М. КОНОНЕНКО, В. ИВАНИЛОВ, В. СКВОРЦОВ ГЕРОИ НЕ УМИРАЮТ
М. КОНОНЕНКО, В. ИВАНИЛОВ, В. СКВОРЦОВ
ГЕРОИ НЕ УМИРАЮТ
В длинных, просторных помещениях властвует тишина. Люди в синих халатах бережно и бесшумно проносят какие-то папки, свертки. Большие полки в несколько ярусов заполнены ими до отказа.
...Архив... Бумаги, подшивки, рукописи, и документы первых лет Советской власти... С каким-то душевным трепетом всматриваемся в эти подчас плохо сохранившиеся документы с записями на неиспользованных бланках царских канцелярий, на грубой оберточной бумаге.
Царицынский уезд в двадцатых годах входил в состав Саратовской губернии. Поэтому многие документы оказались в Саратовском архиве, сохранились там.
Осторожно перелистываем аккуратно пронумерованные листки дел. С пожелтевших от времени страниц перед нами, словно живые, встают люди, события, факты, тревожные и опасные будни работников царицынской милиции. Как много здесь интереснейших материалов! Не только содержание, но и стиль изложения отдельных документов подчеркивают трудности, суровость того времени...
Полон глубокого смысла приказ № 1 по губернскому отделу управления советской рабоче-крестьянской милиции от 16 июня 1919 года. Вот его текст:
«Переживает тяжелый момент в настоящее время наш Революционный Красный Царицын, когда враг стучит у ворот города, который в четвертый раз злит зубы кадетским бандам. В то же время наши товарищи красноармейцы проливают на фронте кровь и, не дорожа своей жизнью, защищают революционный город. Но нам, товарищи милиционеры, будет стыдно, если мы не будем исполнять свой гражданский долг, возложенный на нас РСФСР, т. е. нужно следить за внутренним порядком города, задерживать подлых трусов, бежавших с фронта, вместе с тем и самовольно отлучившихся милиционеров. А если потребуется для Красного Царицына, мы, как один, должны выступить при первом вызове на борьбу с кадетскими бандами и показать примером, что мы, милиционеры, умеем не только охранять внутренний порядок в городе, но и умеем защищать его».
Перед нами приказ № 30 по Царицынскому губернскому управлению рабоче-крестьянской милиции от 21 июля 1919 года.
«Ввиду напряженной работы всей Советской России в подавлении банд Колчака и Деникина, — говорится в приказе, — приказываю всем начальникам милиции заставлять работать как милиционеров, так и канцелярию, не считаясь ни с праздниками, ни со временем. Всех разгильдяев и саботажников буду истреблять беспощадно».
Таково было требование тех дней, того трудного времени. Из рапортов и отчетов видно, как плохо снабжалась милиция обмундированием, еще хуже было с денежным содержанием, не хватало оружия и боеприпасов. Однако, не считаясь ни с какими лишениями, царицынская милиция свято выполняла свой долг. Как свидетельствуют документы, милиционеры кустарным способом изготавливали боевые патроны, пользовались трофейным оружием и успешно боролись с контрреволюционными бандами и преступниками.
И еще один примечательный документ, в котором говорится о строгом соблюдении социалистической законности, об основном долге работника советской милиции. Вот выдержка из приказа по губернскому управлению от 30 августа 1919 года:
«Приказываю всем начальникам милиции обратить самое серьезное внимание на то, чтобы обращение милиционеров с населением было самое корректное. Всякие угрозы приведения в действие оружия и тому подобное необходимо устранить.
Нужно заставить подчиняться законным распоряжениям власти не оружием, а путем разъяснения законов и постановлений. Милиционер должен быть другом народа, его защитником, а не насильником. Нужно запомнить раз и навсегда, что оружием мы боремся и должны бороться только с врагами Советской власти, явными и тайными. Граждан же, которым Советская власть дает возможность мирно трудиться на благо себе и всему трудовому народу, нужно защищать, а не угрожать оружием. Нужно, чтоб крестьяне и рабочие смотрели на милиционера как на защитника справедливости, а не как на врага. К этому приложите вашу энергию и ваше знание дела.
За неисполнение буду преследовать законным порядком как милиционеров, так и начальников.
Настоящий пункт приказа объявить всем милиционерам, вывесить во всех волостных правлениях на видном месте».
В государственном архиве, краеведческом музее, университетской библиотеке, у частных лиц отыскиваем и знакомимся с новыми и новыми материалами. Среди них фотографии, многие из которых представляют большую историческую ценность. На снимках первые отряды революционной охраны, отдельные работники милиции и ЧК, группы, конные подразделения частей особого назначения, которые вели борьбу с бандитами.
Так, страница за страницей проходят перед нами события, годы. Снова и снова, как живые, встают картины прошлого.
* * *
...Остались позади бедняцкие хатенки станицы Усть-Медведицкой. Ноги коня по бабки утопали в сыпучем песке. Всадник сидел прямо и твердо. Крупные, привычные к хлеборобскому труду ладони покойно лежали на луке седла. Постукивали по левому сапогу ножны шашки. На мальчишески пухлых губах всадника блуждала неясная улыбка.
Ее заметил идущий рядом, держась за стремя, худенький паренек.
— И чего ты, Петро, улыбаешься? — спросил он.
Всадник, выведенный из раздумья, посмотрел на парнишку, оглянулся туда, где за песчаным косогором скрывались станичные сады, и сказал:
— Шел бы ты, братка, домой. Проводил, и хватит. — Посуровевшее лицо его опять осветила улыбка: — А улыбался я, знаешь, почему? Представил, как батька браниться станет, узнав, что я в ячейку вступил. Помнишь, как он бушевал, когда я в милиционеры пошел?
— А что это, Петро, за ячейка?
— Комсомольская. Вот отвезу приказ и подам заявление. Все наши самые боевые парни в ячейке.
На бугре, у кряжистых дубов, раздался выстрел. Конь Петра вздернул голову, захрапел и стал валиться набок.
Петр прыгнул с него и, срывая через голову ремень винтовки, крикнул сразу охрипшим голосом:
— Братка! Тикай в станицу, скажи нашим...
Последние слова мальчишка не расслышал — их заглушил выстрел братниной винтовки.
От дубов кучкой спускались, стреляя и галдя, десятка два пеших бандитов. Петр, затаив дыхание, нажал на спуск. Один из бандитов выронил винтовку и осел на песок. Но и Петру пуля обожгла бок. От неожиданности он дернул спуск и, огорченный, услышал, как высоко просвистела впустую пуля.
Он прижался всем телом к песку и переполз за тушу затихшего коня. Пристроил винтовку на впадине конской шеи, горько подумал: «Сослужи мне, Рыжко, последнюю службу», приложился, выстрелил. И с радостью увидел, как закачался и растянулся во весь рост еще один бандит. Остальные шарахнулись в стороны и залегли.
Но через несколько секунд пули стали вздымать фонтанчики песка неподалеку от Петра. Намокла от крови и казалась горячей рубашка. Молодой милиционер понял, что уж не дождутся товарищи из опергруппы, выехавшей на ликвидацию банды, приказа начальника милиции, который он вез им.
Но еще дважды вставали и дважды залегали бандиты под меткими выстрелами милиционера Петра Косогорова. Еще двое не встали с песка, настигнутые его пулями. Тут вторая бандитская пуля пробила левое плечо Петра. Когда остался в последней обойме последний патрон, милиционер достал из-за пазухи завернутый в чистую тряпицу пакет с приказом. Разорвал оберточную бумагу, стал рвать зубами и глотать, давясь, листки приказа.
Не слыша выстрелов, в третий раз поднялись бандиты, стремясь окружить милиционера. А Петр, с трудом жуя комок бумаги, думал: «Последнюю пулю — себе».
Бандиты осмелели, поняв, что у милиционера кончились патроны, и побежали к нему, разноголосо бранясь. Они были уже метрах в пятидесяти, когда Петр решил: «Зачем тратить добро на себя? И последнюю пулю — им».
Он спокойно выцелил здоровенного казачину. Тот упал на колени и медленно завалился набок.
А Петр, отбросив ненужную винтовку и закусив губу, встал, вытянул из ножен клинок, твердо шагнул навстречу бандитам.
Он шел, упрямо вздернув подбородок, превозмогая боль от ран. Один с обнаженным клинком против полутора десятка увешанных оружием врагов.
— Взять живым! — крикнул бандитский атаман в офицерской тужурке.
— Я тебе возьму, шкура... — прохрипел в ответ милиционер.
И настолько грозным, словно бессмертным, был этот израненный, весь в крови и песке юный милиционер, такой несокрушимой отвагой веяло от его фигуры, что какой-то молодой казачишка — вероятно, ровесник Петра — не выдержал напряжения пятнадцатиминутного смертельного боя и его последних гнетущих мгновений.
Громко хлопнул выстрел из обреза.
Петр, взмахнув клинком, шагнул вперед, на бандитов, и упал грудью на твердый песок.
* * *
...В приказе по Донской милиции от 18 мая 1922 года сказано:
«Кровью лучших своих товарищей Донская милиция запечатлела свою преданность Рабоче-Крестьянской власти. Около 200 работников Донской милиции за последние полтора года погибло на своем боевом посту в борьбе с наймитами капитала... Из года в год Донская милиция будет вспоминать славные имена своих лучших товарищей, погибших на защите пролетарской власти и революционного порядка на Красном Дону. Вечная память славным героям...»
Под номером 82 в списке погибших стоит имя младшего милиционера Петра Косогорова.
* * *
На рассвете 3 января 1921 года, когда в морозной тиши пропели первые петухи, село Краишево разбудили беспорядочные винтовочные хлопки, топот множества коней. Жалобно звякнул и умолк на сельской церквушке колокол, остервенело залаяли собаки.
К волостному правлению приводили связанных, в изодранной одежде, с кровоподтеками местных активистов, работников уездных органов, застигнутых бандой в то утро в селе.
У правления остановились сани, охраняемые десятком вооруженных конников. Пинками бандиты вытолкнули из саней четверых окровавленных и обезоруженных мужчин, волоком потащили их в волостное правление. Люди с трудом узнали в них помощника начальника милиции 9-го района Егора Федоровича Инякина. участкового милиционера Михаила Трофимовича Шевченко, милиционеров Ивана Федоровича Жукова и Степана Ивановича Фомина.
Накануне трое из них были посланы в монастырь, где охраняли конфискованное имущество, хлеб. В предрассветных сумерках налетела банда. Милиционеры приняли неравный бой. Просунув в узкие монастырские оконца стволы винтовок, они вели прицельный огонь. Не один бандит распластался на монастырском дворе. Встреченная меткими выстрелами, банда спешилась, залегла. По толстым стенам защелкали пули.
Но таяли патроны у отважных милиционеров. Умолкла винтовка Инякина, и он выхватил наган. Опустели подсумки у его товарищей.
— Эх, патронов бы побольше! — зло выдохнул Инякин.
А бандиты с помощью монастырского служки через подвалы проникли внутрь здания. В тесных кельях закипела рукопашная схватка. Прикладами винтовок, кулаками милиционеры отбивали яростный натиск. Падали сраженные враги. Но слишком неравными были силы. Упал оглушенный ударом Инякин, четверо здоровенных бандитов скрутили Жукова. Круша налево и направо, отбивался Фомин. Предательский сабельный удар сзади — и милиционер рухнул на каменный пол...
...Участковый милиционер Михаил Трофимович Шевченко всю ночь провел в седле, объезжая реденькие заставы, выставленные на случай бандитского налета. Под утро, сломленный усталостью, насквозь промерзший, Шевченко заехал домой погреться. Но поесть горяченького так и не успел. Выстрелы у монастыря заставили его снова вскочить на коня и помчаться на выручку товарищам. Стреляя на скаку, он сумел уложить двух налетчиков, еще одного достал шашкой, но тут же свалился с раненого коня и попал в руки озверевших бандитов.
В полдень по приказу главаря банды всех взрослых жителей Краишева согнали на площадь перед волостным правлением.
Связанные милиционеры, с трудом передвигая израненные ноги, шли с гордо поднятыми головами.
— Ты начальник? — толкая наганом в грудь Инякина, спросил главарь.
Егор Федорович вместо ответа плюнул в лицо бандиту. Грянул выстрел.
Михаила Трофимовича Шевченко бандиты заставили стать спиной.
— С детства не приучен подставлять спину, сволочи! — крикнул Шевченко.
Так и встретил он залп — прямой, непокорный.
— Выпишись из партии, большевик, переходи к нам, оставим в живых, — предложили бандиты милиционеру Жукову. — Пожалей себя и семью.
— Не бывать по-вашему, — отрезал Иван Федорович.
Мужественно встретил смерть и милиционер Степан Иванович Фомин...
Настала ночь. В домах кулаков горел свет, оттуда неслись пьяные песни загулявших бандитов.
А в это время в подслеповатое, темное окно домика на окраине села кто-то негромко постучал.
— Кто там? — спросил, подходя к окну, хозяин. На улице качался от слабости, словно воскресший после расстрела, участковый милиционер Михаил Шевченко. С простреленной грудью, он долго лежал на снегу, а когда бандиты ушли, каким-то чудом дополз до крайней хаты.
Подхватив раненого, хозяин ввел его в избу, перевязал кровоточащие плечо и ногу, одел в чистую рубаху.
И тут в ворота бешено застучали приклады.
— Лезь в подполье! — хозяин указал Шевченко на лаз.
В избу ввалились двое бандитов. Они чиркнули спичкой, осмотрелись.
— Кто к тебе заходил? — спросил один из них.
— Никого не было, — ответил хозяин.
— Врешь! — прервали его бандиты. — Следы к тебе ведут.
— Клянусь богом, никого не было!
Бандиты пошарили в избе, для верности заглянули в печь и с пьяной руганью удалились.
Хотя надежда на выздоровление Шевченко была очень слабая, хозяин все-таки не кинул его в беде. Той же ночью он старательно укрыл раненого на сеновале. А сосед, переодевшись в женское платье, выскользнул, не привлекая внимания бандитов, из села и, чуть не загнав лошадь, сообщил в уезд о нашествии банды.
Был короткий, стремительный бой. Бросая оружие, лошадей, бандиты разбежались.
...На площади села Краишево стоит небольшой обелиск. К подножию обелиска пионеры кладут букеты бессмертника. И он напоминает о мужестве и стойкости бойцов за народное дело.
Недавно случай снова перенес нас в тот страшный январский день, приоткрыл завесу над обстоятельствами, доселе неизвестными. В лагере дзержинцев «Республика бодрых» с ребятами шла задушевная беседа, заговорили о событии в Краишеве. Особенно внимательно слушал рассказ светловолосый паренек Виктор Токарев, начальник штаба дзержинцев.
— Об этом мне говорил дедушка, — вдруг вырвалось у него.
Виктор оказался внуком милиционера Шевченко. Да, Михаил Трофимович все же остался жив. Молодость и могучее здоровье помогли одолеть смерть, глядевшую в глаза. Выздоровев, Шевченко снова вернулся к нелегкой милицейской службе и не только сам еще пять лет с честью выполнял свой долг, но и внука воспитал активным борцом за охрану общественного порядка.