и ее преемница, прокуратура России, обещает всячески помогать в расследовании прокуратуре Литовской Республики», был перевыполнен на все 200 процентов. Инфантильное сверхблагородство и гиперпорядочность Российской Федерации по-настоящему впечатляют: в те годы, когда литовская президентша Даля Грибаускайте обзывала Россию «террористическим государством», российские судьи по заказу Литвы послушно продолжали вызывать бывших омоновцев и десантников на допросы. За особо упрямыми судебных приставов высылали аж в марте 2015-го! Есть еще один удивительный факт: под фамилиями тех, кого Литва сейчас будет заочно судить, указаны их точные домашние адреса. Заполучить их без российской помощи было невозможно. Получается, мы сами оказывали юридическую помощь Литве в организации процесса против нас самих…

Легче всего сейчас, конечно, было бы все свалить на Трубина. Но знающие его люди говорят, что он, человек старой закалки, вряд ли мог дать приказ военным отдать дела и предоставить списки участников операции. Если только на него не надавили. Кто? Горбачев? Ельцин? Теперь уже не важно.

Главное — другое: как этими материалами распорядилась Литва.

В 1991 году дело насчитывало 37 томов. За последующие 25 лет интенсивной писательско-следовательской работы оно увеличилось в 19 раз и превратилось в 700 томов.

Дела идут, контора пишет…

Литовская прокуратура не только в России наследила, но и в Белоруссии, причем последнюю топтала куда нахальнее, совершенно не считаясь с границами. После выдачи литовских стариков-коммунистов государственный секретарь по борьбе с преступностью и национальной безопасности Республики Беларусь Г. И. Данилов даже вынужден был обратиться к председателю Совета Министров Республики Беларусь В. Ф. Кебичу с докладной запиской:

«…Сложилась незаконная практика, когда представители сопредельных государств без соответствующего разрешения компетентных органов и оформления необходимых документов прибывали на нашу территорию и в нарушение действующего законодательства проводили оперативно-разыскные и — следственные действия. Во многих случаях сотрудники органов внутренних дел республики оказывали им в этом всяческую помощь и содействие. Так, 8 ноября 1991 года сотрудники отдела внутренних дел Полоцкого горисполкома задержали в г. Полоцке Смоткина А. Р., который по устному указанию министра внутренних дел Егорова В. Д. был выдан прибывшим сотрудникам литовской криминальной полиции и вывезен в Литовскую Рес-публику.

В 1993 году работники литовской полиции неоднократно производили досмотр проходящего автотранспорта на территории Ошмянского района… Вооруженная табельным оружием группа работников литовской полиции в количестве 8 человек неоднократно проводила оперативно-разыскные действия на территории Ивьевского и Ошмянского районов. Ими произведены обыски в домах гражданки Идиатовой В. И. и гражданина Макарского В. М. Последнего избили, надели наручники, угрожали применением оружия. В том же 1993 году гражданина Белоруссии Ермолаева П. Е. литовская полиция вывезла на территорию Литвы, где он в течение трех суток содержался в полицейском участке.

Судя по действиям литовской стороны, она была осведомлена о прибытии Бурокявичюса и Ермалавичюса в Минск, знала их место нахождения в городе. Это указывает на то, что специальные службы ЛР следили за ними».

…Теперь, по крайне мере, ясно, откуда у литовцев взялся такой брутальный имидж: в Европу, куда Литва в последние десять лет эмигрировала одной третью своего состава, литовские бандиты привезли свои традиции лихих 90-х. Литовцы угоняют машины, грабят, избивают, крышуют — чем они только не отметились в Ирландии и Британии! В самой Литве преступность в те годы просто зашкаливала. Очевидцы рассказывают, что тюрьмы были забиты «таможенниками»-взяточниками, солдатами-наркоманами и убийцами, а в камерах, рассчитанных на 4 человека, сидело по 16. А кому, скажите на милость, было бороться с преступностью, если прокурор Паулаус-кас был целиком занят собственной вендеттой? Лично наезжал в Россию и Белоруссию в надежде поймать какого-нибудь заблудшего литовского коммуниста и не переставая строчил письма с требованием выдать своего бывшего коллегу — руководителя «антигосударственной организации «Прокуратура ЛССР» Антанаса Пятраускаса, с которым когда-то любезно здоровался, сидя в одном здании.

Придумать статью для профессионального юриста — дело довольно сложное. Знаете, в чем в Литве, задыхаясь от отсутствия креатива, в конце концов придумали обвинить Пятраускаса? В совершении тяжкого преступления — захвате здания прокуратуры… Куда Паулаус-кас об этом только не писал — и в Россию, и в Польшу, — все зря: «Бывший прокурор Литовской ССР Пят-раускас А. В. является российским гражданином, и согласно законодательству Российской Федерации не может быть выдан иностранному государству», — отвечали ему из прокуратуры России. А в Польше эти запросы просто проигнорировали.

Великое противостояние

Так как экс-прокурор Антанас Пятраускас был недосягаем, оторваться решили на его заместителе, Николае Кремповском.

И хотелось бы посмеяться над делом, которое на него завели («Давал указание солдатам МВД СССР не впускать работников в здание Генеральной прокуратуры Литовской Республики, которое было захвачено и находилось под охраной военнослужащих другого государства — СССР, чем были созданы помехи нормальной работе при необходимости выполнять свои служебные обязанности в здании прокуратуры в нерабочие дни и после 18.00»), — да не получается.

Это не шутки, потому что мы имеем дело с полицейским государством в самом беспощадном, большевистском его варианте: Кремповский был арестован и сидел в СИЗО в одной камере с руководителем «Единства» Валерием Ивановым. В каком-то из тюремных переходов повстречался с политзаключенным Александром Смоткиным — тот видел его сильно избитым. Жаловался на сердце. Получил в итоге пять лет за то, что не давал коллегам-трудоголикам работать по выходным. Находясь под подпиской о невыезде, поехал в Белоруссию искать работу, поскольку границы как следует не охранялись. Но что ему мог предложить тамошний генпрокурор Василий Шолодонов, который примерно в то же время выдал литовской Фемиде стариков-коммунистов? Ничего, кроме того, что донести до Литвы тот факт, что Кремповский нарушил режим…

России в этой истории тоже похвастаться нечем: к чести генпрокурора Николая Трубина, он пытался помочь своему бывшему подчиненному и сразу после путча предоставил Кремповскому работу в прокуратуре. Тот жил в гостинице, семья оставалась в Вильнюсе, перспектив получить жилье не было. Но не это было главным. Вот что рассказал мне его лучший друг, который сидел с ним в одном кабинете, подполковник милиции и зампредседателя Центральной контрольной комиссии ЦК Компартии Литвы на платформе КПСС Вольдемар Носов: «За ним пришли из литовского посольства, с оружием. Маленькая полулегальная страна, независимость которой была провозглашена в нарушение действующего тогда законодательства, ПОСМЕЛА появиться в Генеральной ПРОКУРАТУРЕ другого государства с оружием, чтобы задержать действующего сотрудника государственного органа этой страны. И ни один, ни один человек не предупредил его об этом! Коля случайно ушел через другой выход… Он был высококлассный юрист и решил вернуться в Литву, говорил: «Мы же ничего не совершили, это они нарушили закон, а не мы!» Я его отговаривал. Вскоре после возвращения из Москвы он был арестован.

Отсидел три месяца, вышел под подписку о невыезде, поехал в Белоруссию искать работу. Что было дальше, вы знаете: по возвращении Николаю Кремповскому опять грозила тюремная камера. Он ждал, что за ним придут. Переживал. Нервничал. И, не дожидаясь очередного ареста, умер за обедом у родственников. Было ему всего 50 лет».

Так завершилась история противостояния двух литовских прокуратур.