Глава 15. Арабы в XXI веке

Для многих в арабском мире первые годы третьего тысячелетия по насыщенности оказались сравнимы с целым столетием. В прошедшем веке переломные события происходили не чаще одного раза на протяжении жизни поколения: Первая мировая война 1914–1918 годов, повлекшая за собой распад Османской империи и установление современной государственной системы под европейским колониальным правлением, палестинская катастрофа 1948 года, приведшая к арабо-израильскому конфликту и холодной войне на Ближнем Востоке, и, наконец, война в Персидском заливе в 1991 году, ознаменовавшая конец холодной войны и начало новой эпохи американской гегемонии.

В новом тысячелетии арабский мир уже стал свидетелем двух поворотных моментов: терактов 11 сентября 2001 года, заставивших США начать тотальную войну с международным терроризмом, и «арабской весны» 2011 года. Эти два эпизода определили ситуацию на Ближнем Востоке в ХXI веке. Сегодня мы все еще переживаем их последствия. Не будет преувеличением сказать, что годы после 11 сентября 2001 года стали самыми тяжелыми в современной арабской истории.

Утром во вторник 11 сентября 2001 года террористы захватили четыре пассажирских авиалайнера, вылетевших из аэропортов Бостона, Вашингтона и Ньюарка, штат Нью-Джерси. Через 40 минут два самолета врезались в башни-близнецы Всемирного торгового центра на Манхэттене, третий — в здание Пентагона. Четвертый самолет, предположительно предназначавшийся для Белого дома или Конгресса США на Капитолийском холме, рухнул на поле в штате Пенсильвания. В общей сложности, не считая 19 угонщиков, эти четыре теракта унесли жизни около 2974 человек: 2603 во Всемирном торговом центре, 125 в Пентагоне и всех 246 пассажиров и членов экипажей четырех самолетов.

Террористы не выдвигали никаких требований. Их целью было нанести сокрушительный удар по Соединенным Штатам и инициировать глобальные перемены в мире. Хотя ни одна организация не взяла на себя ответственность за эти теракты, разведка США с самого начала подозревала Усаму Бен Ладена. Спустя всего несколько дней после атак ФБР установило личности 19 террористов. Все они были мусульманами — 15 из Саудовской Аравии, двое из Объединенных Арабских Эмиратов, один из Египта и один из Ливана, — и все были связаны с «Аль-Каидой». Мы можем только догадываться на основе последующих заявлений этой организации, на какие перемены были нацелены эти теракты: полное изгнание Америки из мусульманского мира, дестабилизация прозападных режимов и их замена исламскими государствами.

Соединенные Штаты отреагировали на самое страшное нападение на американскую землю со времен Пёрл-Харбора объявлением войны неизвестному врагу. В обращении к Конгрессу и американскому народу 20 сентября 2001 года президент Джордж Буш провозгласил «войну против терроризма», которая будет обращена сначала против «Аль-Каиды» и не завершится до тех пор, «пока каждая террористическая группировка в мире не будет найдена, остановлена и уничтожена». Он предупредил американцев, что это будет долгая и нестандартная война, и пообещал, что Америка победит.

Теракты 11 сентября и война с терроризмом поставили Соединенные Штаты на путь конфронтации с арабским миром. Многие — разумеется, не все, но многие — в арабском мире были рады видеть страдания Америки. В конце концов, Америка демонстрировала полное безразличие к страданиям арабов — тяжелому положению палестинцев под израильской оккупацией или иракцев, уже десять лет живших в условиях экономической блокады. В своих публичных заявлениях Усама Бен Ладен искусно играл на чувствах арабов. «То, что испытывает сегодня Америка, — мелочь по сравнению с тем, что мы испытывали на протяжении многих десятилетий, — заявил он в октябре 2001 года. — Наш народ подвергался унижениям больше 80 лет»^{1}.

Дерзкие заявления Бен Ладена, скрывавшегося в тайном убежище в афганских горах, добавляли напряженности арабо-американским отношениям. Люди по всему арабскому и мусульманскому миру восхищались лидером «Аль-Каиды». Они были впечатлены изобретательностью и смелостью исламистов, нанесших столь сокрушительный удар по Соединенным Штатам на их собственной земле. Бен Ладен мгновенно стал культовой фигурой, символом исламского сопротивления американскому господству. Американцы, разумеется, не разделяли этих взглядов и считали Бен Ладена воплощением мирового зла.

Напуганные, растерянные и разгневанные американские граждане перестали чувствовать себя в безопасности дома и за рубежом. Они требовали от своего правительства быстрых и решительных мер против врагов Америки. Администрация Буша ответила тайными операциями против террористических сетей и двумя открытыми войнами, которые только утвердили арабский мир во мнении, что борьба с терроризмом в действительности являлась борьбой с исламом.

Соединенные Штаты начали войну в Афганистане 7 октября 2001 года с санкции ООН и при поддержке коалиции НАТО. Целями войны было свержение режима талибов, покровительствовавшего Бен Ладену и его организации, захват всего руководства «Аль-Каиды» и уничтожение ее учебных лагерей в Афганистане. Первый этап операции был быстрым и довольно успешным: к середине ноября силы афганского Северного альянса при минимальном участии наземных войск США вытеснили талибов из Кабула, а к середине декабря 2001 года пали последние оплоты «Талибана» и «Аль-Каиды» на территории Афганистана.

Но за первыми успехами последовал ряд неудач, приведших к обострению борьбы с террористами. Прежде всего, американцам не удалось захватить Усаму Бен Ладена и лидера талибов Муллу Омара. Оба сумели бежать из Афганистана, чтобы перегруппировать силы и возобновить войну против Соединенных Штатов с территории соседнего Пакистана. Для сторонников Бен Ладена его спасение от американцев уже само по себе было победой.

Боевики «Аль-Каиды», взятые в плен в ходе войны, были признаны так называемыми «членами незаконных вооруженных формирований» и лишены как прав военнопленных в соответствии с Женевскими конвенциями, так и процессуальных гарантий в соответствии с правовой системой США. Они содержались в тюрьме Гуантанамо на американской военной базе на Кубе. Начиная с октября 2001 года в Гуантанамо было отправлено почти 800 человек, все мусульмане. Со временем большинство заключенных были освобождены без предъявления обвинений — к январю 2017 года их осталось всего 42. Вернувшись домой, они рассказали о пережитом. Унижения и пытки, которым подвергались заключенные в Гуантанамо, вызвали резкое осуждение международного сообщества и негодование в арабском мире.

В Афганистане американцы вместе с местными лидерами активно работали над созданием новой политической структуры. Чтобы обеспечить стабильность правительства Хамида Карзая в стране, которая больше 20 лет после советского вторжения в 1979 году была погружена в хаос гражданской войны, требовались огромные инвестиции в экономическое развитие и государственное строительство. Вместо этого в 2002 году администрация Буша перенаправила все внимание и ресурсы на подготовку к войне в Ираке, оставив слабое афганское государство беззащитным перед лицом вновь набирающего силу «Талибана». В результате военная кампания, которая началась в октябре 2001 года с минимальным участием иностранных наземных сил, переросла в полномасштабную войну. На ее пике в 2011 году в ней участвовало больше 120 000 иностранных военнослужащих. Американцы и их союзники по коалиции объявили о завершении этого этапа войны только в конце декабря 2014 года. К тому моменту жертвами военных действий стали больше 100 000 мирных афганских граждан, миллионы были вынуждены покинуть свои дома. Афганский народ, неповинный в преступлениях «Аль-Каиды», дорого заплатил за теракты 11 сентября.

Большинство арабских государств были недовольны расширением военного присутствия США в мусульманском мире. Слабая поддержка с их стороны в войне с терроризмом заставила Соединенные Штаты усомниться во многих из своих давних союзников в регионе, в первую очередь в Саудовской Аравии. То, что Бен Ладен и 15 участников терактов 11 сентября были выходцами из Саудовской Аравии и частные саудовские фонды участвовали в финансировании «Аль-Каиды», только усугубляло подозрения американцев. В отношении других стран их политика также подверглась пересмотру. Вашингтон обвинил Египет в попустительстве терроризму, заклеймил Иран и Ирак как часть «оси зла» и поставил Сирию во главу списка стран, поддерживающих терроризм.

После 11 сентября арабские правительства оказались между молотом и наковальней. Если бы они воспротивились американской войне с терроризмом, то навлекли бы на себя возмездие со стороны самой могущественной мировой сверхдержавы, которое могло варьироваться от экономической изоляции до прямых попыток смены режима. А если бы поддержали Америку, то рисковали спровоцировать всплеск террористической активности со стороны местных групп экстремистов, вдохновленных примером Бен Ладена. С мая по ноябрь 2003 года многие города в Саудовской Аравии, Марокко и Турции сотрясла серия взрывов, организованных местными исламистами. В результате 125 человек погибли и почти 1000 получили ранения. В ноябре 2005 года три взрыва прогремело одновременно в трех международных отелях столицы Иордании Аммана; 57 человек погибли, и сотни были ранены, почти все — иорданцы. Арабский мир оказался перед чрезвычайно трудным выбором, от которого зависели его дальнейшие отношения с Соединенными Штатами.

Но все то, что разделило американцев и арабов, привело к сближению американцев и израильтян. Премьер-министр Ариэль Шарон сумел убедить президента Буша в том, что Соединенные Штаты и Израиль ведут общую войну с терроризмом. Вторая интифада, вспыхнувшая в сентябре 2000 года, к моменту терактов 11 сентября переросла в насильственное противостояние. Тот факт, что палестинские исламистские группировки также использовали террористов-смертников для атак на израильское мирное население, в глазах президента Буша означал, что Америка и еврейское государство сражаются с общим врагом. С этого момента Соединенные Штаты стали закрывать глаза на действия Израиля не только против ХАМАС и «Исламского джихада» в Палестине, а также «Хизбаллы» в Ливане, но и против признанной международным сообществом Палестинской национальной администрации. Израиль в полной мере воспользовался молчаливым согласием американцев, чтобы начать новую насильственную кампанию против палестинского руководства и палестинского народа в целом, что привело к еще большему обострению напряженности в арабском мире.

В июне 2002 года премьер-министр Шарон отдал приказ о повторной оккупации Западного берега. Хотя он оправдывал эту меру необходимостью защиты Израиля от террористических атак, его главной целью была изоляция Ясира Арафата и ослабление Палестинской администрации. Захватив палестинские города, находившиеся под палестинским самоуправлением со времен соглашений в Осло, — Вифлеем, Дженин, Рамаллу, Наблус, Тулькарм и Калькилию, израильская армия приступила к подавлению палестинского сопротивления. В общей сложности за годы Второй интифады, продолжавшейся с сентября 2000 по февраль 2005 года, погибло около 3200 палестинцев и 950 израильтян^{2}.

Пока израильские войска старались подавить Вторую интифаду, правительство Шарона еще больше накалило ситуацию очередными шагами по захвату территорий на Западном берегу. Снова началось активное строительство еврейских поселений, а в июне 2002 года израильское правительство приступило к возведению 720-километровой стены якобы для защиты Израиля от атак палестинских террористов. Разделительный барьер (или «стена апартеида», как называют ее палестинцы) заходит на несколько километров вглубь Западного берега и фактически представляет собой аннексию Израилем почти девяти процентов палестинской территории, что сказывается на условиях жизни почти 500 000 палестинцев^{3}.

Подобные действия Израиля серьезно вредили американцам в их войне с терроризмом. Кадры страданий палестинцев, транслируемые в прямом эфире по арабским спутниковым телеканалам, вызывали гнев и ярость по всему Ближнему Востоку. Бездействие США в ответ на подобную политику Израиля только играло на руку «Аль-Каиде» и другим террористическим организациям, помогая им вербовать все новых членов. В конце концов администрации Буша пришлось принять участие в урегулировании палестино-израильских отношений, чтобы попытаться разрядить напряженность в регионе.

Джордж Буш стал первым американским президентом, поддержавшим создание палестинского государства для разрешения палестино-израильского конфликта. В своей программной речи по Ближнему Востоку, произнесенной в Белом доме 24 июня 2002 года, Буш говорил о палестинском государстве, «живущем бок о бок в мире и безопасности» с Израилем. Однако американский президент выдвинул ряд условий: в частности, он призвал палестинцев «выбрать себе новых лидеров, не скомпрометировавших себя причастностью к терроризму», что было прозрачным намеком на неприемлемость Ясира Арафата как президента Палестинской национальной администрации и как будущего участника переговоров о мире.

Осознавая всю сложность поставленной задачи, администрация Буша вступила в партнерство с Россией, Европейским союзом и Организацией Объединенных Наций. Целью этой группы, получившей название Ближневосточный квартет, стала консолидация международных усилий для достижения мирного арабо-израильского урегулирования. Пожалуй, наиболее важным было отношение к ней палестинцев, которые считали, что Квартет позволит уравновесить тандем Америки и Израиля позицией тех, кто традиционно больше сочувствовал палестинцам, — России и ООН.

В апреле 2003 года Квартет опубликовал «Дорожную карту по установлению мира на Ближнем Востоке», основанную на формуле двух государств. «Дорожная карта» представляла собой амбициозный трехэтапный план, который призывал положить конец насилию между палестинцами и израильтянами, предусматривал создание временного палестинского государства в рамках временных границ и, на третьем этапе, урегулирование непосредственно между израильтянами и палестинцами наиболее сложных вопросов, связанных с границами, будущим Иерусалима, статусом беженцев и дальнейшей участью израильских поселений на Западном берегу и в секторе Газа. К концу 2005 года государства Израиль и Палестина должны были официально признать друг друга и объявить об окончании противостояния.

Однако многие в арабском мире сомневались в том, что «Дорожная карта» приведет к установлению справедливого и прочного мира между Израилем и палестинцами, и по-прежнему скептически относились к намерениям американцев. Их сомнения подтвердились. Через несколько месяцев после программной речи Буша и публикации «Дорожной карты», в марте 2003 года, Соединенные Штаты вторглись в Ирак.

США представили свое вторжение в Ирак как очередной этап глобальной войны с терроризмом. Администрация Буша утверждала, что у Саддама Хусейна есть огромные запасы оружия массового поражения, включая химические и биологические агенты и компоненты для производства ядерного оружия. Премьер-министр Великобритании Тони Блэр полностью разделял озабоченность Буша. Белый дом также подозревал режим Саддама в связях с «Аль-Каидой», которая хотела получить доступ к оружию массового поражения. Соответственно, администрация Буша настаивала на том, что нанесение упреждающего удара по Ираку — единственный способ предотвратить попадание самого опасного оружия в руки самой опасной террористической организации^{4}.

Арабский мир заявления Буша не убедили. Правительства арабских стран предполагали — как оказалось, ошибочно, — что Саддам Хусейн может иметь запасы химического и биологического оружия. В конце концов, в 1980-х годах он уже использовал химическое оружие против иранцев и иракских курдов. Даже главный военный инспектор ООН д-р Ханс Бликс считал, что Ирак обладает такими арсеналами. Но арабские государства знали, что Ирак не был причастен к терактам 11 сентября, и сильно сомневались в существовании связей между исламистской сетью «Аль-Каида» и светской иракской партией «Баас». Саддам Хусейн возглавлял именно такой светский режим, с какими боролся Усама Бен Ладен. Арабский мир не верил обвинениям администрация Буша и подозревал, что истинные мотивы Соединенных Штатов — наложить руку на иракскую нефть и расширить свое влияние над богатым нефтью Персидским заливом.

Вторжение в Ирак, начавшееся 20 марта 2003 года, вызвало резкое осуждение во всем мире. Соединенные Штаты при поддержке Великобритании ввели войска в арабскую страну без каких-либо провокаций с ее стороны и без санкции ООН. Саддам Хусейн продолжал вести себя демонстративно вызывающе перед превосходящими силами западных держав, и, как и во время войны в Персидском заливе в 1991 году, его позиция получила широкую поддержку арабской общественности. Все 22 члена Лиги арабских государств, кроме Кувейта, проголосовали за резолюцию, которая осуждала вторжение как нарушение Устава ООН и требовала полного вывода американских и британских войск с территории Ирака до 23 марта. Но никто всерьез не ожидал, что администрация Буша будет обращать внимание на ООН, не говоря уже об арабском мире.

Хотя иракская армия оказала упорное сопротивление, она не могла остановить превосходящие коалиционные силы, к тому же полностью контролировавшие воздушное пространство Ирака. Через три недели после начала военной операции, 9 апреля, американцы захватили Багдад и объявили о падении режима Саддама Хусейна. Иракский народ испытывал смешанные чувства: с одной стороны, он был рад свержению кровавого диктатора, с другой — возмущен вторжением американцев и британцев на свою землю.

После свержения правительства Саддама Ирак оказался в руках США. Для управления оккупированной страной была создана так называемая Временная коалиционная администрация. Два из первых решений, принятых этой администрацией в мае 2003 года, привели к тому, что хаос, царивший в послевоенном Ираке, вылился в вооруженное восстание против американского присутствия. Первым решением было объявление вне закона иракской партии «Баас» и запрет ее бывшим членам занимать государственные посты. Вторым шагом стал роспуск 500-тысячной иракской милиции и служб безопасности. Все вместе эти меры получили название «дебаасификация».

Американские власти считали, что дебаасификация поможет очистить Ирак от тлетворного наследия Саддама Хусейна. Идею они почерпнули в политике денацификации, проводившейся союзными оккупационными властями в Германии после Второй мировой войны. Американцы считали, что эти меры позволят расчистить площадку для строительства нового демократического иракского государства, где будут соблюдаться гражданские права и свободы. На самом же деле недальновидная политика привела к появлению в стране огромного количества хорошо вооруженных безработных мужчин и лишила суннитские политические элиты всякой заинтересованности в сотрудничестве с новым демократическим Ираком, где доминирование перешло к шиитскому большинству. Восстание против американской оккупации и межконфессиональный конфликт между иракскими общинами стали неизбежны.

Очень скоро в Ираке расцвели антиамериканские и антизападные радикальные группировки. Новая группа экстремистов, называвшая себя «Аль-Каида в Ираке» и имевшая номинальные связи с организацией Усамы Бен Ладена, широко использовала теракты с участием смертников против иностранцев и иракских граждан. Она вынудила Организацию Объединенных Наций закрыть свою штаб-квартиру в Багдаде после того, как 19 августа 2003 года организовала мощный взрыв, в результате которого погибло больше 20 сотрудников ООН, включая специального представителя Сержиу Виейра ди Меллу. Террористы брали граждан западных стран в заложники, многих жестоко убивали. Особенно часто нападениям подвергались военные патрули. Почти бескровная для американцев и британцев военная операция уступила место оккупации, в ходе которой союзники несли большие потери. К концу 2011 года, когда Соединенные Штаты завершили вывод войск из Ирака, от рук боевиков погибло около 4500 американцев и больше 170 британцев, ранения получили больше 32 000 иностранных военнослужащих^{5}.

Распространение демократии было одной из ключевых составляющих американской войны против терроризма. Президент Буш и его неоконсервативные советники считали, что демократические ценности и активное участие общества в политике несовместимы с терроризмом. Главным поборником этой точки зрения был заместитель министра обороны Пол Вулфовиц. В своей речи на форуме по вопросам внешней политики в Калифорнии в мае 2002 года Вулфовиц заявил: «Чтобы победить в войне с терроризмом… мы должны обратиться к сотням миллионов умеренных и терпимых людей в мусульманском мире… которые жаждут получить доступ к благам свободы, демократии и свободного предпринимательства»^{6}. В декабре 2002 года госсекретарь США Колин Пауэлл выступил со своей мертворожденной Инициативой ближневосточного партнерства, призванной принести в регион «демократию и свободный рынок»^{7}. Администрация Буша утверждала, что демократический Ирак станет путеводной звездой для остальных арабских государств и позволит запустить волну демократизации, которая охватит весь арабский мир.

К январю 2005 года, когда граждане Ирака впервые пошли на выборы, чтобы избрать Национальную ассамблею, которая должна была разработать новую конституцию, страна уже была глубоко расколота. Шииты, составляющие 50–60 процентов ее населения, были главными бенефициарами новой демократической системы и использовали выборы, чтобы закрепиться у власти, — явка на выборы в шиитских районах составила около 80 процентов. Курды — неарабская этническая группа, которая в стране в целом является меньшинством, но в своих провинциях составляет подавляющее большинство, — с еще б?льшим энтузиазмом поддержали новую демократическую систему и обеспечили явку в 90 процентов. Сунниты, ставшие главными жертвами политики дебаасификации, большей частью бойкотировала выборы. Так, в Мосуле явка среди суннитов не превысила 10 процентов^{8}.

Декабрьские выборы 2005 года, проведенные в соответствии с новой конституцией, подтвердили новые политические реалии Ирака. «Объединенный иракский альянс» — ведущий блок шиитских партий — получил 128 из 275 мест в Национальной ассамблее. Вслед за ним шел «Курдский альянс» с 53 местами. Суннитская коалиция «Иракский фронт согласия» получила только 44 места. Президентом Ирака стал курдский лидер Джалал Талабани, премьер-министром — шиитский политик Нури аль-Малики. После нескольких веков доминирования в иракской политике суннитские элиты были отстранены от власти и, учитывая относительный демографический вес суннитской общины в стране, не имели шансов вернуться к ней путем свободных выборов. Там, где невозможно было победить демократическими средствами, сунниты обратились к насилию. Целью суннитских вооруженных группировок теперь стали не оккупационные силы, а сограждане-шииты, и Ирак погрузился в разрушительный религиозный конфликт.

Иракские силы безопасности и американские войска оказались не в силах сдержать волну насилия. Смертники ежедневно устраивали кровавые теракты на рынках и в мечетях иракских городов. Спутниковые телеканалы транслировали по всему арабскому миру картины гибели и разрушения. Хотя данные о жертвах среди гражданского населения с момента американского вторжения широко варьируются, по оценкам самого иракского правительства, за период с 2003 по 2011 год погибло от 100 000 до 150 000 мирных жителей. Именно они, как и в Афганистане, пострадали от войны с терроризмом больше всего, вынужденные принести в жертву свою безопасность, ценности и образ жизни^{9}.

Приход шиитов к власти в Ираке после свержения Саддама Хусейна изменил и региональный баланс сил. До 2003 года это было одно из самых могущественных суннитских государств, служившее буфером для сдерживания предполагаемой угрозы со стороны Исламской Республики Иран. После 2005 года, под руководством шиитского правительства, Ирак стал восприниматься как союзник Ирана. Соседние суннитские государства, в первую очередь Саудовская Аравия и Иордания, с тревогой взирали на «Шиитский полумесяц», простирающийся от Ирана через Ирак до Сирии (которая была союзником Ирана с 1980 года) и Ливана, где шиитские военизированные группировки «Амаль» и «Хизбалла» стали играть ведущую роль в национальной политике. Между суннитами и шиитами начала нарастать напряженность, которая в конечном итоге привела к дестабилизации всего арабского мира.

Инициативы администрации Буша по продвижению демократии в остальном арабском мире оказались ничуть не более успешны, чем в Ираке. Неприятие американской внешней политики сделало исламистские партии, призывавшие к сопротивлению Америке, более привлекательными для избирателей, чем умеренные партии, стремившиеся к налаживанию отношений с Западом. Выборы в Ливане в 2005 году и на палестинских территориях в 2006 году наглядно продемонстрировали неудобную правду о демократии в арабском мире: на любых свободных и демократических выборах побеждали партии, наиболее враждебные к Соединенным Штатам.

11 ноября 2004 года в парижской больнице от осложнений после обширного кровоизлияния в мозг скончался исторический лидер палестинского движения и президент Палестинской национальной администрации Ясир Арафат. Палестинский народ оплакивал своего вождя, тогда как администрация Буша настаивала на том, что смерть Арафата открывает для палестинцев возможность выбрать новых лидеров, «не скомпрометировавших себя причастностью к терроризму». 9 января 2005 года палестинцы проголосовали за нового президента. Лидер ФАТХ Махмуд Аббас набрал безоговорочное большинство голосов — 63 процента. Администрация Буша приветствовала результаты выборов и назвала Аббаса человеком, с которым можно работать. Премьер-министр Израиля Ариэль Шарон, напротив, отказался иметь с ним дело.

В 2005 году Шарон объявил о намерении вывести все израильские войска и поселенцев из сектора Газа. Присутствие в Газе не оправдывало себя: тысячи солдат обеспечивали безопасность 8000 поселенцев в окружении 1,4 млн враждебно настроенных палестинцев. Израильское население и армия приветствовали это решение. Это также дало Шарону больше свободы в игнорировании «Дорожной карты» под предлогом того, что он реализует собственную мирную инициативу в урегулировании палестинской проблемы. Но Шарон совершил ошибку, отказавшись вести переговоры с Палестинской национальной администрацией, чтобы обеспечить плавную передачу власти в Газе. В результате, когда в августе 2005 года израильтяне завершили уход из сектора Газа, они создали там опасный вакуум власти и фактически выставили ХАМАС победителем. Исламисты не преминули заявить, что именно их многолетнее сопротивление заставило израильтян убраться с палестинской земли.

Истинные масштабы завоеваний ХАМАС стали очевидны на выборах в Палестинский законодательный совет в январе 2006 года. Двумя ведущими партиями были арафатовская ФАТХ во главе с Махмудом Аббасом и ХАМАС во главе с Исмаилом Ханией. Западные аналитики прогнозировали, что ХАМАС получит серьезную поддержку и потеснит ФАТХ в законодательном совете. Но результаты выборов стали потрясением не только для внешних наблюдателей, но и для самих палестинцев: из 132 мест в парламенте ХАМАС получило абсолютное большинство — 74; ФАТХ удалось сохранить всего 45 мест. Отныне разделенные палестинские территории получили разделенное руководство — президента от ФАТХ и парламент с безоговорочным доминированием ХАМАС. Но возникла и еще более серьезная проблема: партия, официально бойкотируемая США и Евросоюзом как террористическая организация, одержала победу на свободных и справедливых выборах, признанных иностранными наблюдателями соответствующими международным стандартам, и сформировала новое правительство Палестины. Это был сокрушительный удар по американской войне с терроризмом. И палестинский народ заплатил за это.

Новое правительство ХАМАС во главе с премьер-министром Ханией открыто отвергло разработанный Ближневосточным квартетом план мирного урегулирования. Хания отказался признавать Израиль, прекращать вооруженное сопротивление и принимать условия «Дорожной карты». Как следствие, Квартет прекратил любую поддержку Палестинской национальной администрации. Европейский союз и Соединенные Штаты заявили, что, пока ХАМАС не «откажется от террора» в западном понимании, они не собираются иметь дело ни с движением, ни с возглавляемой им Палестинской администрацией, пусть даже она выбрана самым что ни на есть демократическим путем.

В Ливане исламистская партия «Хизбалла» также завоевала поддержку избирателей благодаря своей политике сопротивления Израилю и Соединенным Штатам. Популярность «Хизбаллы» стала неожиданностью для администрации Буша, которая превозносила Ливан как страну, граждане которой успешно защитили свои демократические права — в данном случае от сирийской тирании.

Всплеск демократической активности в Ливане был вызван громким убийством бывшего ливанского премьер-министра Рафика аль-Харири 14 февраля 2005 года. Аль-Харири, подавший в отставку всего за четыре месяца до этого в знак протеста против сирийского вмешательства в ливанскую политику, оставался популярным политическим лидером. Способ его убийства потряс даже привыкших к насилию ливанцев. Убийцы взорвали начиненный тонной взрывчатки грузовик, когда кортеж аль-Харири проезжал по набережной через район отелей. Это был его обычный маршрут от дома до парламента. Вместе с аль-Харири погиб еще 21 человек, включая его помощников, телохранителей, водителей, а также невинных людей, случайно оказавшихся рядом.

В Ливане был объявлен национальный траур, а сын аль-Харири Саад возложил ответственность за смерть отца на Сирию. Убийство аль-Харири вызвало всплеск протестов против сирийского присутствия в Ливане, а также против находившегося у власти просирийского режима. 14 марта больше миллиона ливанцев собрались в центре Бейрута, чтобы потребовать полного вывода сирийских войск из страны. Это был первый случай массовых народных выступлений, которые шесть лет спустя станут характерной чертой «арабской весны». Администрация Буша поддержала протестующих, обвинив Сирию в поддержке терроризма. Столкнувшись с колоссальным международным давлением, сирийское правительство согласилось вывести свои войска и разведывательные службы из Ливана после почти 30-летней оккупации. Последние сирийские войска пересекли ливанскую границу 26 апреля.

В мае и июне 2005 года ливанский народ избрал новый парламент. Администрация Буша превозносила эти выборы как успех американской политики по продвижению демократии в арабском мире. Антисирийская коалиция во главе с Саадом аль-Харири получила 72 из 128 парламентских мест. Однако политическое крыло шиитского радикального движения «Хизбалла» получило солидный блок в 14 мест и вместе с группой просирийских партий заявило о себе как о мощной оппозиционной силе на ливанской политической арене. Даже в Ливане свободные демократические выборы открыли путь к власти радикальным исламистским силам, не скрывающим своей враждебности к Соединенным Штатам.

Антиизраильская политика также приносила исламистским партиям щедрые политические дивиденды. Пока ХАМАС в Палестине и «Хизбалла» в Ливане сражались против еврейского государства, они могли рассчитывать на широкую народную поддержку. Кроме того, они считали освобождение мусульманских земель от израильтян своим религиозным долгом. Летом 2006 года обе организации участили нападения на Израиль, что имело катастрофические последствия как для сектора Газа, так и для Ливана.

25 июня 2006 года группа боевиков ХАМАС перешла из Газы в Израиль по подземному туннелю, прорытому недалеко от египетской границы, и напала на израильских пограничников. Двое солдат были убиты, четверо ранены, а молодой призывник по имени Гилад Шалит похищен. 28 июня израильские войска вошли в сектор Газа и на следующий день арестовали 64 официальных представителя ХАМАС, в том числе восемь членов палестинского правительства и 20 демократически избранных депутатов Палестинского законодательного совета. В ответ боевики ХАМАС обстреляли израильскую территорию самодельными ракетами, а израильтяне задействовали авиацию для нанесения ударов по палестинским территориям. Одиннадцать израильтян и больше 400 палестинцев погибли, пока в ноябре 2006 года не было объявлено прекращение огня.

Война «Хизбаллы» с Израилем вызвала несоразмерную реакцию, направленную против Ливана. 12 июля 2006 года группа боевиков «Хизбаллы» проникла на территорию Израиля и атаковала два джипа, патрулировавших границу с Ливаном. Трое израильских пограничников были убиты, двое ранены и двое взяты в плен. Это беспричинное нападение послужило поводом для 34-дневной военной операции, в ходе которой израильские наземные силы вторглись в Южный Ливан, а израильская авиация подвергла массированным ударам ключевые объекты инфраструктуры и сровняла с землей целые кварталы в шиитском пригороде Бейрута, оставив без крова больше миллиона ливанцев. В свою очередь, вооруженные отряды «Хизбаллы» вели ожесточенные бои с израильскими войсками в горных районах Южного Ливана и не прекращали обстреливать ракетами израильскую территорию, из-за чего тысячи израильтян были вынуждены эвакуироваться из зоны конфликта.

Ливанское правительство обратилось за помощью к Соединенным Штатам. В конце концов, администрация Буша превозносила демократический Ливан как пример для всего Ближнего Востока и полностью поддержала ливанские требования о выводе сирийских войск в 2005 году. Однако американцы отказались вмешиваться в конфликт с израильтянами даже для того, чтобы призвать к прекращению огня. Поскольку Израиль сражался против «Хизбаллы», которую Соединенные Штаты считали террористической организацией, администрация Буша не захотела сдерживать своего союзника. Более того, Соединенные Штаты снабдили израильтян бомбами с лазерным наведением и кассетными бомбами, чтобы пополнить их арсеналы, истощенные интенсивными бомбардировками Ливана. 34-дневный военный конфликт, завершившийся 14 августа, унес жизни 1100 ливанских и 43 израильских мирных жителей. Потери ополчения «Хизбаллы», по оценкам ООН, составили около 500 человек; израильская армия сообщила о гибели 117 военнослужащих.

Вооруженные конфликты лета 2006 года продемонстрировали, что поддержка арабской демократии со стороны Америки имеет пределы, а поддержка Израиля безгранична. По сути, США и администрация Буша оказались готовы признать результаты только тех выборов, которые привели к власти прозападные партии, и одобрить любые действия Израиля, какими бы несоразмерными они ни были, против сторон, связанных с терроризмом. Но тот факт, что Соединенные Штаты и Израиль совместно выступали против ХАМАС и «Хизбаллы», только придавал этим движениям популярности. Выступая против Буша, Израиля и возглавляемой США войны с терроризмом, они не только не подвергались осуждению за провоцирование разрушительных войн с Израилем, но и получали еще большую поддержку как у себя на родине, так и во всем арабском мире.

С избранием на пост президента Барака Обамы в ноябре 2008 года Соединенные Штаты вступили в новую эпоху конструктивного взаимодействия с арабским и исламским миром. В первые 100 дней президентства Обама инициировал ряд шагов для снижения напряженности в регионе, порожденной семью годами антитеррористической войны. Новый президент объявил о сокращении военного присутствия США в Ираке, назвал палестино-израильский мирный процесс одним из первоочередных внешнеполитических приоритетов и возобновил взаимодействие с государствами, объявленными администрацией Буша изгоями, такими как Сирия и Иран.

Наиболее яркой декларацией новой политики в отношении арабского и исламского мира стала речь Обамы в Каирском университете, произнесенная в июне 2009 года. «Я прибыл сюда, чтобы открыть новую страницу во взаимоотношениях между Соединенными Штатами и живущими по всему миру мусульманами на основе общих интересов и уважения друг к другу… — заявил Обама внимательно слушавшей его аудитории. — Необходимо упорно стремиться услышать друг друга, учиться друг у друга, уважать друг друга и искать общие позиции». Хотя многие в арабском мире решили подождать и посмотреть, подтвердит ли Обама свою воодушевляющую риторику конкретными делами, его послание тем не менее снизило накал напряженности в регионе, который на протяжении многих лет находился в эпицентре войны с терроризмом.

В 2009 году Обама был удостоен Нобелевской премии мира, однако на протяжении всех восьми лет его президентства Америка продолжала воевать с мусульманским миром. Сокращая военное присутствие в Ираке — последние американские подразделения покинули Багдад в декабре 2011 года, — администрация Обамы наращивала контингент в Афганистане, численность которого достигла 100 000 военнослужащих. О завершении кампании было объявлено только в 2014 году, и, таким образом, начавшись в 2001 году, она стала самым длительным военным конфликтом в истории Америки. Наиболее спорным шагом Обамы стало активное применение беспилотников в Пакистане, Сомали, Йемене и Ливии. В то время как при президенте Буше было проведено около 50 атак ударными дронами, в результате которых погибло 296 боевиков и 195 гражданских лиц, при Обаме таких атак было больше 500, и они унесли жизни 3040 боевиков и сотен мирных граждан^{10}. Самой резонансной операцией, санкционированной администрацией Обамы, стало убийство Усамы Бен Ладена, произошедшее 2 мая 2011 года в его тайном убежище в пакистанском городе Абботабад, и захоронение его тела в море. После терактов 11 сентября президент Буш призвал к правосудию Дикого Запада и потребовал найти Бен Ладена «живым или мертвым». То, что не удалось сделать архитектору войны с террором, сумел совершить лауреат Нобелевской премии мира.

Арабский мир на удивление спокойно отреагировал на убийство Бен Ладена, ставшего символом священной войны мусульман с американской империей зла. В 2011 году в регионе развернулись события, которые затмили противостояние с Западом: с падением режима Зин аль-Абидина Бен Али в Тунисе и Хосни Мубарака в Египте арабский мир вступил в полный надежд и разочарований период, получивший на Западе название «арабская весна».

Первыми ласточками «арабской весны» стали государственные перевороты в Тунисе и Египте, произошедшие в январе и феврале 2011 года. Они определили стратегию и тактику народного восстания и вдохновили аналогичные движения по всему региону. Лозунги, с которыми народ впервые вышел на улицы Туниса, — «Долой!», обращенное к автократическому правителю, и «Народ хочет падения режима!» — впоследствии прозвучали в Египте, а затем и в Ливии, Бахрейне, Йемене и Сирии. Еще одной характерной чертой «арабской весны» стало широкое использование социальных сетей, что позволило обойти контроль служб безопасности и мобилизовать десятки тысяч человек для участия в круглосуточных акциях протеста, проходивших в сердце арабских столиц — на авеню Хабиба Бургибы в Тунисе, на площади Тахрир в Каире и т. д. Массовость протестных акций придавала арабским гражданам мужества в противостоянии репрессивным автократическим режимам и уверенности в правоте своего дела. После победы народных революций в Тунисе и Египте возникло всеобщее убеждение, что любая страна, вставшая на путь «арабской весны», сможет повторить их успех.

Однако представление, будто все арабские государства одинаковы и единый революционный шаблон может быть применим в любой стране, оказалось главной ошибкой «арабской весны». Вскоре стало очевидно, что Ливия под диктатурой Муаммара Каддафи с ее почти полным отсутствием государственных институтов сильно отличалась от Бахрейна с его конфессиональными суннитско-шиитскими противоречиями, а он, в свою очередь, отличался от Йемена с его длительной историей межплеменных распрей и от Сирии с алавитским меньшинством у власти. Присутствие уникального набора внутренних факторов вкупе с вмешательством региональных держав привело к очень разным результатам в каждой из шести стран, переживших в 2011 году подъем революционной активности. Среди этих результатов были: контрреволюция, гражданская война, региональный конфликт и зарождение транснационального халифата. То, что началось как движение за демократизацию, быстро вылилось в тяжелейший политический и гуманитарный кризис в современной истории Ближнего Востока.

Через несколько недель после победы революций в Тунисе и Египте контрреволюционные силы положили конец «арабской весне» в Бахрейне.

Молодые бахрейнцы с воодушевлением следили за событиями в Тунисе и Египте. Для них виртуальным местом встречи служила площадка «Бахрейн онлайн», где они могли анонимно и безопасно делиться своими политическими взглядами. К 2011 году у «Бахрейн онлайн» были сотни тысяч подписчиков. 26 января 2011 года, когда египтяне собрались на площади Тахрир, один из участников форума предложил: «Давайте выберем день, чтобы начать в Бахрейне свою народную революцию». Очевидным выбором было 14 февраля — дата, которая в островном королевстве ассоциировалась с большими ожиданиями и крушением надежд^{11}.

Десятью годами ранее, 14 февраля 2001 года, правительство Бахрейна провело референдум по принятию Национальной хартии действий, которая была призвана удовлетворить многолетние требования политических реформ. Хартия предусматривала модернизацию конституции 1973 года, восстановление выборного парламента и переход на более высокий уровень демократии через преобразование эмирата в конституционную монархию. Хартию одобрили 98,4 процента избирателей, продемонстрировав высочайшую солидарность между шиитской и суннитской общинами королевства.

Но порожденные Национальной хартией надежды рухнули уже год спустя. 14 февраля 2002 года правитель Бахрейна Хамад Ибн Иса Ал Халифа, взошедший на престол в 1999 году и правящий страной по сей день, утвердил указом новую реакционную конституцию. Она превращала Бахрейн в монархию, а его правителя — в короля, и предусматривала создание двухпалатного парламента с назначаемой верхней палатой и практически бессильной нижней выборной палатой. Оппозиция осудила этот шаг как конституционный переворот, навязывание династией Ал Халифа своей воли народу без его согласия.

В период с 2002 по 2011 год в Бахрейне нарастала напряженность. Несмотря на отсутствие официальных данных о численности шиитской и суннитской общин в королевстве, шииты были уверены, что составляют абсолютное большинство — не меньше 60 процентов от 600 000 граждан страны (больше половины из 1,3 млн жителей Бахрейна являются иностранцами). Многие в Бахрейне считали, что новый конституционный порядок дает диспропорциональное преимущество правящему суннитскому меньшинству. Усугубляющееся неравенство и жесткое подавление политического инакомыслия привели к усилению противостояния новому монархическому режиму.

К январю 2011 года у бахрейнских оппозиционеров накопился длинный список претензий: неподотчетное правительство, игравшее на конфессиональном факторе, чтобы расколоть общество; процветающая коррупция, разграбление национальных богатств правящей элитой и экспроприация земли; подавление инакомыслия, цензура и ограничение свободы слова; преобладание иностранцев-суннитов в органах безопасности страны (к службе в которых шииты не допускались). «Гнев и разочарование кипят в нас», — написал автор поста в «Бахрейн онлайн» накануне 14 февраля, объявленного «днем гнева», днем народного протеста против режима. В честь этой даты организаторы назвали себя движением «Молодежь 14 февраля».

Через два дня после того, как египетский президент Хосни Мубарак подал в отставку, протестующие вышли на улицы Бахрейна. Для разгона демонстрации полиция применила слезоточивый газ и огнестрельное оружие, в результате один человек погиб и множество были ранены. Похороны погибшего демонстранта, состоявшиеся на следующий день, вызвали новый всплеск протестов, что привело к гибели еще одного человека. Из пригородов и окрестных деревень в Манаму начали стекаться потоки людей, которые собирались в обозначенном организаторами месте — на Жемчужной площади, ставшей бахрейнским аналогом каирской площади Тахрир.

Площадь представляла собой кольцевую транспортную развязку с Жемчужным монументом в центре. Воздвигнутый в 1982 году в честь саммита Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива, 90-метровый монумент представлял собой шесть изогнутых, сходящихся кверху парусов — по числу стран — членов Совета (Бахрейн, Кувейт, Оман, Катар, Саудовская Аравия и Объединенные Арабские Эмираты), — которые венчала массивная жемчужина, символ донефтяных времен, когда основой экономики Бахрейна была добыча жемчуга. Большое открытое пространство, удобное местоположение и близость к окружающим столицу предместьям делали Жемчужную площадь идеальным местом для проведения митингов и демонстраций.

15 февраля площадь наводнили тысячи бахрейнцев. Чтобы полиция не открыла по ним стрельбу, они кричали: «Мир! Мир!» «Народ и страна в гневе! — скандировали протестующие. — Мы требуем новой конституции!»^{12} Люди не уходили с площади два дня, разбив там палаточный городок, пока 17 февраля армия и полиция не разогнали демонстрантов силой, в результате чего четыре человека погибли и множество получили ранения. Новые жертвы только распалили народный гнев. 19 февраля, как только силы безопасности покинули площадь, там снова появились палатки. Бахрейнцы знали, что в Тунисе погибли десятки человек, в Египте сотни, прежде чем революционное движение одержало победу, и были готовы пожертвовать жизнями, чтобы отстоять свои законные политические права. Репрессивные меры со стороны властей заставили протестующих ужесточить свои требования. Теперь они требовали не просто демократических реформ — они требовали отречения короля и свержения правящего режима.

Больше трех недель Жемчужная площадь оставалась центром народного восстания. Протестующие установили палатки, полевые кухни, пункты медицинской помощи и трибуну для ораторов. Был открыт даже пресс-центр, чтобы снабжать информацией иностранные СМИ, жаждавшие историй об «арабской весне». На площади собирались толпы людей — мужчин и женщин, суннитов и шиитов, ветеранов оппозиционной политики и членов движения «Молодежь 14 февраля», сплоченных общей целью. Но царившая там карнавальная атмосфера нисколько не отменяла серьезности угрозы, которую происходящее представляло для монархии. Согласно сценарию «арабской весны», такого рода массовая акция протеста в центре столицы неизбежно должна была закончиться падением режима.

Король Хамад и его правительство разошлись во мнениях о том, как реагировать на происходящее. Поборники жестких мер во главе с премьер-министром принцем Халифой Ибн Салманом Ал Халифой (занимающим этот пост с 1970 года и являющимся самым долгоправящим неизбранным главой правительства в мире) выступали за подавление восстания силой. Кронпринц Салман Ибн Хамад Ал Халифа вступил в тайные переговоры с семью официальными оппозиционными движениями и предложил провести конституционные реформы, которые могли бы удовлетворить протестующих и разрешить кризис^{13}. Соседи Бахрейна поддержали премьер-министра. Правители Саудовской Аравии считали, что революция в любой из консервативных монархий Персидского залива угрожает политической стабильности всех остальных, и видели в бахрейнском протестном движении, где ведущую роль играли шииты, иранский след. Если Иран преуспеет в Бахрейне, рассуждали Саудиты, он неизбежно попытается сделать то же самое в богатой нефтью Восточной провинции Саудовской Аравии. Саудиты были решительно настроены устранить двойную угрозу в виде опасных революционных веяний и иранского влияния в Бахрейне, прежде чем та успеет распространиться на другие страны Залива.

Саудовская Аравия и Объединенные Арабские Эмираты возглавили интервенцию, чтобы подавить Жемчужную революцию. 14 марта под знаменем Объединенных сил ССГПЗ, базирующихся в Саудовской Аравии, по связывающей эту страну с Бахрейном 25-километровой дамбе в Манаму прибыли 2000 военнослужащих и 150 единиц бронетехники. Саудовцы и их союзники оправдывали интервенцию своими вымышленными страхами: они утверждали, что защищают суверенитет Бахрейна от иранского влияния. Король Хамад ввел так называемое «положение национальной безопасности», которое давало властям Бахрейна право «эвакуировать или изолировать определенные районы с целью обеспечения безопасности и общественного порядка», а также проводить массовые аресты, лишать людей гражданства и депортировать иностранцев, признанных представляющими угрозу общественной безопасности^{14}.

Вместе с войсками из Саудовской Аравии и полицейскими из ОАЭ бахрейнские силы правопорядка приступили к разгону демонстрантов на Жемчужной площади. Они не только снесли палатки и временные постройки, но и по приказу властей разрушили сам монумент — паруса и огромная жемчужина за несколько часов были измельчены в бетонную крошку и вывезены с площади. Министр иностранных дел Халид Ибн Ахмад Ал Халифа назвал демонтаж монумента «избавлением от плохих воспоминаний»^{15}. За этим последовали репрессии против оппозиции: массовые аресты, пытки и вынесение суровых приговоров Особыми судами безопасности. Власти в полной мере воспользовались «положением о национальной безопасности», чтобы не позволить «арабской весне» расцвести в островном королевстве.

В ответ на обрушившийся на него поток международной критики король Хамад был вынужден пойти на уступки и создать независимую комиссию по расследованию беспорядков и обстоятельств их подавления властями Бахрейна. Возглавляемая авторитетным египетским профессором права Шерифом Басьюни комиссия провела тщательное расследование. В ее подробном 500-страничном отчете, опубликованном в ноябре 2011 года, были задокументированы сотни случаев несправедливых и несоразмерных приговоров, так называемых «насильственных исчезновений», когда задержанным на протяжении нескольких недель отказывалось в доступе к семьям и адвокатам, а также 60 случаев применения пыток и пять случаев смерти арестованных под пытками^{16}. Король пообещал наказать виновных в злоупотреблениях, провести реформы и запустить процесс национального примирения для урегулирования политического кризиса. Но рекомендации комиссии Басьюни так и остались невыполненными, и правящий режим снова прибег к репрессиям, чтобы избежать демократических преобразований.

Победа бахрейнских властей над протестующими на Жемчужной площади ознаменовала собой конец «арабской весны» в ее тунисском и египетском формате. Отныне ненасильственные массовые протесты перестали быть достаточным условием для падения режима и триумф народных восстаний уже не был предрешен. Крошечное государство в Персидском заливе показало всем, что правящий режим может пережить революцию, если его вооруженные силы остаются лояльны правительству и готовы стрелять по демонстрантам. Контрреволюция, которая началась в Бахрейне в марте 2011 года, достигла своей кульминации в Египте в июле 2013 года. Если «арабская весна» была призвана показать, что граждане перестали бояться своих правительств, то контрреволюция должна была вернуть страх с помощью насилия. Все последующие восстания — в Ливии, Йемене и Сирии — вылились в кровопролитие.

«Арабская весна» пришла в Ливию всего через несколько дней после начала восстания в Бахрейне. Муаммар Каддафи, с 1969 года провозгласивший себя «братом-лидером Ливии» (ему не нравился титул «президент»), держался у власти не столько благодаря любви ливийского народа, сколько благодаря созданной им безжалостной репрессивной машине. Вдохновленные революциями в Тунисе и Египте, ливийцы восстали против диктатора, правившего страной 41 год, положив начало новому — кровавому — этапу в «арабском пробуждении» 2011 года.

15 февраля в портовом городе Бенгази прошли демонстрации, на разгон которых власти бросили силы правопорядка. Те избивали демонстрантов дубинками и ранили десятки человек. Следуя примеру египтян и бахрейнцев, ливийские активисты назначили на 17 февраля «день гнева». Протесты быстро распространились по всей стране и достигли столичного Триполи. Толпы разгневанных демонстрантов поджигали правительственные учреждения и полицейские участки. Силы безопасности применили против протестующих огнестрельное оружие, в результате чего за три дня беспорядков в Ливии погибло больше 80 человек. Сын и предполагаемый преемник диктатора Сайф аль-Ислам Каддафи 20 февраля выступил по телевидению с угрозами в адрес мятежников. «Сейчас вы оплакиваете 84 смерти, — презрительно заявил он, тыча пальцем в объектив телекамеры, — а будете оплакивать сотни тысяч. Прольются реки крови. — Он говорил о Ливии так, будто это была частная собственность его семьи. — Эта страна принадлежит нам»^{17}.

Но ситуация быстро вышла из-под контроля властей. Противники режима Каддафи захватили второй по величине ливийский город Бенгази и 27 февраля объявили о создании Переходного национального совета Ливийской республики. Некоторые подразделения армии и сил безопасности перешли на сторону повстанческого движения, ставившего своей целью свержение Каддафи. Тем не менее значительная часть вооруженных сил осталась лояльна режиму. Ливийская революция, с самого начала носившая насильственный характер, быстро переросла в гражданскую войну.

В первые дни восстания повстанцы захватили инициативу. Они укрепились в Бенгази и на восточном побережье Ливии и сплотили силы под дореволюционным ливийским флагом — красно-черно-зеленым стягом с белым исламским полумесяцем и звездой в центре. Тысячи гражданских добровольцев, не имеющих ни военной подготовки, ни дисциплины, но исполненных революционного энтузиазма, сформировали ополчения, усиленные мятежными воинскими частями. Используя гражданские пикапы с установленными на них крупнокалиберными пулеметами, они продолжили наступление, стремясь взять под контроль все побережье к востоку от Бенгази, включая нефтеперерабатывающие порты Брега и Рас-Лануф. К концу февраля антиправительственные силы захватили также крупные города недалеко от Триполи, такие как Мисурата. Вокруг Бенгази были установлены щиты с дерзкой надписью жирными красными буквами в окружении черных трафаретных рисунков оружия: «Нет иностранной интервенции! Ливийский народ сделает это сам!» Однако Каддафи не собирался сдаваться без боя, как Бен Али или Мубарак.

Брошенный повстанцами вызов разгневал, а не напугал ливийского диктатора. Он ввел полный запрет на любые оппозиционные выступления в Триполи. Вместо этого на центральной Зеленой площади столицы регулярно организовывались митинги сторонников Каддафи, на которых тысячи ливийцев скандировали лозунги в поддержку «брата-лидера» и протестовали против действий оппозиции. Наиболее подготовленные и хорошо вооруженные армейские части остались верны Каддафи. 22 февраля в своей длинной и довольно бессвязной речи он пренебрежительно назвал повстанцев «горсткой крыс и тараканов» и поклялся очистить от них Ливию «дюйм за дюймом, комнату за комнатой, дом за домом, улица за улицей». Контрреволюция началась.

В первые недели марта правительственные силы перешли в наступление и разгромили повстанцев в ряде решающих сражений. Когда войска Каддафи приблизились к оплоту оппозиции в Бенгази, на фоне эскалации конфликта мало кто сомневался, что захват города правительственными силами выльется в массовую резню. Повстанцы забыли свои дерзкие требования о невмешательстве и открыто попросили о международной помощи. 12 марта Лига арабских государств приняла беспрецедентное решение поддержать восставших против легитимного правительства и призвала ООН ввести бесполетную зону над повстанческими районами Ливии. В ответ на обращение ЛАГ 17 марта Совет Безопасности ООН принял Резолюцию № 1973, которая объявляла о закрытии всего воздушного пространства Ливии и санкционировала принятие «всех необходимых мер» для защиты ливийского гражданского населения.

Резолюция ООН дала зеленый свет международному вмешательству в ливийскую революцию. Уже через два дня силы коалиции НАТО в составе Франции, Великобритании и Соединенных Штатов нанесли воздушные удары по военным объектам на территории Ливии. Войска Каддафи были вынуждены отступить от Бенгази под массированными бомбардировками авиации НАТО, поддерживаемой ВВС Иордании, Катара и Объединенных Арабских Эмиратов. Отныне инициатива перешла из рук ливийцев в руки западных держав, которые расширили свою миссию от создания бесполетной зоны до содействия падению режима Каддафи. Впервые за время «арабской весны» международные силы участвовали в революции наравне с народным движением.

На протяжении весны и лета 2011 года Каддафи удавалось удерживать власть. Перелом произошел, когда 20 августа оппозиционные силы при поддержке авиации НАТО начали крупное наступление на Триполи и прорвали оборону правительственных войск. 23 августа Каддафи и его сыновья бежали из столицы. Повстанцы взяли власть в стране в свои руки. Переходный национальный совет получил международное признание в качестве временного правительства Ливии и пообещал вскоре ввести конституционную форму правления. Ливийцы отметили освобождение Триполи праздничными фейерверками.

Но с падением столицы гражданская война не закончилась. Сторонники Каддафи продолжали ожесточенно сражаться с силами Переходного национального совета в Сирте, родном городе свергнутого диктатора, и Бени-Валиде, оплоте лояльных Каддафи сил. Сирт пал после продолжительной осады 20 октября 2011 года. Муаммар Каддафи и его сын Мутасим были схвачены и убиты. Ужасающие кадры расправы над Каддафи попали в интернет, а его истерзанное тело было выставлено на всеобщее обозрение в городе Мисурата, чтобы показать всем ливийцам, что тиран погиб, став еще одной жертвой кровопролитного противостояния, унесшего больше 15 000 жизней.

Вместо того чтобы привести к созданию нового демократического государства, падение режима Каддафи породило вакуум власти. Каддафи оставил в наследство своему народу специфическую форму государственного правления без государственных институтов, которая позволяла ему властвовать на протяжении многих лет без какой-либо системы сдержек и противовесов. Когда в Ливию начали возвращаться изгнанные политики и интеллектуалы, чтобы помочь в восстановлении своей страны, они нашли ее погруженной в опасный политический хаос, где людям с оружием было гораздо проще заполнить образовавшийся вакуум власти, чем людям с идеями.

Переход к демократии в Ливии начался многообещающе. 7 июля 2012 года 2,8 млн ливийских граждан с энтузиазмом выбрали 200 депутатов во Всеобщий национальный конгресс. Месяц спустя Переходный национальный совет официально передал власть конгрессу, который должен был сформировать правительство и подготовить проект конституции. Однако с самого начала работа конгресса подрывалась глубокими разногласиями между исламистами и секуляристами, а также племенной и региональной разобщенностью. Политики в Триполи не контролировали провинции, где заправляли местные племенные ополчения. К августу 2013 года вооруженные столкновения между соперничающими группировками шли уже в полную силу: целые города, порты и нефтяные объекты переходили под контроль неправительственных формирований.

В 2014 году под давлением непримиримых политических сил Ливия раскололась надвое. Исламистские фракции, которые стали доминировать во Всеобщем национальном конгрессе, получили контроль над столицей Триполи и всей западной Ливией. Палата представителей Ливии — новый избранный парламент, заменивший Всеобщий национальный конгресс, — и признанное правительство Ливии во главе с премьер-министром Абдаллой ат-Тани были вынуждены бежать в восточную Ливию. Ливийская национальная армия под командованием одного из бывших генералов Каддафи Халифы Хафтара поддержала Палату представителей в восточной Ливии, тогда как ряд крупных вооруженных ополчений встал на сторону исламистского Нового конгресса в западной Ливии.

Годы гражданской войны привели к катастрофическим последствиям. За период с 2011 по 2015 год жертвами вооруженного конфликта стали около 25 000 человек, больше 100 000 оказались вынужденными переселенцами. По масштабам людских страданий и глубине политического раскола с ливийской революцией могут сравниться только события в Йемене.

Через месяц после смерти Каддафи, 23 ноября 2011 года, пал автократический режим президента Йемена Али Абдаллы Салеха, пребывавшего у власти 33 года.

Революция в Йемене изначально была обречена на то, чтобы зайти в тупик. Страна, расколотая надвое — на Северный и Южный Йемен (которые объединились в 1990 году, но так и не интегрировались в единое государство), была местом базирования одной из наиболее активных ячеек «Аль-Каиды» — «Аль-Каиды на Аравийском полуострове». Кроме того, в районах, граничащих с Саудовской Аравией, не стихал вооруженный мятеж шиитской группировки хуситов. Президент Али Абдалла Салех стоял во главе Северного Йемена с 1978 года и в 1990 году стал президентом объединенной Йеменской Республики. В соответствии с арабской традицией наследования власти он готовил в преемники сына Ахмада. Однако йеменский народ был недоволен неэффективным правлением Салеха-старшего, при котором страна имела самый низкий уровень жизни во всем арабском мире, и не желал видеть у власти ни отца, ни сына. В 2011 году лозунг «арабской весны»: «Народ хочет падения режима!» — нашел широкий отклик среди йеменцев.

В феврале 2011 года в Сане, Адене и Таизе прошли крупные демонстрации, в которых приняли участие десятки тысяч человек. Сторонники реформ разбили палаточный городок возле университета в Сане и назвали его Площадью перемен по аналогии с площадью Тахрир в Каире. Несмотря на уже традиционные плакаты «Нет коррупции!», «Нет тирании!» и «Народ хочет падения режима!», Площадь перемен несла на себе особый йеменский отпечаток. «Скопированная с площади Тахрир, Площадь перемен была другой: более масштабной, более грязной, более дикой. Она растянулась на несколько кварталов во все стороны — сплошная масса брезентовых палаток, занявших тротуары и проезжую часть, с огромной сценой для выступлений в центре», — вспоминал корреспондент «Нью-Йорк таймс» Роберт Уорт^{18}.

Когда к протестующим присоединились представители военного командования и вожди племен, позиции президента начали слабеть. Однако прежде мирное противостояние омрачилось насилием. 18 марта лояльные правительству войска открыли огонь по митингующим на Площади перемен, убив больше 50 безоружных граждан. Многие сторонники президента в знак протеста покинули свои государственные посты. На сторону оппозиции перешли целые подразделения йеменской армии. Изоляция Али Абдаллы Салеха стала очевидной, когда международное сообщество призвало президента Йемена подать в отставку.

23 ноября, после десяти месяцев политической нестабильности, под давлением США и европейских держав и при посредничестве Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива, Али Абдалла Салех наконец-то подписал соглашение о передаче власти. В обмен на иммунитет от судебного преследования он передал властные полномочия своему вице-президенту Абд Раббу Мансуру Хади. Эта сделка не удовлетворяла требований протестующих о смене режима и не помогала преодолеть раскол между политическими элитами, усилившийся в ходе революции. Активисты требовали суда над бывшим президентом, которого считали виновным в гибели почти 2000 мирных демонстрантов. Уход Али Абдаллы Салеха не был воспринят йеменцами как победа революции. Никто не верил, что он действительно отказался от власти.

В феврале 2012 года в Йемене состоялись выборы, но многие йеменцы ставили под вопрос смысл голосования, если в бюллетене стояло только одно имя — Абд Раббу Мансур Хади. Тем не менее 65 процентов избирателей, пришедших на выборы, дали президенту Хади мандат на проведение реформ и примирение раздробленного йеменского общества. Ему удалось добиться некоторого успеха. К январю 2014 года конференция Национального диалога выработала проект нового федерального устройства страны и основы новой конституции. Но политический переход принес с собой нестабильность. Хуситы, поддерживаемые армейскими подразделениями, ранее лояльными свергнутому президенту Салеху, возобновили мятеж на севере страны. Многие не скрывали своих подозрений, что Салех вступил в союз с тем самым мятежным шиитским движением, которое в бытность свою президентом старался подавить.

В сентябре 2014 года хуситские ополченцы беспрепятственно вошли в столицу Йемена Сану. Хуситы не были чужаками в городе. Они принадлежат к секте зейдитов, одному из течений шиитского ислама, лидеры которой — зейдитские имамы — правили Йеменом из Саны на протяжении многих веков вплоть до республиканской революции 1962 года. Исторически зейдиты не поддерживали тесных связей с иранскими шиитами и, хотя и составляли на Аравийском полуострове религиозное меньшинство, никогда не сталкивались с конфессиональными конфликтами в Йемене. Однако эти исторические реалии были забыты на фоне беспрецедентного всплеска межконфессионального противостояния, охватившего арабский мир в XXI веке.

После нескольких месяцев двоевластия, в феврале 2015 года, хуситы создали революционный комитет, который должен был заменить президента Хади. Тот бежал в свой родной город Аден вместе с ключевыми членами правительства, однако отказался передавать власть хуситам и сохранил за собой статус признанного во всем мире главы государства. В попытке оказать давление на беглого президента хуситы двинулись на Аден, но Хади сумел скрыться в Саудовской Аравии, чтобы мобилизовать военную помощь. Все это время Саудовская Аравия наблюдала за кризисом в Йемене с растущей тревогой, видя за шиитским движением, дестабилизирующим юг Аравийского полуострова, зловещую руку Ирана. Как и в Бахрейне, саудовцы были готовы на решительные действия, чтобы не допустить создания иранского плацдарма на Аравийском полуострове.

В марте 2015 года коалиционные силы десяти государств под руководством Саудовской Аравии вторглись в Йемен для подавления хуситского мятежа^{19}. Саудовский флот установил блокаду йеменского побережья, чтобы перекрыть возможные поставки оружия хуситам по морю из Ирана. Как и в Ливии и Бахрейне, внутреннее восстание в Йемене переросло в международный конфликт. К сентябрю 2015 года йеменские правительственные войска при поддержке ВВС арабской коалиции выбили повстанцев из Адена. Президент Хади вернулся в портовый город и возглавил бессильное правительство, которое контролировало только южную часть страны. Северная часть Йемена осталась под контролем хуситов. На протяжении всей операции арабская коалиция наносила массированные воздушные удары, уничтожая жилые кварталы и инфраструктуру самой бедной страны арабского мира.

Революция 2011 года, последующая война и морская блокада вызвали в Йемене тяжелейший гуманитарный кризис. К концу 2015 года число так называемых внутренних беженцев достигло 2,5 млн человек; к 2017 году военный конфликт унес жизни около 10 000 человек, свыше 40 000 получили ранения. Морская блокада страны, ввозящей по морю 90 процентов продовольствия, привела к массовому голоду, угрожавшему жизням миллионов человек. Йемену была уготована гораздо худшая участь, чем просто превратиться в недееспособное государство: он распался на два недееспособных государства, находящихся в состоянии войны друг с другом^{20}.

Какими бы трагическими ни были события в Ливии и Йемене, самая страшная катастрофа «арабской весны» разразилась в Сирии.

Она одной из последних арабских стран столкнулась в 2011 году с полномасштабным народным восстанием. Первые попытки активистов мобилизовать народные массы через «Фейсбук» потерпели неудачу: силы правопорядка настолько перевешивали в численности демонстрантов, что те не осмеливались на более решительные протесты. Кроме того, в отличие от других арабских автократов, президент Башар Асад, унаследовавший власть после смерти своего отца Хафеза Асада в 2000 году, обладал достаточно высоким уровнем легитимности и общественной поддержки. Спустя 11 лет пребывания у власти он по-прежнему имел репутацию реформатора, хотя и совершенно незаслуженно. Однако арест и пытки подростков в городе Дераа, столице одноименной провинции на сирийско-иорданской границе, разрушили этот образ.

В начале весны группа подростков принялась расписывать стены домов и заборы в Дераа лозунгами «арабской весны» «Народ хочет падения режима!». Этот незначительный акт гражданского неповиновения, обычный для арабского мира в тот период, вызвал непропорционально жесткую реакцию властей, которая послужила искрой для народного восстания.

Встревоженный событиями в арабском мире, режим Асада не желал терпеть ни малейшего проявления инакомыслия. Тайная полиция арестовала 15 подростков в возрасте от 10 до 15 лет, участвовавших в расписывании стен. Родители обратились к властям с просьбой освободить задержанных, но получили отказ. Когда родственники и соседи организовали у полицейского участка акцию протеста, полиция открыла по ним огонь. Несколько человек были убиты. Похороны погибших спровоцировали новые беспорядки. В конце концов, чтобы восстановить спокойствие, власти были вынуждены освободить подростков. На телах мальчиков виднелись явные следы пыток, у них были вырваны ногти.

Вместо того чтобы снизить напряженность, освобождение подвергшихся насилию детей в Дераа вызвало взрыв возмущения. Тысячи жителей города вышли на улицы, чтобы принять участие в беспрецедентных в истории Сирии акциях протеста. Толпы демонстрантов обрушили свой гнев на символы режима Асада: был сожжен офис партии «Баас», дворец правосудия и т. д. На подавление беспорядков власти бросили армию, которая штурмом взяла центральную городскую мечеть, где находился центр восстания, убив пять человек. Состоявшиеся на следующий день похороны спровоцировали новые столкновения. Только за последнюю неделю марта погибло больше 55 горожан.

Вся Сирия внимательно следила за событиями в Дераа. У сирийцев накопилось много причин для недовольства существующей социально-политической системой и экономической политикой правящего режима. Затянувшаяся засуха усугубила тяжелое положение жителей сельских районов, но они не осмеливались протестовать из страха возмездия. Революционная атмосфера весны 2011 года придала сирийцам смелости, чтобы выразить свое недовольство. Они начали организовывать акции протеста, давая каждому дню отдельное название. 25 марта 2011 года, в Пятницу достоинства, жительница Дамаска Самар Язбек, воспитывающая ребенка в одиночку, начала вести свой дневник сирийской революции, в котором описала жестокость и насилие, с самого начала сопровождавшие восстание:

Сегодня, в Пятницу достоинства, сирийские города вышли на демонстрации протеста. Больше 200 000 демонстрантов оплакивают погибших в Дераа. Целые деревни из окрестностей Дераа пришли к южному кладбищу. Убиты 15 человек. В Хомсе убиты трое. Много убитых и раненых в Латакии… Армия окружила Дераа и открывает огонь по любому живому существу. В Ас-Санамайне силы безопасности устроили резню, убив 20 человек^{21}.

Может показаться удивительным, что Язбек, представительница той же алавитской общины, что и Асад, выразила поддержку восстанию. Но в первые месяцы протестное движение с требованием реформ сплотило всех сирийцев независимо от вероисповедания — мусульман и христиан, алавитов и друзов. Только когда революция переросла в гражданскую войну, единство уступило место острой межконфессиональной вражде.

На первом этапе сирийской революции протесты носили ненасильственный характер. Демонстранты требовали отмены Закона о чрезвычайном положении, действовавшего с 1963 года, восстановления политических и гражданских прав. Они сплотились под флагом, который использовался сирийскими националистами во времена борьбы против французского мандата, — три горизонтальные полосы зеленого, белого и красного цвета с тремя красными звездами по центру (официальный флаг Сирии — красная, белая и черная горизонтальные полосы с двумя зелеными звездами в центре — позаимствован у Объединенной Арабской Республики, союзного государства Сирии и Египта). Выступления с требованием реформ начались в небольших провинциальных городках и постепенно распространились на крупные города.

Несмотря на мирный характер демонстраций, власть с самого начала прибегла к вооруженному подавлению этих акций. Как и в Бахрейне, Ливии и Йемене, значительная часть армии осталась верна президенту и продемонстрировала готовность стрелять в безоружных людей. Тем не менее все больше солдат бежало из армии, не желая выполнять приказы командиров убивать сограждан. В июле 2011 года группа бывших военнослужащих сформировала так называемую Свободную сирийскую армию, чтобы возглавить вооруженное восстание против режима Асада. С переходом от ненасильственных протестов к вооруженному противостоянию революция вылилась в полномасштабную гражданскую войну.

Цифры погибших позволяют оценить масштабы трагедии. Уже к концу первого года войны ООН сообщила о 5000 погибших в Сирии. К концу 2012 года эта цифра выросла до 40 000 человек, к лету 2014 года — до 191 000, а к 2016 году, после пяти лет войны, превысила 400 000. Но даже эти шокирующие цифры не позволяют оценить весь масштаб страданий сирийского народа. К 2016 году больше половины населения Сирии было вынуждено покинуть свои дома. Около 6,1 млн сирийцев стали внутренними беженцами, и еще 4,8 млн были вынуждены искать убежище за рубежом — в Иордании, Ливане, Турции и странах Евросоюза^{22}. Ни сирийский народ, ни международное сообщество не могли предвидеть того, что революционное движение «арабской весны» будет иметь такие последствия.

Протестующие и международное сообщество упустили из виду ряд факторов, препятствовавших падению правящего режима в Сирии. Несмотря на поток критики со стороны противников, Башар Асад всегда имел значительную поддержку внутри страны. Среди 22-миллионного сирийского населения около 25 процентов составляют различные меньшинства — алавиты, друзы, исмаилиты и христиане, а остальные 75 процентов — подавляющее большинство — мусульмане-сунниты. Многие представители меньшинств считают алавита Асада защитой от доминирования консервативного суннитского большинства, которое в случае прихода к власти неизбежно будет дискриминировать другие конфессиональные общины. Асад также пользуется широкой поддержкой среди светски настроенных мусульман-суннитов, в том числе членов правящей партии «Баас». Если добавить к этому армию и силы безопасности, лояльные режиму, становится очевидно, что база поддержки Асада гораздо шире, а Сирия внутри разобщена гораздо больше, чем представлялось многим зарубежным аналитикам.

Немаловажно и то, что сторонники режима Асада отличаются большей сплоченностью, чем его противники. В ходе гражданской войны в Сирии вызов режиму бросили десятки оппозиционных вооруженных группировок — от представителей гражданского общества, требующих демократических реформ, до радикалов-салафитов, стремящихся к созданию исламского государства. Эти повстанческие группировки часто преследуют противоположные цели и воюют друг с другом за контроль над территориями. В отличие от них, режим Асада только консолидировался под усиливающимся давлением. Для Асада и его приверженцев победа — это вопрос выживания, поскольку гражданская война в Сирии давно выродилась в противостояние, где победитель получит все, а проигравший должен будет умереть. Страх алавитов, баасистов и других сторонников Асада быть уничтоженными отчасти объясняет, почему правящий режим с такой отчаянной решимостью держится за власть и готов разрушить всю страну, только не капитулировать.

Наконец, сирийский конфликт быстро стал интернациональным, поскольку в него, чтобы защитить свои интересы, вмешались региональные и мировые державы. С первых же дней вооруженного противостояния на помощь режиму Асада пришел Иран, с которым Сирию связывают особые отношения с тех пор, как в 1980 году правительство Хафеза Асада нарушило единство арабских рядов и встало на сторону Тегерана в ирано-иракской войне. Ряды истощенной войной сирийской регулярной армии пополнили отряды Корпуса стражей исламской революции, ливанской «Хизбаллы» и других шиитских военизированных формирований. Чтобы ослабить влияние Ирана, Саудовская Аравия и ее союзники в Персидском заливе активно поддерживают суннитские ополчения, снабжая их оружием и боеприпасами. Турция предоставляет военную помощь Свободной сирийской армии и оппозиционным силам, стремящимся к свержению Асада, но параллельно с этим старается сдержать курдов и даже провела военную операцию по вытеснению курдских формирований из северных районов Сирии. Соединенные Штаты и их европейские союзники оказывают определенную поддержку избранной группе оппозиционных сил — фактически тем же, кого поддерживают Турция и страны Персидского залива.

Ответом на вмешательство Запада в сирийский конфликт стало развертывание в Сирии российской авиационной группы в сентябре 2015 года для поддержки президента Асада. Имея в регионе стратегические интересы, Россия решительно настроена защитить их. Сирия не только предоставляет России ее единственную военно-морскую базу в восточном Средиземноморье и плацдарм для ведения радиотехнической разведки на Ближнем Востоке, но и является ее последним союзником в арабском мире. В случае падения режима Асада Россия лишится значительной доли своего влияния в регионе.

Российские авиаудары по военным объектам вооруженной оппозиции обеспечили стратегическую и моральную поддержку сирийским военным. Правительство Владимира Путина ясно дало понять, что не допустит падения режима Асада. Западные страны осудили вмешательство России, но ни Соединенные Штаты, ни европейские государства не готовы напрямую противостоять России и задействовать свои войска в сирийском конфликте. Поддерживаемый Россией и Ираном, режим Асада принялся теснить оппозиционные силы, оставив Соединенным Штатам и их союзникам разбираться с еще одним претендентом на господство не только над Сирией, но и над всем Ближним Востоком — с «Исламским государством».

Организация «Исламское государство» (сокращенно ИГ) зародилась в Ираке после американского вторжения 2003 года в результате слияния нескольких радикальных суннитских формирований исламистского толка. В 2006 году, после гибели создателя и главаря «Аль-Каиды в Ираке» Абу Мусаба аз-Заркави, его преемники переименовали организацию в «Исламское государство в Ираке» и провозгласили своей целью возрождение всемирного халифата. Воспользовавшись ослаблением центральной власти в Ираке, где суннитская вооруженная оппозиция противостояла новому шиитскому правительству, и в Сирии, где режим Асада пытался удержать под своим контролем хотя бы центральную часть страны, ИГ превратилась в мощную силу, бросившую самый серьезный в современной истории вызов ближневосточной системе национальных государств^{23}.

Уже в 2011 году «Исламское государство в Ираке» вступило в союз с одним из отделений «Аль-Каиды», воюющим в гражданской войне в Сирии, — с «Джабхат ан-нусра» («Фронтом победы»), возникшим в январе 2012 года. Но в 2013 году руководство «Аль-Каиды» официально отмежевалось от ИГ. Несмотря на это, организация изменила свое название на «Исламское государство в Ираке и Шаме». Поскольку в арабском языке аш-Шам означает как город Дамаск, так и земли Великой Сирии (охватывающие территории современного Ливана, Сирии, Иордании и Израиля/Палестины), находившиеся под правлением Дамаска в ранний исламский период, эту организацию также называют «Исламское государство в Ираке и Леванте», сокращенно ИГИЛ^{24}. 29 июня 2014 года, после захвата ключевых иракских городов в суннитской провинции Анбар и второго по величине иракского города Мосул, ИГИЛ провозгласила создание Исламского халифата, а своего лидера Абу Бакра аль-Багдади — халифом, т. е. духовным лидером мировой общины мусульман-суннитов. В подтверждение того, что их халифат не признает национальных границ, боевики снесли бульдозерами вал на ирако-сирийской границе, а многие из них показательно сожгли свои паспорта. Сделав столицей самопровозглашенного халифата сирийский город Ракка, ИГИЛ быстро захватила обширные, хотя и малонаселенные территории в Сирии и Ираке.

Появление ИГИЛ сделало сирийский конфликт еще более интернациональным. Группировка прославилась крайней жестокостью по отношению не только к врагам, но и к тем, кого она считает «неверными». Ужасающие кадры, на которых боевики ИГИЛ обезглавливают иностранных заложников и устраивают массовые расправы над езидами (меньшинством, проживающим на севере Ирака), потрясли мировую общественность. Еще одной отличительной особенностью ИГИЛ стала активная деятельность по пропаганде своих радикальных идей и вербовке сторонников по всему миру. На Ближний Восток хлынули потоки радикалов из других регионов, экстремистские ячейки стали совершать теракты от имени ИГИЛ на территории Европы и Соединенных Штатов, а радикальные исламистские группировки в Азии и Африке начали одна за другой присягать на верность самопровозглашенному халифату. Борьба Запада против ИГИЛ открыла новую главу в истории войны с терроризмом — на этот раз с эпицентром в Сирии и Ираке.

Территория Сирии оказалась разделена на части, находящиеся под контролем режима Асада, оппозиционных движений, курдов (на северо-востоке) и ИГИЛ. Что касается внешних участников конфликта, то Соединенные Штаты вместе со своими европейскими союзниками сосредоточили усилия на борьбе с ИГИЛ, Турция пытается сдержать сирийских курдов, а Россия и Иран вместе с режимом Асада борются с вооруженной оппозицией. Столкновение множества сил и интересов позволяет объяснить, почему контрреволюция в Сирии переродилась в самый ожесточенный и кровопролитный конфликт из всех, что начались в арабском мире весной 2011 года.

Завершающей главой «арабской весны» стала контрреволюция в Египте.

Революция 25 января, приведшая к свержению Хосни Мубарака после 30 лет пребывания у власти, породила надежды на то, что в Египте и во всем арабском мире начинается новая эпоха гражданских прав и свобод и прозрачного, подотчетного государственного управления. Сразу после отставки Мубарака Египет вступил в период лихорадочной политической активности. Под опекой египетских военных временное правительство начало вносить поправки в конституцию и готовиться к проведению новых выборов.

Наиболее влиятельной из всех сил, вышедших на политическую арену Египта в тот период, оказались «Братья-мусульмане», самая старая оппозиционная партия в стране. Молодежные движения, показавшие себя очень эффективными в мобилизации массовых протестов, создали ряд политических партий, однако в отсутствие институциональной базы и политического опыта не смогли составить конкуренцию более организованным исламистским партиям. Чтобы не вызывать тревоги у светски настроенной части общества, подозревавшей «Братьев-мусульман» в тайном намерении превратить Египет в исламское государство, руководство партии заявило, что не собирается бороться за парламентское большинство и выдвигать своего кандидата на пост президента. Поверив в эти обещания, другие движения и партии, участвовавшие в революции, приветствовали «Братьев-мусульман» как конструктивного партнера по политическому реформированию Египта.

Но на деле все сложилось иначе. На парламентских выборах в ноябре 2011 года политическое крыло «Братьев-мусульман» получило более 40 процентов мандатов; на втором месте с 25 процентами мандатов оказалась еще более консервативная салафитская партия «Хизб ан-нур» («Партия света»). С новым парламентом, где безоговорочно доминировали исламисты, светски ориентированные египтяне начали опасаться, что получат Исламское государство Египет, живущее по законам шариата, а не по либеральной конституции.

Сомнения в намерениях «Братьев-мусульман» усилились, когда, вопреки своему обещанию, они выдвинули своего кандидата на президентские выборы. Инженер по образованию, Мухаммад Мурси был членом «Братьев-мусульман» со студенческих времен. Его соперником стал бывший премьер-министр Ахмад Шафик — человек, тесно связанный с режимом Мубарака и военной верхушкой. Это был наихудший вариант для либеральных египтян, которым пришлось выбирать между консервативным исламистом и представителем старого режима. Они предпочли перемены, и 30 июня 2012 года Мухаммад Мурси стал пятым президентом Египта и первым демократически избранным главой государства в истории страны.

Президентство Мурси продлилось всего один год. Его попытки возродить авторитаризм лишили его поддержки значительной части египетского электората. В ноябре 2012 года Мурси подписал конституционную декларацию, которая позволяла президенту издавать любые декреты, направленные на защиту революции, и наделяла его фактически абсолютной властью, ставя выше парламента и судов. В знак протеста против нелиберального происламистского курса коптские христиане, либералы и представители левых партий покинули Конституционную ассамблею. Оставшиеся члены ассамблеи, почти все исламисты, 30 ноября 2012 года одобрили новый проект конституции и вынесли его на национальный референдум, прошедший в два раунда — 15 и 22 декабря. Либеральные силы призвали бойкотировать референдум, явка на который составила минимальные 33 процента. Из тех, кто явился, 64 процента проголосовали за, и 26 декабря президент Мурси подписал новую конституцию Египта, тем самым подтвердив опасения либеральных реформаторов, что «Братья-мусульмане» похитят их революцию.

В первые месяцы 2013 года президент Мурси столкнулся с ростом оппозиционных настроений. Гражданское движение, называвшее себя «Тамарруд» («Восстание»), начало общенациональную кампанию по сбору подписей в поддержку петиции с требованием отставки Мурси. Поставив целью собрать 15 млн подписей к первой годовщине инаугурации Мурси, активисты «Тамарруда» утверждали, что к 29 июня собрали больше 22 млн. Эта цифра не была подтверждена документально, и журналисты находили людей, которые хвастались, что подписали петицию по 20 и больше раз. Независимо от того, имело ли место мошенничество или нет, кампания по сбору подписей сплотила либеральные силы, которые снова собрались на площади Тахрир, на этот раз, чтобы призвать к свержению Мурси.

Египетские военные воспользовались новой фазой политической нестабильности, чтобы вмешаться в ситуацию. Многие аналитики считают, что армия активно подогревала протестные настроения. Начиная с революции 1952 года и вплоть до избрания Мурси страной правили военные режимы, и все египетские президенты были выходцами из военной среды: Мухаммад Нагиб, Гамаль Абдель Насер, Анвар Садат, Хосни Мубарак (бывший военный летчик). За прошедшие 60 лет влияние военных на политику и экономику Египта достигло беспрецедентных масштабов. Когда режим Мурси и стоящие за ним «Братья-мусульмане» создали реальную угрозу для их интересов, военная верхушка поспешила вмешаться, чтобы вернуть себе контроль над страной и защитить свои интересы от непредвиденных рисков демократического эксперимента.

Египетские военные предъявили Мурси ультиматум, потребовав в течение 48 часов урегулировать разразившийся в стране политический кризис или уйти в отставку. Мурси отверг это требование как невыполнимое. В ночь на 3 июля министр обороны Египта генерал Абд аль-Фаттах ас-Сиси обратился в прямом телеэфире к нации, объявив о смещении Мурси с поста президента и назначении временным главой государства председателя Конституционного суда Адли Мансура. Мурси и несколько высокопоставленных должностных лиц были арестованы и удерживались в неизвестном месте. Это был классический военный переворот, хотя сами военные и их сторонники категорически отвергали такой ярлык: в Каире и по всей стране египтяне вышли на массовые демонстрации, восхваляя действия армии как проявление уважения к законным требованиям народа и называя произошедшее второй революцией.

Переворот 3 июля фактически положил начало насильственной контрреволюции. «Братья-мусульмане» за один день превратились из правительственной партии в запрещенную организацию, лидеры которой находились под арестом или в бегах. Многочисленные сторонники «Братьев-мусульман» в Египте сочли, что армия предала демократически избранного президента и нарушила волю народа. Теперь настал их черед устраивать массовые акции протеста, и они начали собираться у мечетей и на центральных площадях Каира и Александрии в попытке применить уже проверенную формулу «арабской весны», чтобы добиться возвращения Мурси.

Но тягаться с армией и ее сторонниками им было не по силу. Большинство египтян были разочарованы тем, что «Братья-мусульмане» нарушили свои предвыборные обещания, и встревожены грубыми попытками Мурси вернуть авторитаризм. К тому же египетское население устало от революционного хаоса. После двух лет политических передряг и экономического упадка люди мечтали вернуться к нормальной жизни. Они считали, что только армия сумеет навести в стране порядок, и доверяли военным.

В политической истории современного Египта началась самая кровавая глава. После шести недель протестов, 14 августа 2013 года, власти начали операцию по разгону палаточных лагерей сторонников Мурси у мечети Рабиат аль-Адавия в восточной части Каира и на площади Нахда перед Каирским университетом. Применив против демонстрантов огнестрельное оружие, силы безопасности уничтожили за один день около 1000 сторонников свергнутого президента^{25}. Эта расправа подняла волну ответного насилия по всей стране. Правительство объявило чрезвычайное положение и ввело комендантский час. Воспользовавшись чрезвычайным положением, власти в полную силу обрушились на «Братьев-мусульман», арестовав тысячи членов организации. В сентябре «Братство» было официально запрещено, его активы заморожены, а в декабре — признано террористической организацией. Бывший президент Мухаммад Мурси, руководитель египетского отделения «Братьев-мусульман» Мухаммад Бади и несколько сотен нижестоящих членов организации были приговорены к смертной казни; больше 20 000 исламистов получили тюремные сроки^{26}.

Пока режим расправлялся с некогда могущественными «Братьями-мусульманами», генерал Абд аль-Фаттах ас-Сиси — министр обороны и главнокомандующий египетской армией — переживал резкий рост популярности. Сторонники сравнивали генерала с Насером и подогревали его политические амбиции. В марте 2014 года Сиси подал в отставку, чтобы баллотироваться на пост президента. На выборах в мае 2014 года он одержал безоговорочную победу над своим единственным соперником Хамдином Сабахи, оппозиционным политиком времен Садата и Мубарака, завоевав 96 процентов голосов избирателей. Хотя и одетый в штатское, президент Сиси символизировал реставрацию доминирования военных в египетской политике.

С его приходом к власти в Египте окончательно победила контрреволюция. У многих создавалось впечатление, будто в январе 2011 года не было никакой революции. Требования гражданских прав и подотчетного государственного управления были забыты. После политических потрясений в Египте и Бахрейне, на фоне продолжающихся гражданских войн в Ливии, Йемене и Сирии, арабские народы были готовы отказаться от надежд на политическую свободу ради возвращения долгожданного мира и стабильности. Цена революционных перемен оказалась слишком высока для большинства арабских стран, за исключением Туниса — единственной истории успеха «арабской весны».

Только в Тунисе в результате революционных событий «арабской весны» удалось осуществить мирный политический переход к новому конституционному порядку. В январе 2011 года под давлением народного протеста президент Бен Али, возглавлявший страну больше 20 лет, подал в отставку. Власть перешла к новому правительству национального единства, включавшему представителей оппозиции и прежнего режима. В октябре 2011 года тунисцы избрали Учредительное собрание, которое разработало новую конституцию страны. Наибольший процент голосов (41) набрала исламистская партия «Ан-Нахда» («Партия возрождения»), запрещенная при правлении Бен Али. В отличие от «Братьев-мусульман» в Египте, она не стала пытаться воспользоваться полученным мандатом, чтобы добиться доминирующего положения в тунисской политике. Тунисские исламисты вступили в коалицию с двумя центристскими светскими партиями, тем самым обеспечив высокую степень национальной сплоченности. Процесс разработки новой конституции, хотя и растянулся на несколько лет, строился на консенсусе, а не на принуждении. Новая конституция, принятая в январе 2014 года, закрепила революционные завоевания, провозгласив Тунис государством, основанным на воле народа, верховенстве права и уважении прав человека.

Переход к новой конституционной эре в Тунисе завершился, когда в октябре и декабре 2014 года тунисские граждане выбрали президента и парламент в соответствии с новым законом страны — законом, разработанным и принятым самими тунисцами, без вмешательства иностранных держав, законом, который ознаменовал собой победу в многовековой борьбе за ограничение автократической власти правителей. Результаты выборов дают основания для оптимизма. Светская партия «Нидаа Тунис» («Призыв Туниса») завоевала большинство голосов, на втором месте оказалась исламистская «Ан-Нахда», и обе партии договорились о создании коалиционного правительства. Президентом страны был избран лидер «Нидаа Тунис» Беджи Каид ас-Себси.

Однако достижения Туниса хрупки. Серия терактов нанесла сокрушительный удар по туристической отрасли, являющейся одним из основных источников доходов страны. И Тунису еще только предстоит завоевать доверие иностранных инвесторов. До тех пор пока не будет устранена угроза терроризма и восстановлен экономический рост, демократические завоевания в Тунисе остаются под угрозой. Тем не менее успешное продолжение демократического эксперимента в этой североафриканской стране отвечает интересам как арабского мира, так и мира в целом. Когда арабские государства оправятся от насилия и хаоса 2010-х годов, их народы неизбежно возобновят свои легитимные требования гражданских прав и подотчетных правительств. И Тунис может стать путеводной звездой, указывающей арабском миру новый путь в XXI веке.