47. Тяжбы

За десять дней до первой годовщины трагедии Брайан Рорбоф пошел ва-банк. Полиция продолжала упрямо хранить молчание, и единственным выходом, похоже, было обращение в суд. Семьи жертв могли подать иски о возмещении вреда в связи с халатностью или неправомерным причинением смерти и использовать их для того, чтобы выжать из департамента шерифа информацию.

Следует ли им затевать судебные тяжбы? Почем знать? Все зависело от итогового отчета шерифа. Если он обнародует всю имеющуюся информацию, большинство семей будут удовлетворены. Если же продолжит ее скрывать, они обратятся в суд. Никто не думал, что придется ждать так долго. Еще летом 1999 года департамент шерифа заявлял, что опубликует отчет через шесть-восемь недель. Теперь был уже апрель 2000-го, а должностные лица по-прежнему утверждали, что им нужно еще от шести до восьми недель.

Детективы, проводившие расследование, в основном завершили свою работу за первые четыре месяца, но департамент шерифа все еще опасался публиковать информацию. Однако чем дольше они тянули, тем больше был риск утечек и упреков и тем важнее было то, как будет сформулировано каждое предложение.

Проволочки вызывали раздражение даже у администрации школы.

– Мы все готовимся и готовимся, – сказал мистер Ди в апреле одному из журналов. – Я раз за разом говорю жителям нашего городка: «Ну все, нам осталось ждать две недели». Нельзя бесконечно нервничать, повторяя: «О, я уже готов, я уже готов», а в ответ вдруг слышать: «Нет!» Мы разочарованы.

Проволочки приводили людей в бешенство, но была и чисто практическая проблема. Первая годовщина трагедии совпадала с истечением срока исковой давности. Отказываясь обнародовать отчет до 20 апреля, департамент шерифа вынуждал потерпевших либо верить им на слово, либо идти в суд. Выбор был очевиден. 10 апреля семьи Рорбоф и Флемингов обратились в суд с ходатайством о доступе к имеющимся документам, потребовав немедленно показать им отчет – это последнее, что можно было сделать для избежания тяжбы. Они попросили предоставить им доступ ко всему, включая «подвальные пленки», дневники убийц, записи звонков в 911 и съемки с видеокамер. Рорбоф хотел сравнить исходные данные с тем отчетом, который готовил департамент шерифа. И заранее предсказывал, что между ними будет зиять пропасть.

– Лгать уже вошло у них в привычку, – сказал он.

Окружной судья Р. Брук Джексон прочел ходатайство и удовлетворил его. Несмотря на яростные возражения департамента шерифа, за три дня до годовщины он разрешил истцам прочесть проект отчета. Он также предоставил им доступ к сотням часов записей звонков в службу спасения 911 и к части видеоматериалов. Еще судья согласился лично ознакомиться с двумястами папок следственных материалов, но заметил, что на это уйдет не один месяц.

Это решение ошеломило всех. Но пострадавшим этого было недостаточно. В течение недели пятнадцать семей подали иски против департамента шерифа. Позднее они включат в эти иски и других ответчиков. Клиболды предпочли не обращаться в суд. Вместо этого они написали еще одно письмо с извинениями. Харрисы сделали то же самое.

Многие ожидали, что иски не будут удовлетворены. Юридические барьеры были слишком высоки. В федеральном суде недостаточно доказать наличие халатности; семьям жертв требовалось доказать, что действия сотрудников шерифа действительно причинили ученикам «Колумбайн» вред. И это только первый барьер, который надо преодолеть, чтобы выиграть иски. Так что главной задачей истцов была не победа, а получение информации.

Единственной истицей, у которой оставались шансы выиграть суд, была дочь Дейва Сандерса Анжела. Ее интересы представлял Питер Гриньер, маститый адвокат из Вашингтона. Они обвиняли департамент шерифа не только в том, что его сотрудники в течение трех часов не оказали Дейву Сандерсу никакой помощи: они мешали перемещению за пределы школы и не давали другим вызволить его оттуда. Они ввели в заблуждение спасателей-добровольцев лживыми утверждениями, что вот-вот явятся в школу и спасут его сами, и, таким образом, помешали им разбить окно или вынести мужчину наружу по лестнице. Действуя подобным образом, говорилось в иске, департамент шерифа взял на себя ответственность за спасение Дейва, после чего позволил ему умереть. С юридической точки зрения полиция нарушила гражданские права, лишив человека всякой возможности спастись в то время, как сама не была готова его спасти.

Рорбоф и другие семьи, подавшие иски, исходили из похожей логики. Подростки, находившиеся в библиотеке, могли бы выжить, утверждали они, если бы тем не мешала полицейская «помощь». Картина вырисовывалась весьма неприглядная. Но специалисты по правоприменительной практике скептически смотрели на возможность удовлетворения хотя бы одного из исков. «Будет очень трудно доказать присяжным, что мы с вами лучше знаем, как надо было действовать в этой ситуации, чем подразделение полиции быстрого реагирования», – заметил профессор Денверского университета Сэм Кэмин.

Юристы ожидали подачи этих исков, но свирепость последовавших за ними судебных баталий потрясла город. Первая годовщина трагедии прошла в атмосфере озлобления, и везде было полно журналистов. Многие из семей погибших уехали из города. В школе в этот день не шли занятия, и там была проведена церемония поминовения только для тех, кого коснулась трагедия. Публичное богослужение прошло в Центральном парке.

Через несколько дней после годовщины судья Джексон приказал департаменту шерифа опубликовать итоговый отчет не позднее 15 мая. Он также обнародовал еще одну порцию свидетельств, включая видео, которое привлекло огромное внимание. Все прошедшие месяцы департамент шерифа называл это видео «кадрами тренировки», снятыми пожарной командой Литтлтона. В его центре – съемка, сделанная в библиотеке вскоре после того, как оттуда были вынесены тела убитых. На этой пленке семьи жертв впервые увидят место преступления. Смотреть ее будет «тяжело», отметил в своем решении судья Джексон, но это не причина для того, чтобы скрывать материалы от публики.

«Не существует никаких убедительных соображений, связанных с общественными интересами, которые требовали бы, чтобы это видео или какие-то его части не были обнародованы в соответствии с Законом о свободном доступе к документам публичного характера», – написал Джексон.

На следующий день департамент шерифа начал делать копии этого видео и продавать по 25 долларов за штуку, чтобы покрыть расходы на копирование. Семьи убитых и раненых были шокированы. А потом они посмотрели пленку. Изображение не сопровождалось ни закадровыми инструкциями, ни текстом, и в нем не было ничего, напоминающего «тренировку». Это оказалась чья-то жуткая попытка помянуть убитых: кадры съемки, места преступления, вид которых вызывал ужас, и звучащая за кадром поп-музыка, а именно композиция Сары МакЛахлан «I Will Remember You». Звукозаписывающая компания, выпускающая песни МакЛахлан, пригрозила подать на департамент шерифа в суд за нарушение авторских прав, и музыка была удалена. Но видеокассеты все равно раскупались отлично.

Брайану Рорбофу удалось прорвать оборону шерифа. Судья Джексон продолжал издавать судебные решения, предписывающие открыть ту или иную информацию. В мае он велел обнародовать записи всех звонков в службу спасения 911 и результаты баллистической экспертизы. Какое-то время он приказывал предать гласности все материалы, с которыми ознакомился. Семьи убийц попытались остановить его. 1 мая они подали совместное ходатайство, направленное на то, чтобы не предавать гласности материалы, которые в ходе обысков были изъяты полицией из их домов. Эти материалы включали в себя наиболее важные свидетельства: дневники убийц и «подвальные пленки».

Управление шерифа опубликовало итоговый отчет 15 мая, как и предписал судья. Упор там сделан на исключительно подробную поминутную хронику того, что случилось 20 апреля 1999 года. Это была яркая иллюстрация скорости, с которой все произошло: всего семь с половиной минут в библиотеке, а все убийства произошли за первые шестнадцать минут. Как удобно, замечали те, кто критиковал действия полиции. Отчет копов иллюстрирует тезис о том, что у них не было ни единого шанса.

Как и ожидалось, в отчете был обойден молчанием ответ на главный вопрос: почему? Вместо этого около семисот страниц были посвящены ответам на такие вопросы: что? как? и когда? Но людей интересовало отнюдь не это.

Три абзаца были посвящены предупреждениям, сделанным четой Браунов: в одном излагалось их содержание, а в двух остальных – защищались действия департамента шерифа. Утверждалось, что тогда департамент не смог получить доступ к сайту Эрика, и это несмотря на то, что 20 апреля полиция распечатала его страницы в течение нескольких минут после атаки на школу, предварительно восстановив удаленную с него информацию, и подробно процитировала его содержание в ордерах на обыски домов убийц, выданных еще до того, как были найдены их тела. Но даже спустя год после трагедии департамент шерифа все еще продолжал утаивать и содержание сайта, и ордера на обыски. Семьи погибших и пострадавших подозревали, что шериф лжет, но они не могли этого доказать.

За подобный отчет о расследовании публика подняла департамент шерифа на смех. Такая реакция весьма озадачила должностных лиц. В неофициальном порядке они говорили, что действовали так же, как всегда: выстроили дело в закрытом режиме, оставив выводы при себе. Сообщать результаты – это работа прокуратуры, а не шерифа. В департаменте все еще не понимали, что это дело не такое, как другие.

В то время как судебные баталии становились все жарче, начало проявляться то, что называют «усталостью от сострадания». Но пока что никто не говорил об этом вслух.

Первым высказался Чак Грин, обозреватель газеты Denver Post и одна из наиболее мерзких известных персон столицы Колорадо. Семьи жертв были потрясены двумя колонками, в которых он обвинял их в том, что они эксплуатируют трагедию, получая от нее выгоду.

Они уже получили миллионы, писал он. «На нас и так уже обрушилась лавина отчаяния, однако жертвы того, что случилось в «Колумбайн», хотят заработать на этой истории еще больше».

Родители погибших были застигнуты врасплох. Им и в голову не приходило, что кто-то может написать такие вещи. Еще больше их потрясли отклики на эту гадкую писанину. «Все мы сыты по горло этим непрестанным нытьем», – заявил один из читателей газеты. Другой заметил, что подобные настроения появились уже давно: «О них шепчутся среди своих, испытывая при этом чувство вины».

Но теперь эти настроения выражались открыто.

Годовщина трагедии «Колумбайн» предоставила также прекрасную возможность для политических действий. Том Маузер принял участие в акции протеста против Национальной стрелковой ассоциации и, зарядившись там энергией, посвятил себя борьбе за ограничение доступа к оружию. «По натуре я совсем не лидер, но мне становится легче, когда я выступаю перед публикой, потому что таким образом словно продлеваю Дэниелу жизнь», – сказал он. Том взял годичный отпуск за свой счет, чтобы поработать лоббистом организации «Разумная альтернатива эпидемическому распространению огнестрельного оружия» в Колорадо. Эта группа поддерживала несколько внесенных в законодательное собрание штата законопроектов, направленных на ограничение доступа к огнестрельному оружию для несовершеннолетних и лиц с уголовным прошлым. Перспективы их принятия были неплохими, особенно у флагманской инициативы, которая предусматривала ликвидацию лазейки в законодательстве об обороте стрелкового оружия, позволяющую его нелицензированным продавцам – участникам выставок такого оружия не позволялось проводить предварительную проверку покупателей на наличие судимости за уголовное преступление и иных обстоятельств, лишающих их права на его приобретение. Но в феврале законодатели отклонили эту меру, хотя количество голосов «против» лишь незначительно превышало количество голосов «за». Аналогичный законопроект застрял в Конгрессе.

В результате за неделю до годовщины трагедии в «Колумбайн» в Денвер снова приехал президент Клинтон, чтобы поддержать выживших и выступить в поддержку новой стратегии «Разумной альтернативы», направленной на принятие в Колорадо закона, который закрыл бы лазейку, касающуюся оружейных выставок.

Республиканское руководство Колорадо обрушилось на президента с критикой и отказалось выступать в одном с ним зале. Губернатор-республиканец Билл Оуэнс поддержал идею принятия такого закона на референдуме, но отказывался выступать на прямой линии, проводимой Национальной вещательной корпорацией с Томом Броко в роли ведущего, пока в середине шоу Клинтон не покинул сцену.

Этот визит президента в Колорадо вызвал некоторое шевеление в Вашингтоне. Перед прямой линией с Броко лидеры Палаты представителей Конгресса объявили о достижении двухпартийного компромисса по поводу принятия закона, закрывающего лазейку, которой пользуются нелицензированные продавцы на оружейных выставках. Но к этому моменту прошел уже год, и, чтобы наконец принять такой закон, нужно было еще много времени.

Том Маузер продолжал борьбу. Во время митинга, состоявшегося на той же неделе, что и прямая линия, «Разумная альтернатива» расставила на ступеньках лестницы Капитолия штата 4 233 пары обуви – по одной за каждого несовершеннолетнего, убитого из огнестрельного оружия в 1997 году. Том снял с ног кроссовки и поднял их, чтобы показать толпе. Это кроссовки Дэниела. Том надевал их на все митинги – ему нужно было чувствовать осязаемую связь с сыном. К тому же они помогали по природе стеснительному человеку устанавливать некую связь между Дэниелом и теми людьми, перед которыми он выступал.

2 мая губернатор и генеральный прокурор штата – самые видные республиканец и демократ в Колорадо – первыми поставили подписи на петиции о вынесении закона, закрывающего лазейку, на референдум, который пройдет одновременно с очередными выборами. Чтобы он состоялся, требовалось набрать 62 438 подписей. Собрано же было почти вдвое больше.

Соответствующий закон впоследствии примут на референдуме при соотношении голосов «за» и «против» два к одному. И в Колорадо лазейка, касающаяся оружейных выставок, будет закрыта.

Но в Конгрессе аналогичный закон не прошел. Так что на национальном уровне в ответ на трагедию в школе «Колумбайн» так и не было принято никакой сколько-нибудь значимой законодательной нормы, ужесточающей контроль за оборотом оружия.

Учебный год завершился благополучно. 20 мая старшую школу «Колумбайн» закончил уже второй класс, состоящий из детей, которые пережили трагедию. На сцену поднялись девять учеников, получивших ранения, в том числе двое – в инвалидных креслах. Патрик Айрленд, хромая, взошел по лесенке, чтобы произнести прощальную речь.

Это был тяжелый год, сказал он. «Стрельба, имевшая место здесь, показала стране, что в старших школах царит такой накал ненависти и ярости, какого никто прежде не ожидал». И все же Патрик был убежден, что по большому счету мир добр. Он целый год думал, стараясь понять, что заставило его преодолеть расстояние до окна библиотеки. Сначала он предположил, что это была надежда, но потом пришел к выводу, что это было доверие к людям. «Когда я падал из окна, то знал, что кто-нибудь подхватит меня. Вот что я должен вам сказать: все это время я знал, что наш человеколюбивый мир где-то рядом».