В. КОШЕНКОВ ИНАЯ МЕРКА
В. КОШЕНКОВ
ИНАЯ МЕРКА
Обычные канцелярские папки, заполненные справками, запросами, объяснениями. В каждой папке чья-то нелегкая судьба, в каждой папке утерянное и вновь обретенное счастье. Счастье встречи с близким человеком.
Парень был явно смущен абсолютно личным характером своей просьбы. Он просил найти отца. И, путанно излагая суть дела, все время ждал, что вот-вот строгая на вид и крайне занятая женщина оборвет его фразой, которая на-всегда положит конец надеждам: «Прошло, уважаемый товарищ, столько лет. Данных у вас почти никаких... Так что сами понимаете...»
Парень так и не услышал этой фразы. И, покинув кабинет, может быть, впервые в жизни поверил, что отца найдут, найдут во что бы то ни стало.
Так началось знакомство солдата Бориса Стрелкова с паспортисткой Центрального райотдела милиции Людмилой Алексеевной Каревой. Это знакомство продолжается и до сих пор. Хотя просто ли знакомство? Разве просто знакомым пишут письма о всех подробностях жизни? Разве у просто знакомых спрашивают совета по личным вопросам?
На первый взгляд, работа у Людмилы Алексеевны самая что ни на есть канцелярская.
— Пишу бумаги, — улыбается она. — Согласно заявлению гражданина такого-то, направляем вам и так далее.
Да, папка с делом гражданина Стрелкова Бориса Васильевича начинается с документа, составленного именно в таком духе. А вот заканчивается письмом, которое никак не укладывается в рамки официальной переписки. Вот оно, это письмо:
«Здравствуйте, многоуважаемая товарищ Карева. С горячим приветом и большой благодарностью к вам Шильников Николай Дмитриевич и вся его семья.
Товарищ Карева! Вот я сел писать вам письмо и никак не найду слов, чтобы выразить чувство благодарности за всю вашу заботу о моем сыне Роберте. Надеюсь, вы поймете чувства отца. Я долгое время искал сына, но никак не мог его найти. Вы не представляете, какую радость принесло нам известие, что он жив. Желаем вам успехов в вашем благородном труде, счастья в жизни и здоровья».
И далее приписка, которая совсем уж не вяжется с тоном других документов из пухлой папки с делом Бориса Стрелкова.
«...Будете в Москве, обязательно заходите. Вы для нас самый желанный гость...»
Между заявлением и письмом около года напряженнейшего, кропотливого труда. И трудно сказать, чего здесь больше? Простой порядочности человека, привыкшего исправно делать свое дело, или страстного желания помочь тому смущенному молодому солдату, который так хотел найти отца. Пожалуй, второго все-таки больше. Потому что человек с холодным сердцем вряд ли сумел бы разобраться во всех хитросплетениях судьбы Бориса.
Еще во время первого разговора Борис признался, что фамилию и имя он себе придумал, сбежав во время войны из Миньярского детского дома Челябинской области. Настоящее его имя Горбачев Роберт Николаевич. Следовательно, отец его тоже Горбачев.
Карева шлет запросы в самые различные учреждения и организации. Необходимо выяснить место, откуда попал в детский дом Роберт Горбачев. После долгих поисков Людмила Алексеевна наконец-то получает желанный ответ. Воспитанник Горбачев поступил в детский дом из города Пушкино Московской области. В графе «родители» пометка: мать неизвестна, отец на фронте. Все-таки есть хоть какая-то ниточка. Можно искать подходящих по возрасту Николаев Горбачевых, которые проживали до войны в г. Пушкино и его окрестностях. Из всех кандидатов, наконец, остается один — Горбачев Николай Васильевич. Карева шлет ему письмо. Вскоре приходит ответ: никакого сына Роберта у Николая Горбачева нет и не было.
Оборвана последняя ниточка. Ну, а вдруг Николай Горбачев просто не желает признавать своего сына. Бывали в практике Каревой и такие случаи. Тогда Людмила Алексеевна старалась пробудить у таких людей отцовские чувства. Иногда вместе с пропавшими много лет назад детьми удавалось вернуть родителям и чувство собственного достоинства, возможность честно и открыто смотреть в глаза людям. Но нет, на этот раз все было правильно. Николай Горбачев действительно не отец Роберта.
Давно закончился рабочий день, ушли сослуживцы, ждут дома двое ребятишек, а Людмила Алексеевна в который раз перебирает документы в папке с делом теперь уже Роберта Горбачева.
Сдаться? Прекратить розыск? Собственно говоря, никто, даже требовательный начальник паспортного стола майор милиции Василий Васильевич Баранов, не сможет ее ни в чем упрекнуть. Ну а Роберт? И она снова вспоминает этого юношу в солдатской гимнастерке, его радостную улыбку, когда он услышал: «Сделаем все возможное...» Ну что ж, все возможное сделано... Осталось только невозможное.
И снова летят запросы во все концы страны. Карева ищет личное дело воспитанника Горбачева.
Можно считать это удачей, везением, чем угодно. В конце концов ведь и удача приходит чаще всего к тем, кто ее добивается. Во всяком случае, Людмила Алексеевна нашла личное дело Роберта, а в нем письмо его отца Николая Васильевича Шильникова на имя заведующей детским домом. Так выяснилась третья фамилия Роберта. Вот с тех пор и стали приходить в адрес Людмилы Алексеевны Каревой письма с подписью, которая напоминает очень о многом Роберт Стрелков — Шильников.
Лев Толстой начал «Анну Каренину» ныне всемирно известным афоризмом
«Все счастливые семьи счастливы одинаково, все несчастные семьи несчастны по-разному».
Пожалуй, последнее не относится только к подопечным Людмилы Алексеевны. Они и несчастны одинаково. У всех у них одно несчастье, одна беда. И только труд Людмилы Алексеевны Каревой и ее коллег помогает им стать одинаково счастливыми.
В сентябре сорок пятого года приехали в Сталинград подружки с одного хутора в Иловлинском районе. Вместе росли, вместе учились, вместе выбирали себе дорогу в жизни.
Отец Людмилы Алексеевны погиб на фронте, и, когда она закончила семилетку, мать посоветовала:
— Езжай, дочка, в город. Там сейчас люди, ох, как нужны. Может, учиться будешь дальше, может, на работу устроишься. Глядишь, и мне полегче будет.
В городе действительно было много работы. Сталинград только-только начинал подниматься из руин, рабочих рук, естественно, не хватало. Правда, на стройку девчат не взяли — выглядели они слишком слабосильными, ну а какой была в те годы работа строителя, объяснять особенно нечего. И рады были подружки пристроиться куда угодно. Кто-то посоветовал заглянуть в государственный банк, там, мол, набирают учениц. И снова неудача — не хватало каких-то документов. Расстроенные подруги попались на глаза командиру взвода, охраняющего банк. Тот расспросил их, посочувствовал и вдруг предложил.
— А почему бы вам не пойти в милицию? Форма, паек опять же...
Последний довод был до тем временам наиболее убедительным. Вот так и появились в здании банка симпатичные постовые в синих милицейских шинелях, так началась для Людмилы Алексеевны Каревой служба в милиции.
Говорят, что жизнь — это цепь закономерных случайностей. Для подруг Людмилы Алексеевны служба в милиции так и осталась только коротким, случайным жизненным эпизодом. А у Каревой простая случайность определила всю ее жизненную судьбу. И что тут главное — случайность или закономерность, судить трудно. Во всяком случае, Людмила Алексеевна нашла, как говорится, свою точку опоры в жизни и, пожалуй, нисколько в этом не раскаивается.
Работала Людмила Алексеевна там, где была нужна. Постовым, секретарем райотдела милиции, паспортисткой. В 1959 году ей поручили гражданский розыск. Какими соображениями руководствовалось тогда начальство, сейчас уже не узнаешь. Но тот факт, что оно не ошиблось, ни у кого теперь не вызывает сомнений. Карева пришлась к месту. Почему?
— Усидчива, терпелива, пунктуальна, вежлива, — неторопливо перечисляет Василий Васильевич Баранов и после паузы добавляет, но, все это, пожалуй, не то...
Да, это действительно не то. С такой характеристикой и с такими качествами можно быть аккуратным и точным исполнителем приказов или инструкций, но не больше. Для дела, которым занимается Карева, этого мало. К сожалению, ни в одной анкете для поступающих на ту или иную работу нет такого вопроса: «Ваше отношение к людям, к их горестям и несчастьям?» Что касается профессии Людмилы Алексеевны, то этот вопрос был бы как нельзя более кстати. Дело, которым она занимается, не терпит прежде всего людей холодных и равнодушных. Равнодушных вообще, а к людским бедам, в частности.
Больше года тому назад на перроне Волгоградского вокзала пассажиры прибывшего поезда и встречающие наблюдали сцену, которая никого не оставила равнодушным. Забыв обо всем на свете, взахлеб плакали в объятиях друг друга седая старушка и молодая женщина. Вряд ли кто мог предположить истинную причину их слез. И только стоящая в сторонке невысокого роста женщина с теплыми, лучистыми глазами на простом открытом лице знала все. После тридцатилетней разлуки встретились мать и дочь. И какими обычными человеческими словами можно было выразить всю глубину их счастья, всю глубину их благодарности женщине, которую еще год назад они даже не знали?! А потом Клава Смык целовала Людмилу Алексеевну и, наверное, совсем не случайно несколько раз назвала ее мамой.
Да, в этом случае Карева совершила настоящий профессиональный подвиг. Даже специалисты, познакомившись с розыскными данными, сокрушенно разводили руками.
— Маловато...
Возможно, в какой-то момент и у самой Каревой зародились сомнения. Стоит ли обнадеживать девушку? Ведь горечь утраты станет еще горше от сознания, что надеяться больше не на что. В самом деле, в руках у Людмилы Алексеевны было только два факта, если таковые можно назвать фактами. Клава Смык помнила, что у нее была сестра Зоя и что именно она отдала ее в Николаевский детский дом. Вот и все. Пожалуй, даже в сказках всевозможные волшебники и джины располагают в подобных случаях более исчерпывающими сведениями.
И все-таки Карева решилась.
— Будем искать вместе, — сказала она Клаве. — Твоя задача вспоминать, моя — искать.
И вот теперь она стоит на залитом майским солнцем перроне вокзала и плачет вместе со счастливыми матерью и дочерью. И сразу забыты все переживания и неудачи, служебные и домашние неурядицы. Что все это по сравнению с тем, что еще двое людей на земле стали счастливыми.
Иногда, правда, было и по-другому. Долгое время разыскивала Карева мать, сестер и братьев Валентина Васильевича Корнева. И когда, наконец, добилась успеха, сотрудники паспортного отдела на свои деньги отправили телеграмму с радостной вестью в город, где служил Валентин. Кстати, можно было бы послать официальное сообщение в установленном порядке, но Карева и ее коллеги хорошо понимали, с каким нетерпением ждет солдат этой весточки. Получив отпуск, Валентин съездил домой, а на обратном пути заехал в Волгоград.
Он благодарил всех за помощь, рассказывал о встрече, но чувствовалось, что парня неотвязно мучает какая-то мысль.
— Что случилось, Валентин? — в упор спросила Карева.
Солдат замялся и вдруг заговорил горячо и обиженно.
— Оказывается, мать меня нарочно бросила на вокзале, а я-то думал — потеряла... И найти ей меня нетрудно было. Ведь знала же, где я остался. Обратилась бы в милицию, сразу бы нашли. А вам вон сколько мучиться пришлось.
Поставьте себя на место Людмилы Алексеевны. Что бы сказали вы расстроенному парню? Какие бы нашли слова? Да и в ее служебные обязанности это не входит. Людмила Алексеевна не любит рассказывать, о чем говорила она тогда расстроенному солдату. Ведь, положа руку на сердце, подобная ситуация не нуждалась в комментариях. И так все ясно. Но солдат ушел из милиции окрыленным. Может, все-таки существует «ложь во спасение»?
Мы сидим в тесной комнатке за столом, заваленном бумагами. Людмила Алексеевна медленно, одним пальцем выстукивает на машинке очередной запрос.
— Новую технику осваиваю, — смущенно улыбается она, — раньше-то все от руки приходилось писать.
— Трудно вам одной?
— Что вы? — удивляется Карева. — Мне ведь весь отдел помогает. Майор Баранов Василий Васильевич, Урядова Анастасия Ивановна да и другие. Дело это для нас всех общее.
Стучит машинка, входят и выходят люди. Идет в отделе обычная будничная работа. Возможно, скоро Людмила Алексеевна поставит в шкаф папку с очередным законченным делом, и, может быть, в Волгограде или в любом другом городе произойдет еще одна счастливая встреча после долгой разлуки. И снова будет получать она письма со словами искренней благодарности и уважения.
Обычные канцелярские папки, заполненные сугубо официальными документами. И в каждой папке чья-нибудь нелегкая судьба, в каждой папке труд Людмилы Алексеевны Каревой. Труд, который нельзя оценить ни зарплатой, ни затраченными силами и временем.
Труд, у которого совсем иная мерка.