Глава 3. Египетская империя Мухаммада Али

В июне 1798 года у берегов Египта, близ портового города Александрия, неожиданно появилась британские военные корабли. На берег сошла группа офицеров, которые сообщили местным властям о готовящемся французском вторжении и предложили свою помощь. «Это земли султана! — возмутился городской глава. — Ни французы, ни кто-либо еще не имеют права посягать на них! Нам не нужна ваша помощь!»^{1} Одно только предположение, что такая ничтожная страна, как Франция, может представлять угрозу для Османской империи или же что османские подданные могут обратиться за помощью к другой ничтожной стране, такой как Британия, показалось местной знати глубоко оскорбительным. Британцы вернулись на корабли и уплыли. И все забыли об этом происшествии — на несколько дней.

Утром 1 июля жители Александрии проснулись и обнаружили, что их гавань заполнена военными кораблями, а побережье оккупировано иностранными солдатами. Как и предупреждали британцы, французский экспедиционный корпус во главе с Наполеоном Бонапартом вторгся в Египет. Это была первая европейская армия, вступившая на ближневосточные земли со времен крестовых походов. Столкнувшись с подавляющим превосходством противника в численности и огневой мощи, Александрия сдалась через несколько часов. Наполеон усилил городские укрепления, оставил небольшой гарнизон и двинулся на Каир.

Мамлюкская конница встретила французскую армию на южных подступах к египетской столице. Но так называемая «битва у пирамид» стала повторением печально известного сражения на равнине Мардж Дабик в 1516 году. Доблестные мамлюки вытащили сабли и ринулись на французских захватчиков, но не смогли даже приблизиться на расстояние сабельного удара. Выстроившись тесными рядами, французские пехотинцы давали один массированный ружейный залп за другим, пока вся мамлюкская конница не была уничтожена. «Воздух потемнел от пороха, дыма и пыли, — писал аль-Джабарти, — непрерывная стрельба оглушала. Людям казалось, что земля содрогается под их ногами и небо рушится на головы»^{2}. По словам очевидцев, через три четверти часа сражение закончилось. Армия Наполеона вступила в беззащитный Каир.

В течение следующих трех лет французы пытались познакомить египтян со своими нравами и обычаями, с идеями эпохи Просвещения и новейшими достижениями Промышленной революции. Поскольку Наполеон намеревался превратить Египет во французскую колонию, необходимо было убедить египтян в преимуществах французского правления, а не только военной силы. Для этого французскую армию сопровождала группа из 67 ученых мужей, перед которыми стояла двойная задача — изучить Египет и впечатлить египтян превосходством французской цивилизации. Таким образом, оккупация Египта стала первой французской «цивилизационной миссией», призванной распространить либеральные идеи Французской революции по всему миру.

Важнейшим свидетелем оккупации был Абд ар-Рахман аль-Джабарти (1754–1824), ученый, теолог и историк, имевший доступ в высшие слои египетского и французского общества. Аль-Джабарти подробно описал период французской оккупации, отношение египтян к французам, их революционным идеям и удивительным технологиям.

Пропасть, разделявшая французскую революционную мысль и мировоззрение египетского народа, оказалась непреодолимой. Ценности эпохи Просвещения, которые французы считали универсальными, были совершенно неприемлемы для многих египтян как османских подданных и правоверных мусульман. Эта разница в мировоззрениях стала очевидна уже тогда, когда Наполеон обратился к египетскому народу с первым воззванием, в котором говорилось, что «все люди равны перед Богом; только мудрость, таланты и добродетели вносят различия между людьми».

Вместо того чтобы пробудить в египтянах дух либерализма, воззвание Наполеона вызвало непонимание и смятение. В своем подробном комментарии аль-Джабарти ниспроверг большинство «универсальных» ценностей, восхваляемых Наполеоном. Утверждение, будто все люди равны перед богом, он назвал «ложью и глупостью» и заключил: «Они материалисты, отрицающие Бога. Их вероучение состоит в том, чтобы поставить человеческий разум выше Бога и позволить людям жить согласно своим прихотям»^{3}. Слова аль-Джабарти отражали убеждения большинства мусульманского населения Египта, которое отвергало главенство человеческого разума над религиозными откровениями.

Французы не сумели увлечь египтян идеями Просвещения, но были уверены, что их передовые технологии наверняка впечатлят туземцев. Наполеоновские ученые привезли с собой в Египет множество технических новинок. В ноябре 1798 года был организован запуск воздушного шара «Монгольфьер». По всему Каиру были развешаны объявления, приглашавшие горожан посмотреть на чудо полета. По словам аль-Джабарти, французы рассказывали о своем воздушном судне невероятные вещи, утверждая, что «люди, сидя в нем, будут путешествовать в дальние страны, чтобы собирать новости и доставлять сообщения». Заинтересовавшись, он решил увидеть все своими глазами.

Глядя на безжизненно лежащий на земле шар, раскрашенный в красный, белый и синий цвета французского триколора, аль-Джабарти испытал первые сомнения. Французы зажгли горелку, шар наполнился воздухом и устремился ввысь. Толпа ахнула от изумления, что очень понравилось французам. Все шло прекрасно, пока воздушный шар не потерял горелку. Без источника горячего воздуха «Монгольфьер» сдулся и рухнул на землю. Крушение воздушного шара развеяло весь пиетет зрителей к французским технологиям. Аль-Джабарти пренебрежительно написал: «Стало очевидно, что этот шар мало чем отличается от воздушных змеев, которые слуги делают на праздники и свадьбы»^{4}. Местное население не было впечатлено.

Французы не понимали, что египтяне были гордым народом, воспринимавшим иностранную оккупацию как унижение. Наполеон рассчитывал на благодарность и восхищение египтян, но подавляющее большинство местных мусульман не испытывало благоговения перед французской нацией, ее институтами и достижениями — или, по крайней мере, старалось этого не показывать. Хорошим тому примером служит история с демонстрацией химических опытов месье Бертоле (1748–1822).

Эта история также известна нам благодаря аль-Джабарти, который был частым посетителем созданного Наполеоном Института Египта в Каире. Египтянин описал свое изумление знаниями французов в области химии и физики. «Один из самых странных опытов, которые я видел в Институте, был следующим, — писал он. — Один ассистент взял бутыль, наполненную какой-то жидкостью, и отлил немного этой жидкости в чашу. Затем он налил в ту же чашу жидкости из другой бутыли. Смесь в чаше вскипела, от нее пошел цветной дым, потом реакция прекратилась, и содержимое превратилось в кусок желтого вещества. Ассистент вынул его из чаши и дал нам потрогать и рассмотреть. Это был твердый камень желтого цвета». За трансформацией жидкостей в твердое тело последовала демонстрация свойств легковоспламеняющихся газов и взрывчатых свойств чистого натрия. «Когда по куску слегка ударили молотком… раздался громкий взрыв, похожий на выстрел из винтовки». Аль-Джабарти с возмущением написал, что, когда его соотечественники вздрогнули от громкого звука, французы довольно рассмеялись.

Гвоздем программы была демонстрация свойств электричества с использованием лейденской банки — первого электростатического генератора, изобретенного в 1746 году. «Если человек одной рукой прикасается к металлическому стержню, а другой рукой к вращающемуся стеклянному колпаку… он начинает трястись всем телом. Его руки дрожат от кончиков пальцев до самых плеч… Любой, кто коснется этого человека, его одежды или любой части тела, начинает сотрясаться так же, как он, — даже если это будет тысяча человек и больше».

Несомненно, египтяне были впечатлены увиденным, но старались не показывать этого. Адъютант Наполеона, присутствовавший на такой демонстрации, позже писал: «Все эти чудеса, связанные с превращением жидкостей в твердое тело, электричеством и гальванизмом, не вызвали у них никакого удивления… Когда опыты закончились, один мусульманский ученый спросил через переводчика: „Все это забавно, но может ли он сделать так, чтобы я одновременно находился здесь и в Марокко?“ В ответ Бертоле покачал головой. „Значит, не такой уж он хороший колдун“, — заключил шейх»^{5}.

Аль-Джабарти, размышляя об увиденном в Институте Египта, пришел к совершенно другому выводу: «У них в Институте имеются странные вещества, аппараты и механизмы, делающие такие вещи, которые разум, подобный нашему, не в состоянии постичь»^{6}.

Но подлинные причины вторжения Наполеона в Египет в 1798 году носили вовсе не культурно-цивилизационный, а геостратегический характер. Главным соперником Франции во второй половине XVIII века была Великобритания. Эти две могущественные европейские морские державы боролись за господство во многих регионах, включая оба американских континента, Карибский бассейн, Африку и Индию. Противостояние британских и французских колониальных интересов в Индии разрешилось только с кровопролитной Семилетней войной (1756–1763), в ходе которой британцы победили французов и обеспечили себе гегемонию над субконтинентом. Франция так и не смирилась с потерей Индии.

С началом Французских революционных войн в 1792 году Великобритания и Франция возобновили военные действия. Наполеон искал способ навредить британским интересам в Индии. По его расчетам, оккупация Египта должна была обеспечить французам доминирование в Восточном Средиземноморье и позволить перерезать стратегический наземно-морской путь в Индию, пролегавший от Средиземного моря через Египет до Красного моря и далее в Индийский океан. Британцы знали, что Наполеон собирает в Тулоне крупный экспедиционный корпус, и подозревали, что он планирует вторгнуться в Египет. Мощная британская эскадра во главе с адмиралом Горацио Нельсоном была отправлена перехватить французский конвой с силами вторжения. Фактически англичане опередили французов, первыми прибыв в Египет. Но после короткой и обескураживающей встречи с властями Александрии Нельсон со своими кораблями отправился искать Наполеона в других частях Восточного Средиземноморья.

Французам удалось проскользнуть мимо Королевского флота, и наполеоновская армия стремительно оккупировала Египет. Через месяц эскадра Нельсона все-таки нашла французскую флотилию и в знаменитой битве при Абукире вблизи устья Нила 1 августа 1798 года потопила и захватила все корабли, кроме двух. Во время боя флагманский корабль Наполеона «L'Orient» («Восток») загорелся и взорвался, по словам очевидцев осветив ночное небо ярким огненным шаром. Французы потеряли в этом сражении более 1700 человек.

Разгром французского флота обрек наполеоновскую экспедицию на провал. 20-тысячная французская армия оказалась отрезана от Франции, снабжение было нарушено. Кроме того, поражение нанесло тяжелый удар по боевому духу французских солдат. Ситуация усугубилась еще больше, когда в августе 1799 года Наполеон внезапно покинул Египет и вернулся во Францию, где в ноябре того же года совершил государственный переворот и захватил власть.

После отбытия Наполеона французская армия в Египте оказалась в безвыходном положении. Преемник Наполеона вступил в переговоры с османами по поводу полной эвакуации французов из Египта. Уже в январе 1800 года французы и турки пришли к соглашению, но их планы были разрушены британцами, не желавшими, чтобы опытная многотысячная французская армия присоединилась к легионам Наполеона, сражавшимся с британцами на других фронтах. В 1801 году британский парламент санкционировал отправку в Египет военной экспедиции, чтобы добиться капитуляции французов. Экспедиционный корпус прибыл в Александрию в марте 1801 года и вместе с османской армией двинулся на Каир, захватывая французов в клещи. Французы сдали Каир в июне, а в августе были блокированы в Александрии и капитулировали. В конце концов на британских и османских кораблях французские солдаты были эвакуированы по Францию. Так бесславно закончилась наполеоновская авантюра на Ближнем Востоке.

Французская оккупация Египта продлилась всего три года. Это был уникальный период в отношениях двух народов, когда египтяне и французы получили возможность познакомиться друг с другом, найти точки соприкосновения и разногласий. Но из этой встречи обе стороны вышли с потерями. Французы, изгнанные из Каира летом 1801 года британскими и османскими войсками, уже не были уверенными в себе проводниками революционных идей, несущими миру прогресс и демократию. После нескольких лет пребывания в Египте солдаты были изнурены войной и болезнями, а от их боевого духа не осталось и следа. Многие французы обратились в ислам и женились на египтянках — доказательство того, что они не считали оккупированный ими народ ниже себя. Однако опыт оккупации отразился и на египтянах, пошатнув их уверенность в себе и чувство превосходства над европейцами после того, как они ближе познакомились с французской нацией, ее культурой, идеями и технологиями.

С уходом французов в Египте наступил период безвластия. Трехлетняя оккупация положила конец доминированию мамлюкской элиты, которая потеряла власть в Каире и Нижнем Египте. И теперь османы хотели воспользоваться возможностью утвердить свой контроль над мятежной провинцией, предотвратив восстановление могущественных мамлюкских домов. Однако британцы опасались возможного возвращения Наполеона в Египет и были полны решимости оставить здесь мощную сдерживающую силу. Доверяя больше мамлюкам в деле отражения будущего вторжения французов, они надавили на османов, заставив их простить самых важных мамлюкских беев, которые тут же принялись восстанавливать свои кланы и влияние. Не желая конфликтовать с мощной державой, османы уступили требованиям британцев.

Однако, как только в 1803 году британские экспедиционные силы покинули Египет, османы вернулись к решению проблемы. Порта приказала своему губернатору в Каире уничтожить мамлюкских беев и изъять их богатства^{7}. Но мамлюки успели восстановить достаточно сил, чтобы противостоять действиям османов. Между османами и мамлюками разгорелась ожесточенная борьба за власть, обрекавшая изнуренное войнами население Каира на новые страдания и невзгоды. Тем не менее один османский военачальник сумел справиться с этим хаосом, взять под контроль конфликт с мамлюками и заручиться поддержкой широкой общественности. Этого военачальника звали Мухаммад Али, и в скором времени он стал одной самых влиятельных фигур в современной истории Египта.

Мухаммад Али (1770–1849) родился в албанской семье в городе Кавала, Македония. В 1798 году он был назначен командовать воинственным шеститысячным албанским контингентом в османской армии и отправлен в Египет сражаться с французами. Между 1803 и 1805 годами, заключая множество разных союзов, Мухаммад Али сумел сосредоточить в своих руках больше влияния и власти, чем османский губернатор, другие османские военачальники и даже мамлюкские беи. Он открыто добивался расположения каирской знати, которая все больше роптала на правление османов после пяти лет политической и экономической нестабильности, включая период французской оккупации. К 1805 году командир албанского отряда стал серым кардиналом Египта. Но Мухаммаду Али этого было мало: он хотел стать королем.

Деятельность Мухаммада Али не ускользнула от внимания Стамбула. Было очевидно, что албанский военачальник мог стать источником серьезных проблем. Но почему бы не использовать его талант и амбиции в своих интересах? Ситуация в Аравии оставалась критической. В 1802 году ваххабиты напали на османские земли в Ираке, в 1803 году захватили священные города Хиджаза. Исламские реформаторы потребовали от османских паломнических караванов из Каира и Дамаска выполнения своих условий и пригрозили запретить въезд в священные города Мекку и Медину, что и сделали в 1806 году. Эта ситуация подрывала религиозную легитимность османского султана как защитника веры и хранителя священных городов ислама. Когда в 1805 году каирская знать направила в Стамбул прошение назначить Мухаммада Али губернатором Египта, Порта решила сделать его губернатором провинции Хиджаз и поручить ему опасную миссию по разгрому ваххабитского движения.

Вместе с назначением наместником Хиджаза Мухаммад Али получал официальный титул паши, что давало ему право занять губернаторский пост в любой османской провинции. Албанский командир принял назначение только ради титула. Но, вместо того чтобы отправиться в арабскую провинцию на берегу Красного моря, он подговорил своих союзников из числа каирской знати оказать давление на Стамбул и добиться его назначения губернатором Египта. Те были уверены, что Мухаммад Али и его албанские солдаты сумеют установить в Каире порядок. Они также питали иллюзии, что смогут управлять своим ставленником в собственных интересах. Помимо прочего, они надеялись снизить налоговое бремя на местных торговцев и ремесленников и восстановить экономическую активность провинции, чтобы вернуть свои прежние доходы. Но у Мухаммада Али были другие планы.

В мае 1805 года население Каира взбунтовалось против власти османского наместника в Египте Хуршида Ахмед-паши. Чаша терпения простого народа переполнилась после многих лет нестабильности, насилия, непомерного налогообложения и несправедливости. Люди закрыли лавки, вышли на улицы и потребовали от османских властей дать им право самим избрать губернатора. Аль-Джабарти описывал, как по улицам шли толпы горожан, ведомые шейхами из каирских мечетей. Молодые люди скандировали лозунги против несправедливого правления османов и тирана-губернатора. Когда они собрались у дома Мухаммада Али, тот вышел к ним и спросил:

— Кого вы хотите видеть своим губернатором?

— Мы примем нашим губернатором только тебя, — ответили люди. — Ты будешь править нами так, как мы хотим, потому что мы знаем тебя как справедливого и добропорядочного человека.

Мухаммад Али скромно отказался. Толпа продолжала настаивать. Тогда хитрый албанец сделал вид, что уступил уговорам. Немедленно была устроена импровизированная церемония инвеституры: знатные горожане облачили Мухаммада Али в ритуальный халат и меховую шубу и провозгласили правителем (вали) Египта. Это было беспрецедентное событие: жители Каира навязали своего кандидата Османской империи.

Но действующий наместник Хуршид Ахмед-паша не отнесся к этому серьезно. «Меня поставил править Египтом сам султан, и я не собираюсь следовать указам черни, — заявил он. — Я оставлю цитадель только по приказу имперского правительства»^{8}. Горожане осадили резиденцию свергнутого губернатора в цитадели и держали осаду больше месяца, пока 18 июня 1805 года из Стамбула не пришел указ с признанием народного ставленника. Теперь Мухаммад Али стал полноправным хозяином Египта.

Но одно дело было называться губернатором Египта — десятки человек занимали эту должность с момента его завоевания османами в 1517 году — и совсем другое дело действительно править им. Мухаммад Али-паша подчинил своей власти Египет так, как никто этого не делал ни до, ни после него. Он сумел монополизировать все богатство провинции и направил доходы на создание могущественной армии и административного государственного аппарата. С помощью сильной армии он расширил подвластные ему территории, фактически превратив Египет в центр собственной империи. Но, в отличие от Али-бея аль-Кабира, который, будучи мамлюком, мечтал о восстановлении великой мамлюкской державы, Али-паша был османом и стремился к доминированию в Османской империи.

Мухаммад Али-паша был не только воином, но и новатором, который поставил Египет на путь реформ в европейском духе, добившись в своих начинаниях значительно б?льших успехов, чем османы. Он создал первую на Ближнем Востоке регулярную массовую армию из крестьян и реализовал одну из первых за пределами Европы программ индустриализации, внедрив технологические достижения промышленной революции для производства оружия и текстиля для своей армии. Он отправлял египтян учиться в европейские столицы и создал переводческую контору, чтобы публиковать европейские книги и техническую литературу на арабском языке. Он установил прямые сношения с великими державами Европы, которые относились к нему больше как к независимому правителю Египта, чем как к наместнику османского султана. К концу своего правления Мухаммад Али-паша сумел добиться права наследственной власти над Египтом и Суданом, и его династия правила Египтом вплоть до революции 1952 года, приведшей к свержению монархии.

Хотя Порта согласилась изменить назначение Мухаммада Али-паши с Хиджаза на Каир, она по-прежнему ожидала от него военной кампании, чтобы разгромить ваххабитов и восстановить власть османского султана в Аравии. Но новый губернатор медлил, находя один предлог за другим, чтобы игнорировать приказы Стамбула. Он пришел к власти на волне беспорядков и знал, что также будет свергнут, если не подчинит себе железной рукой местную знать и османские войска.

В распоряжении Мухаммада Али имелась преданная ему, независимая военная сила — албанский корпус, с помощью которой он мог насадить в Каире жесткий порядок. Его первой целью стали разрозненные мамлюкские дома, которые он преследовал по всему Верхнему Египту. Но вскоре стало ясно, что такие кампании обходятся слишком дорого и для установления реального контроля над Египтом одной только военной силы недостаточно. Для этого нужны деньги. Главным источником доходов в Египте в то время было сельское хозяйство. Однако одна пятая всех сельскохозяйственных угодий была пожертвована на содержание исламских институтов, а остальные четыре пятых контролировались мамлюкскими домами и другими крупными землевладельцами, которые сдавали землю в аренду крестьянам за денежную ренту, от которой каирскому казначейству доставались жалкие крохи. Получить контроль над землей означало получить контроль над богатством Египта.

Благодаря введению прямого налогообложения — отныне египетские крестьяне стали выплачивать поземельный налог не помещикам, а непосредственно государству — и передаче надельных земель в собственность государства Мухаммад Али-паша получил необходимые ресурсы. Кроме того, этими реформами он подорвал финансовую мощь своих мамлюкских противников и каирской знати. Религиозные институты также были лишены своих автономных доходов. Таким образом, все египетские элиты оказались в зависимости от своего ставленника, которым они надеялись управлять. Мухаммаду Али-паше понадобилось шесть лет, чтобы укрепить свою власть в Египте, после чего он наконец-то счел возможным удовлетворить настоятельные требования Порты и организовать военную кампанию против ваххабитов в Аравии.

В марте 1811 года армия была готова к отправке. Мухаммаду Али-паше предстояла первая военная операция за пределами Египта. И, прежде чем отправить значительную часть своего войска за границу, он хотел обеспечить мир и стабильность внутри страны. В честь назначения своего старшего сына Тусун-паши главнокомандующим силами вторжения Мухаммад Али организовал официальную торжественную церемонию, на которую пригласил всю каирскую знать, включая самых влиятельных мамлюкских беев. Мамлюки восприняли это приглашение как жест примирения после нескольких лет ожесточенного противостояния. Ясно, рассуждали они, что губернатору будет гораздо легче управлять провинцией при поддержке мамлюков, чем продолжая борьбу с ними. Почти все беи приняли приглашение и собрались в каирской цитадели, разодетые по случаю торжества в лучшие наряды. Если у них и были какие-то опасения, то присутствие почти всех ключевых мамлюкских командиров внушило им чувство безопасности. Кроме того, кто осмелится нарушить законы гостеприимства и напасть на своих гостей?

После церемонии гостей пригласили принять участие в официальной процессии. И когда они оказались в одном из узких проходов цитадели, ворота с обеих сторон вдруг закрылись. Прежде чем беи поняли, что происходит, на стенах появились солдаты и открыли по ним огонь. После нескольких лет ожесточенного противостояния солдаты возненавидели мамлюков и с удовольствием выполняли приказ. Некоторые прыгали со стен вниз, чтобы прикончить безоружных беев в рукопашной схватке. «Солдаты в исступлении убивали военачальников, срывали с них богатые одежды, — писал аль-Джабарти. — Поддавшись ненависти, они не щадили никого». Нападали не только на мамлюков, но и на обычных граждан, сопровождавших процессию. «Люди звали на помощь и молили о пощаде. Одни кричали: „Я не мамлюк и не солдат!“ Другие: „Я не один из них!“ Но солдаты не обращали внимания на их крики и мольбы»^{9}.

Затем войска Мухаммада Али отправились в город. Они хватали всех, кто был похож на мамлюка, и тащили в цитадель, где плененных обезглавливали. В Порту Мухаммад Али-паша сообщил, что было убито 24 бея и 40 слуг, и в качестве доказательства отправил в Стамбул их головы и уши^{10}. Но аль-Джабарти утверждал, что жертв было намного больше.

Резня в цитадели стала последним сокрушительным ударом по мамлюкам. Они сумели пережить завоевание Египта Селимом Грозным и вторжение Наполеона, и вот теперь Мухаммад Али-паша положил конец их почти шестивековому господству. Немногие выжившие мамлюкские беи укрылись в Верхнем Египте, зная, что губернатор Каира не остановится ни перед чем, чтобы утвердить свою власть, но не имея возможности свергнуть его. Теперь, уверенный в том, что никто больше не бросит вызов его правлению в Египте, Мухаммад Али-паша мог со спокойной душой отправить войско в Аравию, чтобы заслужить благодарность османского султана.

Военная кампания против ваххабитов требовала колоссальных ресурсов. Зона боевых действий находилась далеко от Египта, линии снабжения и связи были очень протяженными и уязвимыми, и, кроме того, египетская армия была вынуждена сражаться на территории противника, в суровых условиях пустыни. В 1812 году, пользуясь превосходным знанием местности, ваххабиты застигли египтян врасплох и нанесли восьмитысячной армии тяжелый урон. Многие албанские командиры бежали в Каир, оставив Тусун-пашу с малочисленными силами. Мухаммад Али-паша отправил в Джидду подкрепление, и в следующем году Тусун-паша сумел взять Мекку и Медину. В 1813 году Мухаммад Али лично сопровождал паломнический караван в Мекку и отправил ключи от священного города османскому султану в Стамбул как символ восстановления его власти над колыбелью ислама. Эти победы достались высокой ценой: египетская армия потеряла 8000 человек, а египетская казна потратила огромную сумму в 170 000 кошелей (приблизительно 6,7 млн долл. США по курсу 1820 года)^{11}. При этом ваххабиты не были полностью разгромлены. Они просто отступили, не желая сражаться с мощной египетской армией, и были полны решимости вернуться.

Ожесточенные столкновения между египетской армией под командованием Тусун-паши и силами ваххабитов под командованием Абдаллы Ибн Сауда продолжались до 1815 года, когда было заключено перемирие. Тусун-паша вернулся в Каир, где через несколько дней заразился чумой и умер. Когда известие о смерти Тусуна достигло Аравии, Абдалла Ибн Сауд нарушил перемирие и напал на египетские позиции. Мухаммад Али-паша срочно назначил нового главнокомандующего — своего приемного сына Ибрагим-бея. Это стало началом блестящей военной карьеры Ибрагима, впоследствии соправителя и преемника Мухаммада Али.

В начале 1817 года Ибрагим-бей принял командование египетскими силами в Аравии и продолжил кампанию против ваххабитов. Он установил контроль над османской провинцией Хиджаз и вытеснил ваххабитов обратно в Неджд. Несмотря на то что Неджд находился за пределами Османской империи, Ибрагим-бей решил окончательно разделаться с ваххабитской угрозой и преследовал противника до города Дирийа, столицы Дирийского эмирата[5]. Шесть месяцев стороны вели беспощадную войну на истощение. Ваххабиты, запертые в стенах города, медленно умирали от голода и жажды. Египетская армия несла тяжелые потери от болезней и испепеляющей летней жары Центральной Аравии. Ваххабиты понимали, что их ожидает полное уничтожение, но в конце концов в сентябре 1818 года капитулировали.

По приказу Мухаммада Али город был разрушен египетскими войсками, лидеров ваххабитского движения в оковах отправили в Каир. Мухаммад Али понимал, что, разгромив ваххабитское движение, более 16 лет угрожавшее легитимности османского султаната, он заслужил благодарность правителя империи Махмуда II. Тем более что он преуспел в том, что не удалось бы никакому другому османскому губернатору или военачальнику, а именно провел успешную военную кампанию в Центральной Аравии. Из Каира Абдалла Ибн Сауд и другие лидеры ваххабитов были отправлены в Стамбул, чтобы предстать перед султанским правосудием.

Махмуд II (правил в 1808–1839 гг.) превратил казнь ваххабитских лидеров в торжественную церемонию. В качестве зрителей во дворец Топкапы были приглашены первые лица империи, иностранные послы и главные представители знати. Трое обвиняемых — правитель Дирийского эмирата Абдалла Ибн Сауд, главный министр и духовный лидер ваххабитского движения — были приведены закованными в тяжелые цепи в зал заседаний и публично осуждены за свои преступления против религии и османского государства. Султан завершил слушания, приговорив всех троих к смертной казни. Абдалла Ибн Сауд был обезглавлен перед главными воротами мечети Айя-София, главный министр — перед центральным входом во дворец, а духовный лидер ваххабитов — на главном городском базаре. Их тела выставили на всеобщее обозрение, отрезанные головы вложили в руки, чтобы не перепутать, кто где, а через три дня выбросили в море^{12}.

После изгнания французских войск из Египта и разгрома ваххабитского движения султану Махмуду II вполне простительно было решить, что отныне ничто больше не угрожает его власти в арабских землях. Вряд ли он мог предположить, что самой серьезной угрозой для него станет тот, кто принес ему одну из этих побед. Если ваххабиты атаковали окраины его империи, очень важные в духовном плане, но все же окраины, то Мухаммад Али посягнул на самое сердце Османской империи и бросил вызов правящей династии.

В знак признания заслуг сына Мухаммада Али, Ибрагима, в борьбе с ваххабитами Махмуд II наградил его титулом паши и назначил губернатором Хиджаза. Таким образом, провинция Хиджаз стала первой территорией, присоединенной к империи Мухаммада Али. В египетскую казну хлынул щедрый поток таможенных доходов от важнейшего на Красном море торгового порта Джидда, который служил также воротами для ежегодного паломничества в Мекку.

Мухаммад Али значительно укрепил позиции Египта на Красном море, когда в 1820 году вторгся в Судан. Там он надеялся найти легендарные золотые прииски, чтобы обогатить свою казну, а также новый источник поставки рабов для своей армии в верховьях Нила. Суданская кампания была отмечена невероятной жестокостью. Когда сын Мухаммада Али Исмаил был убит восставшим против египтян правителем Шенди, области к северу от Хартума, в отместку египтяне перебили около 30 000 местных жителей. Но обнаружить золотые прииски так и не удалось, а суданцы предпочитали в буквальном смысле слова умереть, чем служить в египетской армии. Тысячи мужчин, угнанных с родины на военную службу, заболели от тоски и умерли по пути в учебные лагеря: из более чем 20 000 суданцев, взятых в военное рабство в период между 1820 и 1824 годами, выжили всего 3000^{13}. Успехи Суданской кампании (1820–1822) носили главным образом коммерческий и территориальный характер. Подчинив Судан, Мухаммад Али удвоил подконтрольные ему территории и обеспечил доминирование в торговле на Красном море. Египетское владычество продлилось 136 лет — до 1956 года, когда Судан обрел независимость.

Одной из серьезных проблем, с которой столкнулся Мухаммад Али, была нехватка солдат для египетской армии. Его албанское войско понесло тяжелые потери в войнах в Аравии и в Судане. К тому же оно постарело на момент Суданской кампании албанцы находились в Египте уже 20 лет. В 1810 году османы запретили ввозить в Египет военных рабов с Кавказа, чтобы помешать возрождению мамлюкского сословия и сдержать амбиции самого Мухаммада Али. В то же время турки не желали делиться с египетским правителем своими солдатами, поскольку сами нуждались в них на своих европейских фронтах. В отсутствие внешнего источника пополнения губернатор Египта был вынужден обратиться к своему населению.

Идея национальной армии, комплектующейся за счет призыва на военную службу гражданского населения, была в новинку в османском мире, где традиционно существовало специальное военное сословие, формировавшееся за счет рабов. К XVIII веку система девширме прекратила свое существование, и практика рекрутинга в профессиональную янычарскую пехоту изменилась. Отныне солдаты могли жениться, а их сыновья — вступать в ряды янычар. Однако представления о том, что военные являются особым сословием, отличным от остальной части населения, сохранились. Крестьян считали слишком глупыми и робкими для военной службы.

Сокрушительные поражения, понесенные османами от европейских армий в XVIII веке, заставили султанов усомниться в эффективности своих войск. Они начали приглашать в Стамбул отставных прусских и французских офицеров, чтобы те обучили османских военных современным европейским методам ведения войны, таким как боевой порядок каре, штыковая атака и применение мобильной артиллерии. В конце XVIII века султан Селим III (правил в 1780–1807 гг.) создал новую османскую армию, комплектовавшуюся из анатолийских крестьян, которые были одеты по европейскому образцу и обучались европейскими офицерами. Эта новая армия получила название низам-и джедид, или «армия нового порядка» (ее солдат называли просто низами).

В 1801 году султан Селим отправил четырехтысячный полк низами в Египет, где Мухаммад Али своими глазами увидел его в действии. Как писал один из османских современников, войска низами в Египте «смело сражались против неверных и неизменно побеждали их; никто никогда не слышал и не видел, чтобы хотя бы один солдат этого корпуса бежал с поля боя»^{14}. Но, как оказалось, для янычар армия низами представляла гораздо б?льшую угрозу, чем для европейских армий. Если низами были «новым порядком», то янычары оставались «старым» и не собирались терпеть конкуренцию, пока у них было достаточно власти и влияния, чтобы защитить свои интересы. В 1807 году янычары подняли восстание, свергли султана Селима III и расформировали низам-и джедид. Хотя первый эксперимент с османской национальной армией закончился неудачно, сама модель показала свою жизнеспособность, и Мухаммад Али решил использовать ее в Египте.

Вторым образцом для подражания послужила наполеоновская армия. Созданная на основе всеобщего призыва (lev?e en masse) из обычных граждан, под командованием опытных командиров она показала себя способной завоевывать целые континенты. Конечно, Мухаммад Али, который рассматривал народ Египта не как граждан, а как своих подданных, не собирался поднимать дух войск с помощью воодушевляющих идеологических лозунгов, как это делали французские революционные командиры. Но он решил пригласить французских военных специалистов для обучения солдат и командного состава, а во всем остальном скопировал османскую модель низам-и джедид. В 1822 году он поручил ветерану наполеоновских войн полковнику Жозефу Севе — принявшему ислам французу, известному в Египте под именем Сулейман-ага, — сформировать и обучить армию низами, полностью набранную из египетских крестьян. За год полковник Севе рекрутировал 30 000 человек. К середине 1830-х годов численность египетской армии достигла внушительных 130 000.

Реформа армии была долгим и трудным делом. Египетские крестьяне боялись оставлять свои хозяйства и семьи. Привязанность к дому делала для них военную службу настоящим испытанием. Они убегали из деревень, узнав о приближении отряда рекрутеров. Некоторые умышленно калечили себя, отрубая пальцы или выкалывая глаз, чтобы получить освобождение от службы в армии по инвалидности. Против воинской повинности восставали целые регионы: в 1824 году в Верхнем Египте взбунтовалось около 30 000 крестьян. Забранные насильно на военную службу, многие крестьяне дезертировали. Только с помощью суровых наказаний правительству Мухаммада Али удалось заставить их служить в армии. Тем более удивительно, насколько успешной оказалась эта «армия поневоле» на поле боя. Впервые она была опробована в деле в Греции.

В 1821 году греческие провинции Османской империи подняли националистическое восстание. Инициаторами выступили члены тайного общества «Филики этерия», или «Общество друзей», основанного в 1814 году с целью создания независимого греческого государства. В Османской империи греки представляли собой обособленное, тесно сплоченное сообщество, объединенное языком, православной христианской верой и историей, охватывающей длительный период от античности до Византийской империи. Греческая война за независимость как первое восстание, открыто носившее националистический характер, представляла собой гораздо б?льшую опасность для Османской империи, чем мятежи лидеров провинций в XVIII веке. Если в последнем случае главной движущей силой были амбиции отдельных правителей, то националистическая идеология могла вдохновить на восстание против османского господства народные массы.

Восстание вспыхнуло на юге Пелопоннесского полуострова в марте 1821 года и быстро распространилось на центральную Грецию, Македонию, острова Эгейского моря и Крит. Вынужденные сражаться одновременно на нескольких фронтах, османы обратились за помощью к египетскому губернатору Мухаммаду Али-паше. В 1824 году его сын Ибрагим-паша отправился на Пелопоннес во главе египетской армии, состоявшей из 17 000 прошедших военную подготовку рекрутов-пехотинцев, 700 кавалеристов и четырех артиллерийских батарей. Поскольку все солдаты прежде были египетскими крестьянами, фактически это была первая настоящая египетская армия.

Новая армия низами добилась в Греческой войне полного успеха, доказав свою высокую боеспособность. После того как войско Ибрагим-паши захватило весь Пелопоннес и Крит, он, как и было обещано османским султаном, стал править этими провинциями. Теперь империя Мухаммада Али простиралась от Красного моря до Эгейского. Как ни странно, но чем успешнее египтяне сражались с греками, тем сильнее это тревожило султана и его правительство. Египтяне смогли подавить восстание, с которым не сумели справиться османы, и значительно расширили подконтрольные Каиру территории. Было неясно, сумеют ли османы противостоять войскам Мухаммада Али-паши, если он решит восстать против власти султана.

Поражение греков в войне за независимость вызвало тревогу и в европейских столицах. Героическая борьба греков и их страдания, усугублявшиеся жестокостью египетского военачальника Ибрагим-паши, возбуждали сочувствие образованных элит в Великобритании и Франции. Европейские филэллины требовали от своих правительств вмешаться и освободить греческих христиан из-под гнета турецких и египетских мусульман. В 1823 году знаменитый английский поэт лорд Байрон отправился в город Месолонгион, чтобы поддержать повстанческое движение. В апреле 1824 года он заболел лихорадкой и умер, став мучеником, отдавшим жизнь за свободу Греции. После смерти Байрона призывы европейской общественности к военному вмешательству зазвучали с новой силой.

Правительства Великобритании и Франции, хотя и не могли игнорировать общественное давление, руководствовались прагматичными геостратегическими соображениями. Францию связывали с Египтом тесные отношения. Французы пользовались там важными привилегиями, в то время как Мухаммад Али прибегал к услугам французских военных советников, привлекал французских инженеров для работы в промышленности и строительстве и отправлял египтян учиться во Францию, где те получали передовое европейское образование. Французы стремились сохранить свои особые отношения с Египтом, надеясь использовать их для расширения своего влияния в Восточном Средиземноморье. Однако установление египетского контроля над Грецией поставило Париж перед серьезной дилеммой. Не в интересах Франции было допускать, чтобы Египет стал сильнее ее в Восточном Средиземноморье.

Для британского правительства ситуация была более однозначной. Лондон с тревогой наблюдал за усилением влияния Парижа в Каире. Однажды британцы уже столкнулись с угрозой для своего стратегического сухопутно-морского пути в Индию, когда Наполеон захватил Египет, и теперь были решительно настроены не допустить повторения этой ситуации. Кроме того, еще не излечившись от шрамов континентальных войн наполеоновской эпохи, Британия опасалась, что стремление отхватить кусок османского территориального пирога может разжечь очередной кровопролитный конфликт между сильнейшими европейскими державами. Таким образом, британское правительство хотело сохранить территориальную целостность Османской империи, чтобы не нарушить мир в Европе. Было ясно, что османы не смогут удержать Грецию своими силами, а британцы не хотели видеть расширения влияния Египта на Балканы. Следовательно, в британских интересах было помочь грекам добиться большей автономии внутри Османской империи и обеспечить вывод османских и египетских войск со спорных территорий.

Мухаммад Али ничего не выигрывал от военной кампании на Пелопонесском полуострове. Война потребляла огромные ресурсы, его армия была рассредоточена по всей Греции. Османы относились к нему со все большим подозрением и делали все возможное для того, чтобы ослабить его армию и истощить казну. К лету 1827 года европейские державы открыто высказались против присутствия египетской армии в Греции и направили британский, французский и российский флот, чтобы заставить османские и египетские войска покинуть греческие земли.

Последнее, чего хотел Мухаммад Али, так это вступать в войну с европейскими державами. В октябре 1827 года он написал своему посланнику в Стамбуле: «Мы должны понимать, что не можем противостоять европейцам, и единственным возможным исходом [если мы это сделаем] будет потопление всего нашего флота и гибель 30 или 40 тысяч человек». Мухаммад Али гордился своей армией и флотом, но отдавал себе отчет в том, что не может сравниться силами с соединенной эскадрой. «Хотя мы являемся воинами по духу, — писал он, — мы все еще изучаем азбуку военного искусства, тогда как европейцы находятся далеко впереди нас и с успехом применяют свои [военные] теории на практике»^{15}.

Мухаммад Али предвидел возможную катастрофу, однако пошел навстречу османскому султану и отправил египетский флот в Грецию. Стамбул не желал признавать независимость Греции, и Махмуд II решил не поддаваться на угрозы европейских держав. Это оказалось роковой ошибкой. 20 октября 1827 года в Наваринской бухте соединенная эскадра России, Англии и Франции вступила в сражение с турецко-египетским флотом и за четыре часа потопила почти все 78 османских и египетских кораблей. Потери с османской и египетской стороны составили более 3000 человек убитыми, со стороны соединенного флота — около 200 человек.

Мухаммад Али-паша был в ярости и возложил всю ответственность за потерю флота на Махмуда II. Более того, египтяне оказались в том же положении, что и наполеоновские войска после сражения при Абукире: тысячи солдат остались на чужой земле, не имея возможности вернуться домой. Не посоветовавшись с султаном, Мухаммад Али-паша вступил в прямые переговоры с британцами, заключил перемирие и вернул своего сына Ибрагим-пашу с египетской армией из Греции в Египет. Махмуд II был глубоко оскорблен своеволием губернатора, но Мухаммад Али больше не искал благосклонности султана. Дни преданного служения прошли. С этого момента Мухаммад Али начал действовать в своих интересах.

Наваринское сражение стало поворотным моментом в Греческой войне за независимость. В течение 1828 года при поддержке французского экспедиционного корпуса греки вытеснили османские войска с Пелопоннесского полуострова и из центральной Греции. В декабре правительства Великобритании, Франции и России договорились о создании независимого греческого государства и навязали свое решение Османской империи. Спустя еще три года переговоров на Лондонской конференции в мае 1832 года было официально создано новое государство, получившее название Королевство Греция.

После греческого фиаско Мухаммад Али-паша обратил свой взор на Сирию, править которой мечтал с 1811 года, когда согласился провести военную кампанию против ваххабитов. Он просил Порту отдать Сирию под его правление в 1811 году и еще раз — после разгрома ваххабитов в 1818 году. Но османы оба раза ответили отказом, опасаясь, что египетский губернатор может стать слишком могущественным и выйти из повиновения. Обратившись к Мухаммаду Али за помощью в Греции, Порта была вынуждена пообещать ему Сирию. И после потери флота в Наварино Али-паша потребовал обещанного, но безрезультатно: Порта сочла, что египетский губернатор достаточно ослаблен войнами и улещивать его уже нет смысла.

Мухаммад Али понимал, что Порта не собирается уступать ему Сирию. Но он также знал, что османы не в силах помешать ему взять то, что он хочет. Сразу по возвращении в Египет Ибрагим-паши и его войск Мухаммад Али приступил к строительству нового флота и подготовке армии для вторжения в сирийские земли. Он провел переговоры с британцами и французами, чтобы заручиться их поддержкой. Франция проявила некоторый интерес к соглашению с египтянами, но Британия выступила решительно против любого нарушения территориальной целостности Османской империи. Невзирая на это, Мухаммад Али продолжил свое приготовления, и в ноябре 1831 года египетская армия под командованием Ибрагим-паши двинулась завоевывать Сирию.

По сути, Египет вступил в войну с Османской империей. 30-тысячная армия Ибрагим-паши стремительно заняла Палестину. К концу ноября она уже достигла северного форпоста Акра. Когда в Стамбуле узнали о походе египетской армии, султан отправил посланника, чтобы убедить Мухаммада Али прекратить наступление. Но это не возымело действия, и Порта приказала своим губернаторам в Дамаске и Алеппо выслать войска, чтобы изгнать египетских захватчиков. У османов в запасе было полгода, пока египтяне осаждали почти неприступную крепость Акра.

В то время как турки готовились отразить египетское вторжение, некоторые из местных правителей в Палестине и Ливане решили оказать поддержку Ибрагим-паше, чтобы заручиться благосклонностью возможных новых властителей. Эмир Башир II, правитель Горного Ливана, вступил в союз с Ибрагим-пашой, когда египетская армия подошла к Акре. Один из членов правящего клана Шехаб отправил к египтянам своего доверенного советника Михаила Мишаку, чтобы тот наблюдал за осадой крепости и докладывал обо всем эмиру.

Почти три недели Мишака наблюдал за военной операцией. Сразу по приезде он стал свидетелем ожесточенной битвы между египетским флотом и османскими защитниками Акры. В сражении участвовали 22 военных корабля, которые произвели по крепости более 70 000 выстрелов. Но защитники дали жесткий отпор и в интенсивной перестрелке сумели вывести из строя несколько кораблей. Артиллерийская стрельба продолжалась с рассвета до заката. «Крепости не было видно за плотной стеной порохового дыма», — писал Мишака. По его сообщению, против «трех тысяч храбрых и опытных солдат», защищавших Акру, египтяне выставили восемь полков пехотинцев (18 000 человек), восемь кавалерийских полков (4000 человек) и 2000 бедуинских ополченцев. Но город был хорошо защищен с моря и суши, поэтому Мишака предупредил своих хозяев, что осада будет долгой.

Шесть месяцев египтяне обстреливали укрепления. Наконец к маю 1832 года неприступные прежде стены были повреждены достаточно, чтобы пехота могла штурмовать крепость. Ибрагим-паша произнес перед своими солдатами воодушевляющую речь, напомнив им о победах в Аравии и Греции. Он сказал, что отныне у египтян нет пути назад, и, чтобы солдаты даже не думали об отступлении, предупредил, что «за их спинами будут стоять пушки, которые уничтожат любого, кто решит повернуть назад, не взяв цитадели». После такого угрожающего напутствия Ибрагим-паша повел своих людей в атаку. Они легко преодолели полуразрушенные крепостные стены и заставили выживших защитников — а их за эти полгода осталось всего 350 человек — капитулировать^{16}.

После взятия Акры Ибрагим-паша двинулся на Дамаск. Для защиты города османский губернатор мобилизовал 10 000 мирных жителей. Но Ибрагим-паша знал, что необученные люди не смогут выстоять против профессиональной армии, и приказал своим войскам стрелять поверх голов. Как он и предполагал, грохота артиллерийской стрельбы оказалось достаточно, чтобы до смерти напугать ополченцев и заставить их бежать с поля боя. Губернатор со своими силами отступил из города, чтобы соединиться с находившейся на севере османской армией, и египтяне вошли в Дамаск, не встретив никакого сопротивления. Ибрагим-паша приказал своим солдатам не трогать горожан и их имущество и объявил всеобщую амнистию для жителей Дамаска. Он собирался стать правителем Сирии и поэтому не хотел настраивать ее народ против себя.

Назначив в Дамаске правящий совет, Ибрагим-паша продолжил военную кампанию. Чтобы горожане в его отсутствие не подняли восстание, он увез с собой нескольких представителей городской знати. Михаил Мишака продолжал следовать за египетской армией, собирая разведывательные данные для правителей Горного Ливана. Когда египтяне выходили из Дамаска, он посчитал их численность: «Одиннадцать тысяч пехотинцев, две тысячи кавалеристов, три тысячи [бедуинских] конных ополченцев» — всего 16 000 человек, плюс 43 пушки и 3000 верблюдов для транспортировки военного снаряжения и припасов. Когда войско дошло до города Хомс в центральной Сирии, к нему присоединились еще 6000 египтян.

8 июля недалеко от Хомса состоялось первое крупное сражение армии Ибрагим-паши и османов. «Это было грандиозное зрелище, — писал Мишака. — Когда египетские войска вступили на поле битвы, их встретили значительно превосходящие силы регулярной армии турок. За час до заката битва бушевала со всем неистовством, с обеих сторон велся непрерывный огонь из ружей и пушек». С вершины холма Мишака не мог рассмотреть, на чьей стороне перевес. «Это был страшный час, когда, казалось, распахнулись врата самог? ада. На закате ружейная пальба утихла, но грохот пушек продолжался еще полтора часа после захода солнца, пока, наконец, не воцарилась полная тишина». Только тогда он узнал, что в битве за Хомс египтяне одержали безоговорочную победу. Османы в спешке покинули свой лагерь. «На кострах догорала еда. Они бросили ящики с медикаментами, рулоны перевязочного материала и саваны [для убитых], множество мехов и мантий для наград и огромное количество боеприпасов»^{17}.

Но неугомонный Ибрагим-паша не стал задерживаться в Хомсе. Уже через день после триумфальной победы он повел свою армию на север, в Алеппо, чтобы завершить завоевание Сирии. Как и Дамаск, Алеппо сдался египтянам без боя. Ибрагим-паша создал новую администрацию, а османский губернатор вместе с остатками армии, выжившими в битве при Хомсе, присоединился к основным османским силам. 29 июля произошло еще одно крупное сражение — у городка Белен недалеко от порта Александретта (сегодня этот город находится на территории Турции, но в те времена входил в состав провинции Алеппо). Хотя османы превосходили противника численностью, они понесли тяжелые потери и вынуждены были капитулировать. Затем Ибрагим-паша захватил порт Адана, чтобы египетские корабли смогли доставить подкрепление его истощенной армии. А оттуда отправил в Каир депешу с подробным описанием своих побед и стал ждать от отца дальнейших указаний.

Между тем Мухаммад Али решил, что настал момент перейти от военных действий к переговорам, чтобы закрепить за собой завоевания в Сирии либо указом султана, либо за счет вмешательства европейских держав. Однако османы отказались уступать свои территории мятежному правителю Египта. Вместо того чтобы признать его притязания на Сирию, великий визирь (премьер-министр) Мехмед Решид-паша начал собирать 80-тысячную армию, чтобы изгнать египтян с турецкого побережья и из сирийских провинций. Тем временем Ибрагим-паша, получив подкрепление и пополнив запасы амуниции, в октябре 1832 года отправился в центральную Анатолию. В том же месяце он занял город Конья и стал готовиться к сражению с османами.

Трудно представить себе условия более неблагоприятные, чем те, в которых предстояло сражаться египтянам. Привыкшие к жаркому климату Северной Африки с его теплыми зимами, египетские войска оказались на заснеженных равнинах Анатолийского плато, где температура опускалась ниже нуля. Но даже в таких условиях бывшие крестьяне показали себя на удивление дисциплинированной и боеспособной армией и, хотя значительно уступали в численности, одержали победу над войсками Османской империи в битве при Конье 21 декабря 1832 года. Египтянам даже удалось взять в плен самого великого визиря, что значительно усилило их позиции на переговорах.

Получив известие о поражении своей армии и взятии в плен великого визиря, султан капитулировал и согласился удовлетворить почти все территориальные требования Мухаммада Али. Египетская армия расквартировалась в анатолийском городе Кютахья всего в 200 километрах от Стамбула, и у султана больше не было войск, чтобы преградить ей путь к имперской столице. Чтобы добиться полного вывода египтян из Анатолии, Махмуд II восстановил Мухаммада Али-пашу в должности губернатора Египта (после вторжения в Сирию тот был лишен титула и объявлен мятежником) и передал ему и Ибрагим-паше провинции Хиджаз, Крит, Акра, Дамаск, Триполи и Алеппо, а также право собирать налоги с портового города Адана. Эти условия были закреплены Кютахинским мирным договором, заключенным в мае 1833 года при посредничестве России и Франции.

После подписания мирного договора Ибрагим-паша отступил со своими войсками в Сирию и Египет. Мухаммад Али так и не получил независимости и по-прежнему продолжал считаться вассалом султана. Тем не менее он добился того, что б?льшая часть арабских провинций Османской империи перешла под правление его семьи, и фактически создал собственную Египетскую империю, которая до конца 1830-х годов соперничала в могуществе с империей османов.

В Сирии египетское правление оказалось очень непопулярно. Египтяне обложили огромными налогами все слои общества, от бедных трудяг до богатых торговцев, и настроили против себя местную знать, лишив ее традиционной власти. «Когда египтяне принялись менять традиционные устои и вводить больше налогов, чем привыкли платить местные жители, — писал Мишака, — люди возненавидели их и возжаждали вернуться под правление турок, демонстрируя открытое неповиновение новым хозяевам». В ответ египтяне разоружили местное население и начали призывать сирийцев на военную службу, что только усилило недовольство. «У солдат не было установленного срока службы, после которого они могли бы вернуться к своим семьям. Их забирали служить навечно, словно в ад», — объяснял Мишака^{18}. Многие молодые люди бежали из родных краев, чтобы избежать призыва, что еще больше подрывало местную экономику. В конце концов мятежи распространились от гор Ансарийя, населенных преимущественно алавитами, на Средиземноморском побережье Сирии и Горного Ливана до города Наблус на Палестинском нагорье. В период с 1834 по 1839 год войска Ибрагим-паши были вынуждены то и дело подавлять все чаще вспыхивающие восстания.

Однако массовые беспорядки в сирийских землях нисколько не беспокоили Мухаммада Али, который отныне считал Сирию неотъемлемой частью египетской империи. Он продолжал активные переговоры с европейскими державами, стараясь добиться поддержки своих намерений отделиться от Османской империи. Наконец в мае 1838 года он объявил Порте и европейским правительствам о своем решении создать собственное независимое королевство в Египте и Сирии и предложил османам отступные в размере 3 млн фунтов стерлингов (15 млн долларов США). Британский премьер-министр Пальмерстон ответил суровым предупреждением, заявив, что «паша [Мухаммад Али] должен ожидать, что Великобритания встанет на сторону султана, дабы помочь ему взыскать возмещение за столь вопиющее преступление, совершенное против него, и не допустить расчленения Османской империи»^{19}. Даже французские союзники предостерегли Мухаммада Али от совершения действий, способных привести к конфронтации не только с османским султаном, но и с Европой.

Воодушевленные поддержкой европейцев, османы решили немедленно покончить с мятежным пашой. Султан Махмуд II снова собрал мощные силы. После принудительного расформирования янычарского войска в 1826 году он вложил значительные средства в новую османскую армию низам-и джедид. Высшие офицеры заверили его, что их современная пехота, подготовленная немецкими инструкторами, легко разгромит египетское войско, изнуренное пятью годами подавления народных восстаний в Сирии. 24 июня 1839 года османская армия подошла к сирийской границе вблизи Алеппо и вступила в сражение с солдатами Ибрагим-паши. Вопреки всем ожиданиям египтяне разгромили османов в битве при Незибе, нанеся им тяжелый урон и захватив более 10 000 пленных.

Но султан Махмуд II так и не узнал о поражении своей армии. Последние несколько месяцев состояние его здоровья стремительно ухудшалось из-за прогрессирующего туберкулеза, и 30 июня он умер, не узнав о катастрофе у Незибы. На трон взошел его 16-летний сын Абдул-Меджид I (правил в 1839–1861 гг.). Его молодость и неопытность не внушали доверия первым лицам империи. Османский адмирал Ахмед Февзи-паша пересек со своим флотом Средиземное море и передал его под командование Мухаммада Али. Адмирал опасался, что в случае вмешательства России, которая могла поддержать молодого султана, флот перешел бы под контроль русских. Он также считал, что бесстрашный и опытный египетский правитель гораздо больше подходит на роль султана Османской империи, чем неоперившийся наследный принц. В Стамбуле началась паника. Молодой султан столкнулся с самой серьезной внутренней угрозой за всю историю существования Османской империи, и у него не было ни армии, ни флота, чтобы защитить свою власть.

Между тем европейские державы были обеспокоены происходящим в турецких землях ничуть не меньше, чем сами османы. Британия опасалась, что Россия воспользуется ситуацией, чтобы захватить проливы Босфор и Дарданеллы и обеспечить своему черноморскому флоту свободный доступ в Средиземное море. На протяжении многих десятилетий британцы старались удержать российский флот в Черном море, чтобы сохранить перевес военно-морских сил в свою пользу. Они не могли допустить, чтобы эти усилия вдруг пошли прахом. Кроме того, англичане надеялись помешать планам французов распространить господство дружественного им Египта на все восточное Средиземноморье. Британия возглавила коалицию европейских держав (от участия в которой Франция отказалась), чтобы вмешаться в кризис и защитить османскую династию, заставив Мухаммада Али уйти из Турции и Сирии.

Переговоры продолжались целый год. Мухаммад Али пытался использовать свою победу при Незибе, чтобы выторговать больше территориальных и наследственных привилегий для своей семьи, тогда как британцы и Порта настаивали на полном выводе египетских войск из Сирии. В июле 1840 года европейская коалиция — Британия, Австрия, Пруссия и Россия — предложила Мухаммаду Али пожизненное правление в Дамаске и наследственное правление его династии в Египте, если он немедленно выведет армию из остальной части Сирии. Это было их последнее предложение. Англо-австрийский флот стоял в восточном Средиземноморье, готовый к боевым действиям. Но, уверенный в поддержке Франции, Мухаммад Али отверг этот вариант.

Соединенная эскадра под командованием британского адмирала Нейпира подошла к портовому городу Бейрут и 11 сентября начала обстрел египетских позиций. Через местных агентов британцы распространяли в Сирии и Ливане листовки с призывами к местному населению восстать против египтян. Жители Великой Сирии не раз делали это в прошлом и были рады сделать это снова. Тем временем союзный флот переместился от Бейрута к Акре, чтобы выбить египтян из цитадели. Египтяне считали, что могут противостоять любой атаке, однако, согласно Михаилу Мишаке, объединенные англо-австрийско-турецкие силы взяли цитадель за три часа двадцать минут. Египтяне только что получили груз пороха, который временно складировали под открытым небом в центре цитадели. Один из выстрелов с союзных кораблей попал прямо в него, и порох сдетонировал «столь неожиданным образом, что солдаты в панике бежали из цитадели, так что ее некому было защищать»^{20}. Европейцы и турки взяли Акру, а вскоре и все сирийское побережье.

Положение Ибрагим-паши становилось все более сложным. Отрезанные от моря, его войска, подвергавшиеся теперь постоянным атакам со стороны местного населения, не могли получить подкрепление. В конце концов он приказал своей армии отойти в Дамаск. Как только все его солдаты — около 70 000 человек — собрались там, в январе 1841 года Ибрагим-паша начал организованное отступление из Сирии по сухопутному пути в Египет.

Итак, египетская угроза была остановлена, но, учитывая всю опасность, которую представлял собой второй египетский кризис[6] для выживания Османской империи, требовалось исключить возможность его повторения. В Лондоне была подписана конвенция, по которой османы передали Египет и Судан в пожизненное правление Мухаммада Али и признали за его династией наследственные права на Египет. Со своей стороны Мухаммад Али признал султана своим сюзереном и согласился платить ежегодную дань Порте в знак своей покорности и лояльности Османской империи.

Британия также хотела гарантировать, что проблемы в восточном Средиземноморье никогда больше не будут угрожать миру в Европе. Лучшей страховкой от конфликтов между европейскими державами за стратегическое преимущество в Леванте была неоспоримая территориальная целостность Османской империи. Британский премьер-министр лорд Пальмерстон настоял на подписании секретного приложения к Лондонской конвенции 1840 года, в котором правительства Великобритании, Австрии, Пруссии и России официально обязались «не искать никакого увеличения своих владений, никакого исключительного влияния и никаких торговых выгод для своих подданных, которых не имели бы подданные каждого другого государства»^{21}. Этот протокол почти на четыре десятилетия защитил Османскую империю от посягательств европейских держав на ее земли.

С 1805 по 1841 год Мухаммад Али в своих амбициях прошел полный круг, успев многого добиться и многого лишиться. Из обычного военачальника он стал губернатором Египта, затем его единоличным правителем. Утвердив свою власть в Египте, он значительно увеличил доходы казны и создал современную армию. Далее расширил территорию своей империи от Судана и Хиджаза на Красном море до Греции (на некоторое время) и Сирии. В результате вмешательства европейских держав лишился почти всех завоеваний, и в 1841 году его империя вновь ограничивалась территориями Египта и Судана. И хотя в Египте имелось собственное правительство и принимались законы, он оставался зависим от Османской империи и был связан ее внешней политикой. Здесь чеканились свои деньги, но на золотых и серебряных монетах стояло имя османского султана, а имя местного правителя — лишь на меди. У Египта была и собственная армия, но ее численность ограничивалась 18 000 человек, что было жалкими крохами по сравнению с почти 200-тысячной армией первых десятилетий XIX века. Мухаммад Али добился многого, но мечтал о куда большем.

Паша тяжело переживал крушение своих планов. В последние годы правления его здоровье заметно ухудшилось. К моменту возвращения египетской армии из Сирии он был стариком — ему исполнился 71 год. Он отдалился от Ибрагима. На протяжении всей сирийской кампании отец и сын общались друг с другом только через придворных посредников. Оба были тяжело больны: Ибрагиму пришлось отправиться в Европу лечить туберкулез, а у Мухаммада Али начали проявляться признаки умственного расстройства после того, как в течение некоторого времени врачи лечили его от хронического колита нитратом серебра. В 1847 году Мухаммад Али окончательно потерял рассудок, и султан передал управление провинцией Ибрагим-паше. Но через полгода тот умер от туберкулеза. Его преемником стал внук Мухаммада Али Аббас, который официально вступил в должность правителя Египта на похоронах своего деда, скончавшегося 2 августа 1849 года.

Эпоха могущественных местных правителей подошла к концу. Изгнав египтян с Крита, из Сирии и Хиджаза, Стамбул решил не повторять прежних ошибок и создать в этих провинциях сильную османскую администрацию. Местные кланы, такие как клан аль-Азмов в Дамаске и клан Джалилей в Мосуле, утратили власть над городами, которыми правили на протяжении всего XVIII века. Горный Ливан также лишился автономного правления после свержения сотрудничавшего с египтянами рода Шехабов. И здесь Стамбул установил свои порядки и начал назначать наместников, хотя это и привело к разрушению сложившегося веками порядка и поставило Ливан на путь продолжительного межконфессионального конфликта. Попытки получить независимость от Османской империи дорого обошлись простым людям, которые страдали от войн, инфляции, политической нестабильности и самовольных местных правителей. Теперь население арабских провинций жаждало мира и стабильности.

Османы, положившие конец кровопролитным внутренним мятежам, хотели того же. Прежде, сосредоточившись на внешних угрозах и войнах с Россией и Австрией, они оставили арабские провинции без внимания и проглядели серьезные угрозы: союз между Али-беем аль-Кабиром и Захиром Ал Умаром бросил вызов османскому господству в Сирии и Египте; ваххабиты бесчинствовали в южном Ираке и захватили Хиджаз, тем самым пошатнув основы османской легитимности; Мухаммад Али-паша использовал богатство Египта для создания могущественной армии, которая позволила ему фактически создать собственную империю и поставить под угрозу существование османского государства. Если бы не вмешательство европейских держав, Мухаммад Али мог бы свергнуть османскую династию. Все эти события убедили Стамбул в необходимости реформ. Требовалось не поверхностное обновление существующих государственных институтов, а радикальная перестройка всего механизма управления.

Османы признавали, что не смогут реформировать империю собственными силами. Европейские страны уже прошли по этому пути и стали могущественными во всех отношениях державами. Так почему бы не воспользоваться их идеями и технологиями? Тем более что у османов перед глазами имелся прекрасный пример — Мухаммад Али, который сумел создать сильное, динамичное государство, опираясь на европейский опыт. Импорт европейских промышленных и военных технологий, привлечение технических советников на всех уровнях военной и административной системы, отправка студентов на учебу в европейские столицы — все это сыграло важную роль в его успехах.

Таким образом, османы вступали в новую и сложную эпоху отношений с европейскими соседями. Европа будет служить для них образцом для подражания, идеалом, к которому нужно стремиться в военном и технологическом плане. Но в то же время она будет оставаться сильным врагом, жаждущим захватить османские земли, и источником новых опасных идеологий. Перед османскими реформаторами стояла непростая задача — перенять европейскую материальную культуру, не поставив под угрозу собственную целостность и традиционные ценности.

Однако, как бы они ни старались, османы не могли противостоять стремительным темпам европейского прогресса. В XIX веке Европа превратилась в господствующую мировую силу, и Османская империя все чаще была вынуждена играть по европейским правилам.