Экс-командир группы «Альфа» Михаил Головатов: «Я воевал и знаю, как свистят пули»

— Майкл, вы когда-нибудь бывали в Литве? — офицер погран-охраны венского аэропорта взглянул на обладателя паспорта с интересом.

— Ну да, бывал, — ответил полковник запаса и экс-командир группы «Альфа».

Скрывать было нечего. Да и не хотелось: Вильнюс, как его ни затирай, навсегда останется в памяти, хотя бы потому, что там погиб один его боец. Да не просто боец — сын друга…

В отличие от Литвы в Австрии чиновники оказались адекватными и, быстро поняв, что стоящий перед ними человек никак не может быть «террористом», как представляли его литовские правоохранительные органы в официальных бумагах, от греха подальше отпустили.

Так Михаил Головатов, а вместе с ним и весь мир узнал, что в Вильнюсе затевается грандиозный судебный процесс, в котором он назначен одним из главных преступников.

Почему закон в Литве имеет обратную силу?

— Как это возможно — 20 лет Литва не предъявляла вам никаких претензий и вдруг подала в международный розыск?

— Нет, предъявляла. В 90-е годы Александр Коржаков, который был тогда руководителем службы безопасности Ельцина, мне неоднократно объявлял: «Каждый раз, когда Борис Николаевич Ельцин встречается с Ландсбергисом, тот говорит: «А почему у вас командиром «Альфы» до сих пор является Головатов, который принимал участие в вильнюсских событиях?», требуя моего отстранения. На что я ему отвечал: «Какое отношение Ландсбергис имеет к России? Я был военнослужащим Советского Союза, а сейчас — Российской Федерации, и выполнял свой долг честно». Поползновения начались сразу же, с марта 1991 года, и мне, если честно, непонятно, почему Борис Ельцин занял позицию, что мы будто бы осуществляли какие-то насильственные действия в отношении демократии. Мне был дан приказ, и этот приказ соотносился с теми действиями, которые я производил вместе со своими военнослужащими. В ноябре 1992 года я ушел на пенсию и — продолжал работать — был директором совместных предприятий с британцами и американцами. Более 80 раз бывал в Лондоне, примерно 30 раз в Америке, и совершенно не считал себя человеком, который совершил преступление.

Полковника Михаила Головатова задержали в Венском аэропорту спустя двадцать лет после событий в литовской столице. Фото из архива Г. Сапожниковой.

И вот в июле 2010-го меня останавливают на паспортном контроле в Вене и показывают ордер на арест, подписанный генеральным прокурором Литвы. И в чем же я там обвиняюсь? В том, что я, будучи коммунистом, боролся с литовской независимостью! Это, напомню, был 1991 год, январь. А Литва вышла из состава Советского Союза в сентябре. Так кто лукавит? Почему закон в Литве имеет обратную силу? Законы в отношении лиц, которые подлежат задержанию, были приняты только в 2002 году, через 11 лет после вильнюсских событий.

— Та давняя история вернулась к нам не только в виде ордера на ваш арест. Тогда же начался процесс и над Альгирдасом Палецкисом, который усомнился в официальной версии истории.

— На суде прозвучали свидетельские показания, которые только подтверждают его слова. Там выступали и сотрудники МВД, проводившие съемки, и обычные женщины, которые подтверждали: да, видели, как танкисты прятались в люках после того, как начали стрелять с крыш. Их всех что — Россия подготовила? Или лично я просил о том, чтоб они давали такие показания? Нет. Вот обвинительное заключение, 700 листов — это все перечисление того, что я якобы сделал за те три дня, которые со своим подразделением провел в Литве. Столько можно натворить только за пятилетку, наверное… Обвиняют в том, что мы чуть ли не оружейные склады вскрывали и грабили охотничьи магазины. У нас что, своего оружия не было? Как это совместить с обвинениями литовской генпрокуратуры в преступлениях против человечности?

«Мы были в своей стране и оружия применять даже и не думали»

— Какая перед вами в 1991 году ставилась задача?

— Выехать в Вильнюс и провести рекогносцировку по объектам с целью их освобождения от тех, кем они были захвачены. 6 января с двумя сотрудниками группы мы выехали, к 8-му скоординировали задачи, которые должны были выполнять. Первоначально говорилось о блокировании восьми объектов: это Департамент охраны края, Дом печати, Верховный Совет и так далее. Но основной задачей, стоявшей передо мной, было освободить телецентр для возможности организации вещания на русском языке на все прибалтийские республики, потому что шла оголтелая пропаганда со стороны Ландсбергиса. То же самое касалось и телебашни. Наиболее благоприятным днем было 11 января, потому что на этот день была намечена общенациональная забастовка и большинство манифестантов находилось бы перед зданием Верховного Совета. Я запросил 60 военнослужащих, которых можно было бы разделить на два объекта, что и было сделано. В оперативный штаб входил замминистра обороны Советского Союза Владислав Ачалов, первый заместитель командующего ВДВ СССР Освальдас Пикаускас, зампред КГБ Литовской ССР Станислав Цаплин. Штаб располагался в военном гарнизоне «Северный городок», где командиром дивизии был Владимир Усхопчик. Сотрудники прилетели 11 января двумя бортами, разместились в центре подготовки допризывников. Мы определили объекты, которые нужно было освобождать, чтобы предоставить возможность организовывать вещание на русском языке, и время — в ночь на 13-е, доложили в центр. Я думаю, что Михаилу Сергеевичу Горбачеву о проводимой операции было доложено лично. С часу до двух ночи прошел боевой расчет, и затем мы выдвинулись по объектам, которые необходимо было освободить. В поддержку нам были подтянуты армейские подразделения, десантники из Псковской воздушно-десантной дивизии и конвойные войска, которым мы передавали объекты под охрану. Никаких других задач типа арестов перед нами не ставилось, необходимо было только освободить здания от тех экстремистов, которые их захватили, и обеспечить контроль передающего центра, чтобы не было отключения контура. Я разделил сотрудников на две части, сам находился на телебашне, потому что считал ее наиболее труднодоступной, — необходимо было подняться чуть ли не на 32-й этаж, где находились передающие станции. Вокруг башни находилось около пяти тысяч человек…

— Были ли сторонники Ландсбергиса вооружены?

— То, что вокруг все было забаррикадировано, — это факт, и что манифестанты окружили здание плотным кольцом, и около телецентра, и у телебашни. Доступ туда нам должен был обеспечить генерал Ачалов с помощью подразделения, состоящего из четырех танков. Это устрашающий фактор — если танки начинают двигаться, то здравомыслящие люди должны расступиться.

— А на чем к телебашне ехали вы?

— На крытом 131-м «ЗИЛе». Это был элемент тактики, который дал бы возможность нам туда зайти, — ни танковое подразделение, ни подразделение десантников к телебашне пробиться не могли. Минуя толпу, продвинулись с тыльной стороны. Там не было такого скопления народа, и мы смогли десантироваться. Мы были радиофицированы, управление осуществлялось по индивидуальным радиостанциям, вмонтированным в каски. Разбив стекла, проникли внутрь и столкнулись с физическим сопротивлением.

Витаутаса Ландсбергиса считают одним из главных вдохновителей трагедии в Вильнюсе в январе 1991 года. Фото из архива Г. Сапожниковой.

Мы воевали в Афганистане и считались людьми подготовленными, но здесь были в своей стране и оружия применять даже и не думали. Приемами рукопашного боя оттеснили с первого этажа людей, которые захватили башню. Они запустили систему пожаротушения и инертный газ. Мы были экипированы и надели противогазы, но вот сами они находиться там уже не могли. И, если по пожарным нормативам до 32-го этажа необходимо дойти за 39 минут, наши сотрудники уже через 15 минут доложили, что все под контролем.

Ни военнослужащие псковского полка, ни сотрудники группы «А» не применяли оружия. Исключено. При массовых беспорядках это бессмысленно — это только озлобит толпу.

Один на минус

— Вы были в курсе, что в это время происходило около телецентра?

— В районе трех ночи слушаю доклад о действиях на втором объекте, слышу: один на минус — то есть один человек получил ранение. Это был лейтенант Виктор Шатских. Он шел в замыкающей части, пуля от автомата Калашникова прошла через бронежилет в спину. Спроси меня по прошествии 20 лет, кто стрелял и случайный ли это был выстрел, — я не отвечу… Возможности его эвакуации в госпиталь не было: толпа таким плотным кольцом окружила телецентр, что «Скорая помощь» не могла пробиться 40 минут. Когда его доставили в городскую больницу, он скончался от потери крови…

— А стреляли в него из чего?

— Из автомата Калашникова. Пули калибром 5,45.

У нас было штатное вооружение: у меня как у руководителя — пистолет Макарова, сотрудники же вооружены или снайперской винтовкой, или 5,45-мм АК. Но Виктор Шатских шел в замыкающей части, последним, а не в передовом отряде штурмующих — за ним никого из наших бойцов не было, то есть от случайной пули своих товарищей он погибнуть не мог. После доклада о Шатских (он был возле телецентра) и у нас на телебашне началось то, что на сегодняшний день называется «Свои стреляли в своих». Пошли доклады от руководителя оцепления, в котором стояли конвойные войска, что идут выстрелы с близлежащих домов и имеются раненые со стороны гражданского населения. Механики-водители боевых машин и танков, которые находились в непосредственной близости от телебашни, докладывали в штаб, а штаб — мне, что идет стрельба по боевой технике. Военнослужащие, которые ею управляли, закрыли люки и спрятались внутри. Я свою задачу выполнил, доложил в штаб о том, что мы сдали объект под охрану конвойным войскам.

— А не могла ли вступить в игру третья сила? Какие-нибудь убежденные советские патриоты?

— Исключено. Я это ответственно заявляю — я же участвовал во всех подготовительных мероприятиях и совещаниях!

— Из какого оружия велась стрельба?

— Не из армейского, это было ясно по хлопкам. Это был не автоматический огонь, а одиночные выстрелы. Я до этого 20 лет отвоевал и знаю, как свистит пуля и чем отличается выстрел, который идет из гладкоствольного оружия от выстрела из винтовки. Так вот, с крыш стреляли из гладкоствольного. Потом стало известно, что там были винтовки Мосина, потому что трасологические экспертизы были проведены сразу же, когда Литва еще была в составе Советского Союза. Дальше было так: я доложил, что мы сдали объект под охрану и выдвигаемся на место дислокации. Сказал, что поедем только на бронетранспортерах, — поскольку сам наблюдал вспышки на крышах. Подошло три БТР, мы разместились в десантных отсеках и в 4.30 утра выдвинулись в штаб дивизии. В четырех местах в нас с мостов бросали бордюрные камни. Представьте, что было бы, если бы мы шли на «УАЗе», под брезентом, — насмерть не убило, но личный состав покалечило бы.

Вернувшись на базу к пяти утра, мне пришлось еще в течение двух часов выцарапывать из морга городской больницы тело Виктора Шатских, которое нам не выдавали. Его удалось забрать только через военную прокуратуру Вильнюса.

«Это не свадьба, а похороны»

— А сколько Виктору Шатских было лет? И как он попал в «Альфу»?

— Двадцать один год. Получилось так, что захваты заложников, которые шли в зонах следственных изоляторов, случались в тот период настолько часто, что МВД с этим не справлялось. И тогда стали привлекать нас. Нам приходилось выезжать и проводить командно-штабные и тактические учения, связанные с освобождением заложников на воздушном и железнодорожном транспорте или в общественных местах по всему Советскому — Союзу. Во время занятий, которые проводились в Витебске на базе Витебской десантной дивизии, я познакомился с Шатских Виктором Алексеевичем, отцом Виктора. Сам он был из погранвойск, а его сын окончил Голицынское военно-политическое училище, откуда мы планово набирали выпускников. Способный, подготовленный офицер — и стихи писал, и пел. Пришел к нам в августе, а в январе погиб, прослужив только шесть месяцев. Не женат был. Остались мать, отец и сестра…

15 января двумя бортами, которыми прилетели, мы вернулись в Москву. Во «Внуково» нас встречали командир «Альфы» Виктор Карпухин и отец Виктора Шатских, Виктор Алексеевич. И для меня уже тогда был звоночек — если с любой операции, с которой мы возвращались раньше, нас встречал кто-то из нашего управления или представитель центрального аппарата КГБ, то здесь мы в течение сорока минут стояли на летном поле, выгрузив гроб, около которого были только Карпухин и отец погибшего лейтенанта. 17-го хоронили Шатских. В январе 1980 года во время похорон сотрудников, которые погибли в Афганистане, процессия тянулась на 8 — 10 километров, но здесь я получил коман-ду, что нужно обеспечить как можно меньше людей. На что я сказал: это не свадьба, а похороны. Кто придет, тот и придет… Если раньше мы были там, где беда, — в союзных республиках, — то здесь беда была уже в самой Москве. Это был январь 1991 года.

Горбачев всех переиграл

— Как раз в те дни, когда Михаил Горбачев сказал, что он «Альфу» в Литву не посылал?

— Утром 7 января делегация, состоящая из представителей Литвы, вылетела во «Внуково» тем самым бортом, на котором прилетели мы, они должны были встретиться в Москве с Горбачевым. Но Горбачев всех переиграл. Он поручил это председателю Совета национальностей Рафику Нишановичу Нишанову, и представители Литвы, поцеловав дверь, вернулись домой, так и не встретившись с президентом. Последний потом заявил, что в первый раз об этом слышит. Но у меня была другая информация — что в Литве должно было быть введено президентское правление. Именно на это все было и нацелено — дать возможность вести телевещание, потому что будет обращение Горбачева. А потом Михаил Сергеевич заявил: «Я в первый раз об этом слышу»… Ну если штаб с ним разговаривал в ночь на 13 января! Я пока еще при памяти, и не 50 лет прошло, а всего 25. Ни руководство спецслужб, ни армейское командование не могли принять самостоятельного решения о применении силы на территории Союза без санкции Горбачева. А тот на голубом глазу заявляет, что не знал ни о событиях в Прибалтике, ни в Тбилиси, ни в других горячих точках…

— Вы тем же утром поняли, что эти 13 трупов навесят на вас?

— Нет. Это началось уже после возвращения в Москву. Изначально пошла информация о том, что там были не убитые, а раненые — кто-то попал под колеса боевых машин, когда двигалась техника по Вильнюсу. И не о 13 человеках говорили, а о 5–6 убитых стрелковым оружием.

— Теперь уже не скрывается, что Литве в тот момент нужна была сакральная жертва. Аудрюс Буткявичюс, бывший тогда директором Департамента охраны края, подтвердил в интервью, что с 1987 года он был знаком с теоретиком «цветных» революций Джином Шарпом и что в Литву наезжали американские эмиссары. Неужели никто не знал, что с литовской стороны готовилась провокация? Почему стало неожиданностью, что боевики стали стрелять с крыш?

— Я думаю, что у тогдашнего литовского КГБ не было агентуры, которая абсолютно точно довела бы до сведения председателя, что именно готовится. Предположения были, но точных данных не было. Если бы я был информирован о возможном применении со стороны «Саюдиса» оружия — я что, не выставил бы снайперов, не противодействовал бы тому огню, который велся с крыш? Имея на вооружении снайперские винтовки с ночными прицелами, вычислить снайпера было бы несложно…