4

4

Больше всего Пекесса тревожила мысль, а знает ли он законы Советской власти? Ведь ему теперь придется охранять эти законы. Поделился своими сомнениями с Дроновым, который был назначен комиссаром охранного батальона милиции. Тот пояснил:

— Законы Советской власти, товарищ Пекесс, провозглашены Лениным: власть — трудящимся, заводы — рабочим, землю — крестьянам. Эксплуатация человека человеком ликвидируется. Хозяин страны — трудовой народ. А мы — его защитники. Врагов у трудового народа и его власти пока что еще хватает.

Очень скоро Пекесс убедился, что у революции есть враги не только на фронте. Есть и другой — невидимый фронт, передний край которого может проходить в любом лесу, на большаке, в зажиточной деревне. Десятки малых банд рыскали по степи и селам, наводя страх на местных жителей. И носился летучий отряд Пекесса, уничтожая одну банду за другой.

Скоро о нем разнеслась крылатая молва. Илью за смуглую кожу, темные волосы, напористость бандиты прозвали «черным комиссаром». В одной из деревень какой-то мужчина подал ему письмо и тут же скрылся. Илья распечатал и прочел:

«Слушай ты, черная собака, убирайся-ка отсюда к... (дальше шла забористая брань, смысл которой Илья не совсем понял). Долго ты тут не протянешь. На суку повесим, а из твоей черной шкуры сделаем барабан. Это будет тебе памятник».

Прочитал, скомкал листок и, обхватив голову руками, долго молча сидел за столом, перебирая в памяти всю свою жизнь. Отец погиб при неизвестных обстоятельствах, когда Илья только поступил в гимназию. О смерти отца говорили разное. Из слов одних сын узнал, что отец был человеком вспыльчивым, не прощал обиды и какого-то обидчика основательно отдубасил. А однажды вечером его нашли с пробитым черепом неподалеку от дома. Другие по строгому секрету сообщили, что у отца вроде нелады были с каким-то заводским начальством, и оно, начальство, нашло способ избавиться от строптивого человека. После гибели отца мать всю любовь перенесла на сына. Работала с темна до темна и все говорила: «Учись, сын». А сама гасла на глазах. И Илья не выдержал: ушел из гимназии. Где только ни работал: был и рассыльным в банке, был кочегаром в котельной. Наконец, судьба, кажется, вспомнила и о нем. Определился на завод, освоил токарное ремесло и стал к станку. Матери работать запретил: теперь он мастеровой и мать-то уж прокормит. О многом мечтал, но все мечты оборвала война. Собственно, жизни не успел увидеть. И только теперь, когда ему перевалило за 25, понял, что жизнь не устраивают, ее завоевывают. И всем существом ринулся в эту борьбу, в борьбу за правильную жизнь человека. А ему говорят: убирайся. Его оскорбляют. За что? Может, он никому ненужен?..

Пекесс опустил руки на стол, медленно разгладил исписанный карандашом лист и подал помкомвзвода:

— Прочитай. Прошу. Пусть все слушают.

Нестеренко пробежал глазами по строчкам и перевел взгляд на Пекесса.

— Читай, читай.

А когда прочитал, то весь взвод взорвался, как наэлектризованный. Кто-то крикнул:

— Мы найдем эту кулацкую контру и раздавим, как гниду.

Кто-то уже рванулся к двери искать эту «кулацкую контру». Но тут поднялся Мефодий Стряпчий и, протянув руку, густым басом протрубил:

— Подождите, хлопцы. Тут не Новгородское вече. Рассудить треба. Помочь командиру в обстановке разобраться.

Стряпчий был высок ростом, широкоплеч, носил окладистую черную бороду, за что прозывался архангелом Гавриилом.

— Яка це обстановка, товарищ командир? 3 одного боку — мы. То есть рабочие и крестьяне. 3 другого боку — буржуазия и всякая контра. Мы — есть народ российский. А они — никто. Бывшие господари. Так шо же, товарищ командир, они любить-кохать нас будут? Ни-и! Они нас лютой ненавистью ненавидят. Значит, мы верно служим Советской власти.

— Правильно сказано, — подтвердил помкомвзвода.

— Верно!

Илья встряхнулся, будто скинул с плеч тяжелый груз. Поднялся из-за стола, пожал широкую руку Стряпчего и порывисто сказал:

— Спасибо, товарищи, спасибо, друзья!

...Весной 1920 года Пекесс зашел к Дронову:

— Скажите, товарищ комиссар, могу я вступить в партию большевиков? Прямо скажите.

— А я и скажу прямо, — ответил Дронов. — Если сердцем чувствуешь свое родство с партией, вступай. — Минуту помолчал и твердо добавил: — Я за тебя ручаюсь, как за брата.

Пекесса приняли в партию. В графе «Основание приема в партию» уездный комитет партии записал:

«Как пролетарий и защитник Советской власти».

Недели через две после вручения ему партийного билета, молодой коммунист повел свой отряд на подавление восстания, поднятого кулаками в селах Солодча, Ольховка и Михайловка. Его отряд вошел в состав сводного батальона, которым командовал Кирилл Вакулин. Ставя задачу перед командирами, Вакулин нервничал, срывался на крик. Лицо его оставалось непроницаемо холодным. И таким же холодным голосом он сказал:

— Командиру отряда Пекессу переправиться на левую сторону Медведицы и занять оборону вот в этом районе. — Он небрежно ткнул пальцем в карту, оставшуюся от царицынских боев.

Не понравился Илье Вакулин. Душа у него, казалось, была застегнута на все пуговицы и ни перед кем не раскрывалась.

На пути к дому Илью нагнал Дронов. Взял под руку и сказал:

— Ты вот что, брат, за батальоном следи. За всем внимательно следи. Рыбачьи лодки собери. Пригодиться могут. В случае чего, я тебе сигнал подам. Понял? Ну, так-то. Счастливо тебе, Илья.

Прибыв в район сосредоточения, Пекесс прежде всего исследовал переправы через реку. Сам форсировал ее. В общем, речка оказалась неглубокой. В километре вниз по течению, прямо против слободы Михайловки, оказался мостик для пешеходов. Когда уже стемнело, он подозвал к себе помкомвзвода и передал ему приказание: переправить часть отряда, замаскировать лошадей, бойцов рассредоточить вдоль берега, взять под особое наблюдение мостик.

Взвод занял позицию для атаки, оставалось только ждать сигнала. Во второй половине ночи тишину разорвал одиночный выстрел. Потом второй, третий. И снова все стихло. Пекесс до боли напрягал слух и зрение. С того берега не подавали никакого сигнала.

Наконец, издалека донесся стук копыт. Стряпчий, сидевший рядом, тронул за руку командира:

— Слышишь, товарищ Пекесс?

Топот приближался. Всадники шли к реке. Потом в тишину мрачным узором вплелась беспорядочная стрельба. Где-то около моста. Однако скоро все снова стихло. И опять ожидание. Уже на рассвете прискакал связной.

— Где командир? — крикнул он.

— Я здесь, — отозвался Пекесс и пошел навстречу всаднику.

— Товарищ командир, в Михайловке что-то неладно. Недавно оттуда проскакали четверо всадников. За ними гнались. Одного в перестрелке ранили. Так вот они говорят, Вакулин — предатель. Поднял восстание. Всех несогласных перебил. Кулаки его атаманом назначили.

Вот что вынашивал за своей непроницаемой оболочкой Кирилл Вакулин. Готовил удар в спину Советской власти.

Надо что-то предпринимать. Ворваться сейчас в село? Однако Вакулин не такой простачок. Он только этого и ждет. Заманить и одним разом разделаться с отрядом.

А бойцы ждали. И, может, думали: а он, Пекесс, не заодно ли с Вакулиным? И Илья скомандовал:

— По коням!

Шли крупной рысью. Но не к Михайловке, до которой рукой подать, и не к Ольховке, а в обратную сторону. К рассвету достигли леса. Здесь Пекесс остановил отряд и распорядился спешиться, отдыхать. Сам подозвал людей, сбежавших от Вакулина, и начал расспрашивать: как и что.

Пекесс написал в уездный комитет партии и начальнику милиции о случившемся. Одного из бойцов — свидетеля происшедшего бунта — отправил в Дубовку с пакетом. Он изложил свой план уничтожения мятежа и попросил срочно подослать ему две пулеметные тачанки и десятка три бойцов.

К полудню нарочный, отправленный в Дубовку, вернулся с одной пулеметной тачанкой, десятью бойцами и письмом от начальника уездной милиции. Начальник милиции писал:

«Посылаю вам все, что имею в резерве. Знаю, что мало, но большим не располагаю. Надеюсь на вашу революционную инициативу и преданность делу революции».

Пекесс собрал бойцов. Он сказал:

— Товарищи, Вакулин изменил Советской власти, — подумав, добавил: — Он предал Советскую власть. Он предал интересы трудового народа. На нас уездный комитет партии большевиков возлагает задачу разгромить банду Вакулина. — Илья обвел взглядом бойцов своего небольшого отряда и продолжал: — И я, сербский пролетарий, клянусь перед вами, моими русскими братьями, клянусь жизнью, что мы разгромим бандитов.

Пекесс распределил отряд на пять групп. Отряд направился снова к Михайловке.

Как потом стало известно, Вакулин на рассвете бросил первую роту против отряда Пекесса, но в том районе, где он должен был находиться, остались только конские следы.

Был ли уверен Вакулин, что у милиции нет сил бороться с ним, или он просто допустил просчет, однако на пути отряд Пекесса не встретил ни конных разъездов, ни пеших разведчиков. Нападение небольшого отряда было столь неожиданным, что он с самого начала захватил инициативу. Вскоре к нему на помощь прибыли отряд красноармейцев и сводный милицейский отряд из Дубовки. Это было неожиданностью для Ильи, приятной неожиданностью. Значит, уездный комитет партии и начальник уездной милиции позаботились, чтобы облегчить задачу его отряду.

Бой закончился, когда уже рассвело. Пекесс вбежал в каменный дом, где квартировал Вакулин, но застал только распахнутую дверь, пуховую постель и забившуюся в угол испуганную женщину. Вакулин ушел.

Днем выяснилось, что прежде чем поднять бунт, Вакулин самолично убил Дронова, а потом согнал на площадь представителей местной власти и расстрелял их из пулемета. Тела погибших товарищей нашли и похоронили на центральной площади. На могиле Илья произнес прощальную речь-клятву:

— Друзья и братья! Мы хороним своих братьев, отдавших жизнь за дело революции. Они честно выполнили свой долг перед рабочими и крестьянами. Поклянемся же, что мы будем служить нашей Советской власти так же мужественно, как служили они.

Винтовочный залп был торжественным салютом подвигу и бессмертию борцов за народное дело.