Станислава Юонене: «Моей родины больше не существует» Как к штыку приравняли перо

— Дураки, думали, что им дадут колготки и колбасу… Что у них будет демократия… — ворчит, накрывая на стол, бывший редактор газеты «Тарибу Летува» («Советская Литва») Станислава Юонене.

Дело происходит в Белоруссии — в нынешней Литве это было бы невозможно, потому что проблемы со свободой слова и охота за журналистами там начались не сегодня, а еще 25 лет назад, во времена самого что ни на есть расцвета гласности. Коллега и тезка Станиславы, главный редактор радиостанции с таким же названием, как газета, Станислав Мицкевич (о нем рассказывалось в четвертой главе) предстал перед литовским судом еще в конце 90-х, но наказания счастливо избежал, мудро покинув территорию Литовской Республики за день до приговора. А Станислава Юонене все эти четверть века была в глухой обороне и отказывала в интервью коллегам даже тогда, когда Литва активно требовала ее экстрадиции. Ее и генерала Владимира Усхопчика — и лучшей параллели между штыком и пером, которую столь революционно провела Литва, невозможно было даже представить…

Поэтому я набралась храбрости и просто позвонила ей в дверь, не договариваясь заранее об интервью, в котором она бы все равно отказала. Четыре разномастных кота подозрительно разглядывали диктофон, пока мы знакомились с их хозяйкой — до сих пор красивой и яркой женщиной, которая подчеркнуто не хотела вспоминать о прошлом. Кошки и плюшевые игрушки — вот та стена, за которой Станислава Юонене решила укрыться от разочаровавшего ее мира.

— Никак не могу понять, кто нас, журналистов-идеалистов, в начале 90-х убедил в том, что абсолютно вся Литва хотела лишь одного — независимости?

— Ни в коем случае! ВСЯ Литва никогда этого не хотела. Нормальные люди, даже малообразованные, понимали, что творится. Что идет продажа страны, ценностей и людей.

— Мы были неопытны в плане ведения психологической вой-ны — и поэтому не смогли противостоять тому — информационному валу? Или нас останавливало любопытство перед неизведанным доселе капиталистическим будущим?

— Многие годы в Советском Союзе велась работа по уничтожению социализма, СССР, основ той жизни, которой мы жили. И поэтому все смотрели на Америку с раскрытыми ртами. Все думали, что будут свободными. А спроси у них сейчас — что такое свобода? — ответить не смогут.

Облако раздора

— На ваши взгляды повлияли убеждения членов вашей семьи? Вы ведь, будучи стопроцентной литовкой и живя в Литве, могли вырасти совсем другим человеком…

— Я сама выросла. Мои родители крестьяне — нормальные, умные люди. О политике никто в те времена не говорил. Я родилась в Каунасе, но, когда началась война, родители переехали жить в деревню. Окончила там школу и уехала в Вильнюс, в университет. И больше туда не возвращалась.

После распада СССР бывший преподаватель научного коммунизма Станислава Юонене разочаровалась в политике и ушла во «внутреннее подполье», скрывшись от всех в мире кошек и плюшевых игрушек. Фото из архива Г. Сапожниковой.

— По вашей родне и друзьям прошло облако раздора?

— Я была в разводе с мужем. Основная причина, по которой мы развелись, — то, что мы были разными людьми. Я была вечным коммунистом, а он вечным антикоммунистом. Сейчас он уже умер, но, слава Богу, успел понять, что происходит на самом деле. Он активно поддерживал «Саюдис». Бывал на их мероприятиях, где все держались за руки. Ратовал за свободу и независимость. Соглашался с тем, что «эти» русские — такие и сякие. А потом увидел, что в реальности получилось, и закричал: «Дурни и воры пришли в Литву!». Абсолютно четкое определение. И писал мне потом в письмах: «Как хорошо, что ты уехала, потому что ты бы не смогла здесь жить. Не смогла бы принять этого предательства литовского народа, которое получилось». И даже приезжал сюда ко мне в гости со своей новой женщиной, чтобы поговорить о том, как уничтожили Литву. То есть все нормальные люди поняли, к чему это привело.

— Когда я встречалась с Джином Шарпом в Америке, меня потряс его рассказ о том, что он учил посланцев из балтийских республик разваливать Советский Союз изнутри совершенно отрыто, читая лекции в Москве. То есть абсолютно все знали о том, что готовится, и не могли противостоять?

— А что Литва могла остановить? Это все организовал Запад. Для того, чтобы развалить Советский Союз, начали организовывать события сначала в Фергане, Баку, Тбилиси. И как бы эти азиаты ни стреляли друг в друга, европейцы и американцы сидели спокойно и смотрели. И наверняка думали: нехай эти обезьяны себя перестреляют. А потом решили поднять шум в прибалтийских республиках, особенно в Литве, потому что с ней давно работали. И понеслось…

О дураках и елочных игрушках

— Где вы были в ночь на 13 января 1991 года?

— Сидела на кухне и записывала все, что говорилось на радио. Еще никто не стрелял, а уже радио вовсю кричало, что нужна медицинская помощь и есть жертвы.

— Почему на других людей технология Джина Шарпа — плывущие над толпой гробы, траурные свечи, поэтизация смерти — подействовала, а лично на вас нет?

— Так это только дураки не поняли, что и все организовали сами, и убивали самих себя. Жаль, что в Литве дураков было так много. Даже наши соседи — муж работал на заводе, жена в ЦК литовской компартии — тоже побежали к телерадиокомитету и к башне, потому что туда всех звали. Сыну моему шипели вслед: твоя мама была среди тех, кто людей расстреливает… Потом, правда, тысячу раз извинялись. И до сих пор каждый раз, как только увидят Гинтараса, просят прощения за то, что «говорили на твою маму».

О том, что у радиокомитета и телебашни происходило на самом деле, нам потом рассказывали простые люди из деревни, которых заранее собрали в автобусы и привезли на место событий. Они присылали нам много писем о том, на какие позиции расставляли и откуда по ним начали стрелять. Все это публиковалось в газете «Тарибу Летува».

— Если бы у вас был шанс встретиться сейчас с Михаилом Горбачевым — что бы вы ему сказали?

— Все уже сказано. Однажды была такая история: я пришла в кабинет к Миколасу Бурокявичюсу (недавно умерший первый секретарь Компартии Литвы на платформе КПСС. — Г. С.) и говорю: если Горбачева будут вешать на Красной площади, я пешком бы пошла до самой Москвы. Он смотрел, смотрел на меня и говорит: аферистка…

Есть у меня по этому поводу еще одно интересное воспоминание. Когда Горбачев в январе 1990 года приехал к нам в Литву и решил выступить перед партийным активом, слово давали только русским. То есть целенаправленно хотели показать, что идет национальный процесс, а не какой-нибудь другой. Наконец Владимир Антонов попросил слово и вместо речи сказал: хочу, чтобы выслушали Станиславу Юонене… Долгая пауза. Наконец мне дали слово.

И я зачитываю письма литовцев, которые протестуют против так называемой перестройки. Вот это было да! Потому что простые нормальные люди писали о том, как уничтожаются наш строй и наша жизнь… Я ему эти письма передала.

Только дураки не видели того, что происходило. Коллеги, которые ездили в Москву, рассказывали, что тема заводов союзного подчинения в Прибалтике вообще никого не интересовала. Шла конверсия, предприятиям оборонной промышленности рекомендовалось выпускать елочные игрушки. Все продавалось — и настолько это было прозрачно… Дураков было много, но еще были предатели. И первые и вторые были спущены сверху.

«Ностальгией я не страдаю»

— Когда и как вы уезжали из Литвы?

— В 1991-м. Один товарищ по работе вывозил меня на машине окольными путями. Звали меня тогда Валентина Ивановна Жуковская.

— То есть как?

— Я работала в редакции и, чтобы не раздражать белорусов своей странной фамилией, которую выговорить никто не мог, назвалась Жуковской. По фамилии той женщины, у которой жила.

— С какого времени за вами в Литве велась охота?

— Все понятно было, как только случился августовский переворот. И звонили, и угрожали. Болеслав Макутынович (экс-командир литовского ОМОНа. — Г. С.) меня тогда спас — он прислал ребят, которые помогли мне быстро собраться. Первые две недели я жила в редакции, а потом у своих знакомых, одна женщина нас приняла, советская, нормальная.

— Чем вы занимались в подполье?

— Мы делали брошюры, выпустили 7 или 8 штук, посвященных тому, что происходило в реальности. И выпускали газету «Тарибу Летува» на русском и на литовском языке.

— Вас долго искали в Литве, чтобы привлечь к ответственности?

— Долго. Везде спрашивали, в том числе и у детей. Невестка поначалу за меня получала пенсию, пока не отобрали. Когда литовские силовые структуры пришли к власти, давление было сильным… У них не было никаких моральных преград. Были даже подготовлены списки нежелательных лиц, которых надо уничтожать.

— Что лежало в основе этой ненависти? Вам, как литовке и бывшему преподавателю высшей школы, видны корни этого явления?

— Общая логика такова: русские оккупанты научили литовцев пить, ругаться и плохо работать — в общем, негодяи… — Белорусы — тоже ничтожество. Польша для литовцев всегда преподносилась как нехорошее государство, а поляки — воры и спекулянты. Основа ненависти — в национализме.

Нормальный человек не унижает других, ему не нужно показывать свое превосходство. А у неудачника ведь всегда все плохо — у этой муж дурной, у этого жена никудышная, у этого ноги плохо ходят… Литва сейчас занимает первое место по выпивке на человека в мире. И лидирует по самоубийствам. А все кивали на русских.

«Нас заранее продали»

— За все эти 25 лет вы ни разу не были в Литве?

— На смерть мамы приехала в 1993 году. Мы перестали туда ездить после того, как арестовали Ивана Даниловича Кучерова.

— Развод с собственной родиной — как бы вы его описали? Что это? Сны, обиды, желание отомстить или потребность сказать правду?

— Так уничтожили же родину! Моей родины нету… Я не хочу такой родины видеть, меня она не интересует. Ничего страшного — и не такие мировые империи распадались. Я под словом «родина» не Литву имею в виду, я говорю о Советском Союзе и социализме. Я же преподаватель научного коммунизма, кандидат наук. И, между прочим, не только преподавала, а даже руководила кафедрой в инженерно-строительном институте.

— Перематывая пленку назад, можете ли вы вспомнить тот момент в конце 80-х, когда можно было все остановить и изменить ход истории?

— Нет, конечно! Если уж такую великую страну, как Советский Союз, спасти не смогли, что говорить о каких-то Эстонии, Латвии и Литве? Это мировые события. Глобальные.

— Кошки — это некая занавеска, которой вы осознанно закрылись от прошлого?

— Да. Я смеюсь над теми людьми, которые занимали посты, важничая и думая, что они в этой жизни что-то значат. Я прошла много этапов в своей жизни, а сейчас я просто кошкина мама. Мемуаров писать не буду. Настолько про этот мир все понятно…

— Вы с вашими единомышленниками чувствуете себя жертвами или проигравшими?

— Ни первыми, ни вторыми. Мы не имитировали борьбу, а боролись по-настоящему. То, что у нас не получилось, — это другой вопрос. Не получилось потому, что нас подставили. Нас заранее продали, понимаете? Что было в Литве, не имеет никакого значения, самое главное был Советский Союз… Нам жалеть не о чем — мы сделали все, что могли.

Но это не мы проиграли, это проиграл мир.