20. Пустота

Существует одна фотография, которая стала символом трагедии в «Колумбайн». На этой фотографии изображена девочка-блондинка, крепко прижавшая ладони к вискам. Она широко открыла рот и, видимо, кричит. Глаза зажмурены. Во вторник в Клемент-Парке сделали массу снимков детей, из которых этот является, пожалуй, одним из лучших. В тот день было сделано много фотографий, на которых запечатлены взрослые и дети по отдельности или в группах. На многих из них изображенный человек или люди за что-то держались: за товарища, за руку, голову или колено.

На следующий после трагедии день, еще до того, как в продаже появились газеты с репортажем из «Колумбайн», многие дети – свидетели трагедии – изменились. Они пришли в Клемент-Парк, их лица ничего не выражали, а в глазах была пустота. В тот день плакали родители, но глаза детей оставались сухими. Казалось, что у большой толпы обычно активных детей словно по волшебству отняли всю энергию. Иногда какая-нибудь девочка всхлипывала, и тут же к ней бросался мальчик, чтобы обнять и утешить. Мальчишки буквально соревновались в том, кто будет обнимать девочек, и иногда дело едва не доходило до драки.

Дети очень остро воспринимали то, что у них исчезла какая-либо реакция на произошедшее. Они не осознавали, почему это произошло, и откровенно обсуждали этот вопрос. Очень многие говорили об ощущении, словно они видели все произошедшее с ними в кино.

В то время тела жертв все еще не вынесли из здания. Никто официально не сообщал фамилии погибших. Никто, кроме полиции, не мог подойти к школе. Собственно говоря, с того места, где все в тот день собрались, самой школы не было видно из-за ограждений.

Ученики уже знали погибших. Все убийства происходили при свидетелях, и сарафанное радио быстро передало их имена. Однако далеко не все, что говорили, оказывалось справедливым, поэтому оставалось много сомнений. Практически у каждого ученика имелось несколько знакомых, о судьбе которых у него или у нее не было ни малейшего представления. «Как мы можем плакать, когда не знаем, кого оплакивать?» – задала вопрос одна девочка. Несмотря на это, она добавила, что прорыдала почти всю ночь. Слезы закончились лишь к утру.

Никто из департамента шерифа не говорил с Брайаном Рорбофом. К нему домой не приходили полицейские и не сообщали о том, что его сын убит. Рано утром в среду Брайана разбудил телефонный звонок. Звонил его приятель, чтобы предупредить о фотографиях, напечатанных в Rocky Mountain News.

Брайан взял в руки газету, на первой странице которой стоял заголовок «Горе». Там было напечатано несколько десятков историй отдельных очевидцев событий, а также много фотографий травмированных детей, среди которых он не обнаружил своего сына. Брайан дошел до тринадцатой страницы. На полразворота была напечатана фотография, снятая с вертолета. На снимке – группа учеников, прячущихся за полицейским автомобилем на парковке. Полицейский присел, положив ружье на капот автомобиля. Его палец замер на спусковом крючке, а глаза искали цель. Рядом с машиной на тротуаре лежал мальчик. Он застыл на боку, одно колено поднято к груди, а руки раскинуты по сторонам. «Без движения», – гласила подпись под фотографией. Вокруг тела разлилась огромная лужа крови, которая стекала в расщелину между двумя асфальтовыми плитами. Издание не упоминало имени жертвы. Несмотря на то что лицо мальчика было сложно рассмотреть, Брайан все понял и даже не стал проверять, что напечатано на четырнадцатой странице.

Брайан был высоким человеком мускулистого телосложения. У него было длинное, слегка пухлое лицо, а волосы седели и становились тонкими. Над переносицей пролегли две глубокие вертикальные морщины. Дэнни очень напоминал отца.

Дэнни – единственный ребенок Брайана, родители развелись, когда ему стукнуло четыре. Сью снова вышла замуж, а вот Брайан так больше и не женился. У него имелся свой бизнес по установке аудиосистем. Дела шли успешно, и Брайан очень любил свою работу, и ему было приятно, что его занятие нравится сыну. После того как Дэнни научился ходить, он много времени проводил в мастерской отца. В возрасте семи лет он уже умел протягивать и подсоединять провода к колонкам. Когда он подрос, то начал работать в мастерской после школы. Брайан и Сью развелись мирно и жили близко друг от друга. Дэнни обожал проводить время с отцом.

Мастерская представляла собой большой гараж, в котором стояли дорогущие винтажные автомобили и располагалось самое разное оборудование. Дэнни помогал устанавливать в автомобилях хай-фай аудиосистемы, которые стоили больше, чем машины многих его школьных друзей. В зависимости от проекта, в мастерской могло пахнуть эпоксидной смолой, жженой резиной или сладким запахом свежего вишневого дерева, которое Брайан пилил для инкрустации и облицовки устанавливаемого оборудования.

Дэнни быстро учился, и работа в мастерской давалась ему легко. Он любил машины и обожал хороший звук. Он хорошо разбирался в компьютерах и обладал музыкальным слухом, подавая надежду, что в будущем будет в состоянии поднять отцовский бизнес на новую высоту. Кроме этого, Дэнни знал, как вести себя с людьми. Клиентами Брайана были одни из самых богатых людей штата Колорадо, и Дэнни многих из них знал лично и часто бывал у них дома. Он умел нравиться людям, и отец с большой радостью развивал сына.

За несколько месяцев до трагедии в «Колумбайн» Дэнни принял решение о своем будущем – он не пойдет в колледж, а сразу после окончания школы начнет работать у отца. Брайан был на седьмом небе от счастья. Через три года он планировал сделать сына партнером. Буквально через четыре недели Дэнни начинал трудиться на полной ставке в мастерской.

В среду утром, сразу после того, как Брайан увидел в газете фотографию сына, он сел в автомобиль и поехал к школе. Он подошел к границе оцепления и потребовал у полицейских тело своего ребенка. Ему отказали.

Тело Дэнни не только не передали отцу, его даже не перенесли в помещение. Труп продолжал лежать на тротуаре. Полицейское начальство сказало Брайану, что тело может быть заминировано.

Брайан знал, что все это сплошные отговорки. Бомбы в здании школы начали искать со второй половины дня во вторник, вопрос был только в том, что первым делом копы хотели осмотреть помещения, а потом вернуться к телу Дэнни. Брайан ужаснулся недостатком уважительного отношения к погибшим и их родственникам со стороны полиции.

И тут начался снег.

В конечном счете тело Дэнни пролежало на тротуаре двадцать восемь часов.

Мисти Бернал начала день среды в 3 часа утра. Она спала плохо, мало и тревожно. Часто просыпалась от кошмаров. Ей снилось, что Кесси осталась в здании школы, сидит где-нибудь в темной кладовке на холодном полу. Она хотела быть рядом с дочерью. «Неужели, – думала Мисти, – она находится буквально в ста метрах, но меня к ней не пускают».

Он поняла, что больше не заснет, и пошла в ванную. Брэд тоже принял душ. Потом они оделись и отправились к границе оцепления.

Там стоял полицейский, который сказал, что дальше идти нельзя. Брэд заявил полицейскому, что в школе осталась их дочь, и умолял его честно ответить, что с ней. «Мы хотим узнать, есть ли там кто живой».

Полицейский помолчал и потом ответил: «Нет, живых там никого нет».

Они поблагодарили его за честный ответ.

Однако Мисти не планировала сдаваться. Полицейский мог и ошибаться. Может, Кесси лежит в больнице и ее личность пока не смогли установить. Мисти все утро пыталась проникнуть в школу с того или другого конца оцепления, но все безрезультатно.

Потом родителей жертв пригласили в «Леавуд». Мисти с Брэдом приехали туда и ждали несколько часов.

Прокурор округа Дейв Томас приехал в 13.30. У него в кармане, как и за день до этого, лежал список с фамилиями жертв. Этот список не изменился. Вопрос был только в том, что он не был окончательно подтвержден. Коронер просила дать ей еще двадцать четыре часа. Томас понимал, что уже нельзя ждать, и решил передать трагическое известие о смерти каждой семье по отдельности.

– Даже и не знаю, как вам это сказать, – произнес он Бобу Керноу.

– И не надо говорить, – ответил Боб. – У вас на лице все написано.

Известие о смерти дочери стало для Мисти сильным ударом, однако у нее все еще оставалась надежда. Прокурор утверждал, что Кесси мертва, но при этом отметил: это неофициальная информация.

Надежда постепенно превратилась в злость. Если Кесси мертва, то Мисти хотела, чтобы ее тело незамедлительно вынесли из библиотеки и передали родителям.

Семья Линды Сандерс ждала новостей дома. К середине дня среды в доме было полным-полно родственников и друзей. Все знали, какие новости их ждут. Напротив дома установили камеры, чтобы заснять момент горя после сообщения о смерти. «Будьте готовы, – посоветовал Мисти адвокат, нанятый семьями жертв. – Будьте готовы поддержать сестру».

Незадолго до 15.00 к ним подъехала полицейская машина. Помощник шерифа позвонил в дверь, и Мисти впустила его внутрь. Линда все еще не была готова услышать о смерти мужа. «Предварительное опознание показало, что ваш супруг стал жертвой трагедии в “Колумбайн”», – сказал помощник шерифа.

Линда закричала, и потом ее вырвало.

Утром в среду Фрэнк ДиЭнджелес проснулся в доме брата, так как ему посоветовали не ночевать у себя. Фрэнк не очень хорошо понимал, находится ли он в безопасности или нет. Его машина осталась на парковке перед школой внутри оцепленной зоны, и рано утром его должен был забрать коллега. Фрэнку предстояло участвовать в ряде встреч, на которых обязаны решить, что делать дальше.

Потом, в 10.00, директор будет выступать перед учениками, родителями и преподавательским составом, а также теми, кто чувствует боль от произошедшей трагедии. Это мероприятие должно было пройти в здании католической церкви «Свет мира». Эта одна из немногих достаточно крупных церквей города, способная вместить большое количество народа. Люди надеялись, что директор ответит на некоторые вопросы, но он не чувствовал, что в состоянии сделать это.

Львиную часть ночи Фрэнк прокрутился с боку на бок. «Господи, посоветуй мне что-нибудь», – просил он и молился.

Пришло утро, но ответа в голове не появилось. Его охватило чувство вины. «Я был обязан создать безопасные условия для учеников и преподавателей, – говорил директор школы. – Но подвел огромное количество людей».

В церкви «Свет мира» были сидячие места на восемьсот пятьдесят человек, и все они оказались заняты. Сотни учеников и родителей стояли вдоль стен и в проходах. Перед собравшимися выступила целая вереница местных бюрократов, которые пытались утешить детей, успокоить которых было непросто. После каждого выступления раздавались жидкие вежливые аплодисменты. Никто не затронул души учеников.

Мистер Ди надеялся на то, что и ему вежливо похлопают и не линчуют. Он считал, что трагедия во многом произошла по его недосмотру. Он не подготовил текста выступления и планировал сказать то, что чувствует.

Его объявили в качестве следующего выступающего, и те, кто сидел, стремительно вскочили на ноги. Дети начали кричать, свистеть и аплодировать. Совершенно неожиданно сотни людей, которые до этого не показывали никаких чувств, начали хлопать и громко плакать.

Мистер Ди схватился за живот, согнулся, отвернулся от зала и зарыдал. Рыдания сотрясали его тело. Целую минуту он не мог справиться с чувствами, и все это время ученики громко хлопали и кричали.

ДиЭнджелесу было сложно повернуться к залу и посмотреть в глаза ученикам. «Все это казалось очень странным, – вспоминал он позднее. – Я не был в состоянии контролировать эмоции, у меня начались конвульсии. Я отвернулся от зала потому, что винил себя. Мне было очень стыдно. И когда я услышал свист и аплодисменты, то понял, что ученики меня поддерживают, и тогда эмоции взяли верх».

Директор подошел к трибуне и произнес: «Мне очень грустно от того, что произошло, и больно, что вам сейчас приходится страдать».

Он сказал, что понимает учеников, всегда будет помогать им и поддерживать. «Моя дверь для вас открыта. Я всегда вас поддержу, когда в этом будет необходимость». Он не пытался преуменьшить масштабы трагедии. «Хотелось бы иметь волшебную палочку, мановением которой можно было бы стереть все чувства. Но такой палочки не существует. Мне бы очень хотелось сказать, что ваши раны заживут, но, к сожалению, этого не произойдет».

Ученики оценили его честность и прямоту. В тот день многие находившиеся в Клемент-Парке ученики говорили о том, что устали слышать, как масса взрослых убеждает их в том, что все будет хорошо. Дети прекрасно знали правду и хотели, чтобы кто-нибудь громко и четко описал ситуацию такой, какая она есть.

В конце выступления мистер Ди сказал ученикам, что любит их. Любит всех и каждого. Дети хотели услышать и это.

В этот период у многих детей возникли осложнения с родителями. «Мне сложно сидеть дома, – говорил один подросток. – Как только приходит мама, я стараюсь куда-нибудь уйти». Многие кивали, слыша такие слова. Матери были настолько испуганы возможностью смерти своих детей, что хотели их постоянно обнимать. Обниматься постоянно – вот это было лейтмотивом второй половины вторника. Моя мама не понимает, – так думало большинство детей в среду. Сперва дети хотели, чтобы их обнимали, а потом, чтобы перестали обнимать.

Большинству присутствовавших в Клемент-Парке учеников хотелось рассказать свою историю и облегчить душу. Они хотели поведать свои истории не только родителям, а любым другим взрослым. И тут представители прессы оказались очень кстати. Сперва дети немного робели и стеснялись, но потом их личные истории полились одна за другой. Детям казалось, что представители СМИ понимают их и сочувствуют. Клемент-Парк в тот день напоминал огромную исповедальню. Дети еще пожалеют о том, что были такими откровенными с представителями СМИ.

В то время, когда многие давали интервью, неожиданно раздались громкие крики. Потом кричащих голосов стало больше, и все они раздавались из одного места. В сторону, из которой раздавались крики, бросились дети, родители и журналисты. Оказалось, что голосили несколько девушек, стоявших вокруг машины, запаркованной среди перевозивших учеников автобусов на границе парка. Это был автомобиль Рэйчел Скотт. У Рэйчел не было собственного места на парковке, поэтому во вторник ей пришлось оставить автомобиль достаточно далеко от школы. Вся машина была усыпана цветами, и вокруг нее стояли зажженные свечи. На стеклах – уверения в том, что Рэйчел попала в рай. У автомобиля полукругом стояло несколько ее подруг. Одна из девушек начала петь, и другие подхватили.

Родители Харриса и Клиболда наняли адвокатов. И совершенно правильно сделали, так как многие стали винить их в убийствах, совершенных Эриком и Диланом. Следствие не планировало предъявлять родителям каких-либо официальных обвинений, но многие люди считали, что на семьях убийц лежит определенная доля вины. Вскоре после трагедии в «Колумбайн» был проведен опрос населения с целью установить, кого или что люди считают главным виновником массового убийства. Среди факторов, способствовавших созданию предпосылок трагедии, респонденты назвали кино со сценами насилия, видеоигры, субкультуру готов, законодательство, позволяющее достаточно легкое приобретение огнестрельного оружия, и сатану. Любопытно, что ни Эрик, ни Дилан не попали в этот список. Они были всего лишь подростками. Что-то или кто-то сбил их с истинного пути. Согласно результатам проведенного опроса 85 % респондентов винили во всем родителей подростков (Кэти и Уэйна, а также Тома и Сью). Родители живы, следовательно, их можно ненавидеть.

Адвокаты настоятельно советовали клиентам не давать интервью. Тем не менее в среду обе супружеские пары сделали официальное заявление. «У нас нет слов, чтобы выразить горе, постигшее тех, кто пострадал во время трагедии, – так писали в своем заявлении Клиболды. – Мы приносим извинения, скорбим и молимся за всех жертв, членов их семей, друзей и население округа. Точно так же, как и все граждане этой страны, мы пытаемся понять причины трагедии и просим всех уважать нашу частную жизнь в период скорби и боли, которые испытываем».

Заявление Харрисов было не таким многословным: «Мы хотим выразить сострадание семьям жертв и жителям округа. Пожалуйста, молитесь за тех, кто оказался затронут этой трагедией».

Брат Дилана несколько дней не ходил на работу. Байрон был на три года старше Дилана, но так как последний пошел в школу на год раньше, то Байрон закончил учебу всего за два года до трагедии. Байрон трудился в автосалоне: мыл машины, пылесосил, расчищал снег. «Он занимается физической работой и выполняет ее очень хорошо», – так характеризовал Байрона начальник в интервью газете Rocky Mountain News.

Коллеги и руководство понимали, что Байрону нужен отпуск, чтобы прийти в себя. «Для всех нас эти события стали большой неожиданностью, – продолжал представитель автосалона. – Все сотрудники относятся друг к другу как к членам семьи. Мы очень сочувствуем Байрону. Он отличный парень».

Утром в среду старший агент ФБР Фузильер думал о том, что причиной трагедии в «Колумбайн» является заговор. План убийц казался слишком дерзким, слишком сложным для того, чтобы его могла придумать пара подростков. Подобное могли задумать и осуществить человек восемь или десять. Трагедия такого масштаба заставляла многих выдвигать конспирологические теории, которые в то время могли казаться достаточно обоснованными. Надо сказать, что отголоски этих конспирологических теорий, а также реакция на них со стороны руководства округа самым странным и неожиданным образом повлияют на то, как многие будут справляться с последствиями трагедии.

Утром в среду Фузильер вошел школу, чтобы осмотреть место преступления. На полу в коридорах валялись гильзы, осколки трубчатых бомб, а также битое стекло. В стенах зияли дырки пулевых пробоин. На полу библиотеки были лужи крови. Большинство тел в этом зале лежало под столами. Фузильер видел разные места преступлений, но это выглядело особенно ужасным. Его поразило также и то, что тела Дэнни Рорбофа и Рэйчел Скотт так и не убрали с тротуара и лужайки. Никто даже не прикрыл их. Через много лет агент с содроганием вспоминал об увиденном.

Фузильер прибыл в «Колумбайн» как агент ФБР, однако наибольший вклад в расследование этой трагедии внес в качестве клинического психолога. В общей сложности в этой профессии он работал три десятилетия. У него была частная практика, потом он трудился на американские ВВС. Однажды на Окинаве он прошел курс о ведении переговоров в ситуациях взятия заложников, который изменил его жизнь. Фузильер понял, что умеет правильно «считывать» людей и уговаривать их. В 1981 году он начал работать в ФБР. Для того чтобы попасть в крупнейший мировой центр по решению ситуаций, связанных с захватом заложников, – отдел ФБР по исследованию специальных операций – он согласился пойти на уменьшение зарплаты на 5000 долларов в год.

Со временем он понял, что ему нравятся не только сами исследования, но и работа в реальных ситуациях взятия заложников. Через некоторое время руководство отдела начало отправлять его на такие задания. Фузильер принимал участие в ряде инцидентов, связанных с захватом заложников, в том числе в тюрьме Атланты[12], а также в осаде членов организации «Свободные люди Монтаны»[13]. Фузильер был последней надеждой ФБР в Уэйко и, как я уже отмечал, оказался последним из оставшихся в живых, говоривших с Дейвидом Корешем перед тем, как власти пошли на штурм ранчо. Большую часть времени Фузильер анализировал имевшие место инциденты и оценивал успешность действий властей. Его команда разработала основополагающие тактические принципы, которые в наши дни применяют во время решения инцидентов с захватом заложников. В ФБР Фузильер заработал репутацию человека, эффективно справляющегося со стрессовыми ситуациями, но постепенно годы брали свое, в волосах появилась седина, и он начал мечтать о более спокойной жизни. В результате в 1991 году вместе с семьей он переехал в штат Колорадо и поселился в тихом городке Литтлтон.

Фузильер сделал многое для того, чтобы понять логику Эрика и Дилана, но сам он попал в «Колумбайн» исключительно по воле случая. Если бы его собственный сын Брайан не учился в этой школе, ФБР вряд ли бы дало ему задание участвовать в расследовании. Более того, без его помощи вообще маловероятно, что ФБР сыграло бы значительную роль в ходе расследования. ФБР ввязалось в эту историю исключительно потому, что Фузильер прибыл на место преступления, нашел общий язык с теми, кто руководил следствием, и предложил помощь. Только после этого ФБР отправило своих сотрудников в «Колумбайн». Фузильер оказался одним из наиболее высокопоставленных агентов в этом районе, установил контакт с местными властями и поэтому возглавил группу ФБР. До 20 апреля он был руководителем антитеррористического отдела в этом регионе страны. На протяжении последующего года он постепенно делегировал свои обязанности регионального руководителя антитеррористического отдела другим сотрудникам. Расследование инцидента в «Колумбайн» оказалось гораздо более серьезным.

Теракт в «Колумбайн» был крупнейшим преступлением прошлого века в Колорадо, и власти штата собрали огромную команду для его расследования. В округ приехало около ста следователей. Более десяти различных федеральных агентств выделили для расследования лучших сотрудников. ФБР командировало в Джеффко двенадцать специальных агентов. Крайне редко агентство направляло такое большое количество агентов для расследования локального инцидента. Как я уже писал, Фузильер возглавил команду агентов ФБР. Все остальные подчинялись непосредственно Кейт Баттан, которая являлась прекрасным руководителем и имела большой опыт расследования сложных финансовых преступлений и махинаций. Сама Баттан подчинялась начальнику отдела Джону Кикбушу, которому предвещали блестящую карьеру. Кикбуш и Фузильер играли активную роль в проведении расследования и регулярно обсуждали его результаты и стоящие перед ними задачи.

Следствие выделило одиннадцать потенциальных сообщников преступников. Наибольшие подозрения вызывал Брукс Браун. Кроме него, о том, что парни изготовляют бомбы, знал Крис Моррис. Внешность двух других подозреваемых очень напоминала описания третьего и четвертого стрелков – участников теракта. Фамилии этих четырех человек открывали список подозреваемых, в котором значилась и фамилия Робин Андерсон, ходившей на выпускной бал в качестве спутницы Дилана.

Чтобы обличить этих людей, требовались гигантские усилия. Следователи планировали поговорить с учениками и преподавателями «Колумбайн», а также со всеми прошлыми и нынешними друзьями и коллегами убийц. В последующие полгода было проведено пять тысяч интервью. Следователи сделали тысячи фотографий и собрали более 30 000 страниц материала. К следствию подошли со всей тщательностью: описали каждую гильзу, каждую дырку от пули в стене и каждую найденную дробинку. Это описание заняло 55 страниц, и фигурировало в нем 998 объектов.

Руководство следствием нашло место для Фузильера в репетиционном зале школы. Убийцы не зашли в этот зал, но тем не менее внутри царил полный беспорядок. На полу валялись книжки, ноты, ударные установки, музыкальные инструменты и брошенные рюкзаки. Двери вообще не оказалось, так как ее снесли бойцы SWAT во время зачистки.

Остальные помещения и классы были в гораздо худшем состоянии по сравнению с репетиционным залом. Трубчатые бомбы и коктейли Молотова частично сожгли ковер, из-за них сработала автоматическая система тушения пожара. В столовой был настоящий потоп, а библиотека находилась в неописуемом состоянии. Видавшие виды полицейские выходили из здания со слезами на глазах. «Некоторые прошедшие Вьетнам бойцы SWAT плакали от того, что им пришлось увидеть», – говорил прокурор округа Дейв Томас.

Настало время следствия. Документировали любые улики и вещественные доказательства. Площадь места преступления в здании составляла 125 000 квадратных метров, не считая территории на улице, где тоже были жертвы. Отпечатки пальцев, упавшие с головы волосы, пороховая сажа – все это могло оказаться нужным для следствия. Кроме этого, в школе еще могли находиться ненайденные бомбы.

Следователи вынесли практически все, что было в комнатах Эрика и Дилана, за исключением мебели. В доме Клиболдов оказалось мало вещдоков – всего несколько тетрадей и ежедневников. Дилан отформатировал диск компьютера. А вот в доме Эрика оказалась масса информации: дневники, данные в компьютере, аудио- и видеоматериалы, сметы, диаграммы и поминутные планы нападения… Эрик документировал все и вся. Такое ощущение, будто он хотел, чтобы мы узнали все подробности и детали.

Определенное напряжение вносило оставленное убийцами загадочное сообщение о возможных в будущем актах убийства и насилия. «Мы пытались найти источник этой угрозы», – говорил Фузильер. Школу снова тщательно обыскали на предмет взрывных устройств. Немного «надавили» на потенциальных участников и сообщников убийц.

В первые семьдесят два часа после трагедии следователи провели пятьсот интервью. Результаты сдвинули следствие с места, однако информация была отрывочной и спорадической, что вносило некоторый разнобой в работу. Баттан волновалась по поводу того, что ТВ и СМИ со своей трактовкой событий оказывают влияние на то, что захотят сказать основные свидетели преступления. Следователи решили поставить новые приоритеты в своей работе: в первую очередь надо проводить беседы с теми, кто непосредственно наблюдал убийц во время трагедии.

Часть следователей отправились в места, в которых выросли убийцы и подозреваемые.