14. Мюнхен

Обожаю Мюнхен. Я тут уже так давно, что меня перестали замечать. У меня здесь множество друзей, которые хоть и знают, кто я такой, все равно относятся ко мне как к обычному человеку. Поэтому здесь я могу расслабиться. Мне не нравится идея запираться и скрываться. Это не то, что мне нужно. Так и двинуться можно…

Фредди Меркьюри

Он источал неприкрытую сексуальность, и это было как глоток свежего воздуха. В те годы немногие отваживались вести себя свободно.

Каролин Кован, гримерша Фредди

Роджер, Брайан и Джон остепенились и теперь вели жизнь женатых мужчин, отцов семейств — в свободное от гастролей время, конечно. В дороге случалось всякое. В Новом Орлеане Брайан умудрился влюбиться в некую барышню по имени Пичис. Джон, более ответственно относившийся к супружеским обязательствам, предпочитал коротать вечера с бутылкой. Роджер, душа любой вечеринки, на которую его заносило, редко проводил в одиночестве часы, отделяющие полночь от завтрака. Стоит ли говорить, что приключения Фредди с легкостью затмевали проделки его коллег. Если остальные музыканты Queen не вели себя в туре, как ангелы, то Фредди превращался в натурального бесенка. Во время очередного стадионного тура по Европе, который включал в себя двадцать девять концертов, Queen впервые сыграли в социалистической стране — ныне не существующей Югославии. Двенадцатый сингл Queen «Don’t Stop Me Now» получил отличные отзывы в прессе, и группа вернулась в Монтре, где приступила к работе над двойным концертным альбомом Live Killers. Материалом к нему послужили записи, сделанные в только что закончившемся турне. Тут и подоспела идея от владельцев студии, которые предложили Queen выкупить ее целиком. Музыканты с готовностью ухватились за возможность, которая позволила бы несколько облегчить их тяжкое налоговое бремя. Работавший в Монтре инженер Дэвид Ричардс, ставший позже продюсером Queen, присоединился к их команде. Еще одно лестное и заманчивое предложение группа получила от легендарного Дино Де Лаурентиса — итало-американского кинопродюсера, сотрудничавшего с Лукино Висконти («Посторонний»), Пьером Паоло Пазолини («Колдуньи»), Ингмаром Бергманом («Змеиное яйцо»), Жан-Люком Годаром («Безумный Пьеро»), Роже Вадимом («Барбарелла») и Милошем Форманом («Рэгтайм»). Он предложил Queen написать музыку к основанному на комиксах фантастическому боевику «Флэш Гордон» — о чем-то в этом духе все четверо давно уже задумывались.

Несколько концертов в Японии (истерия вокруг группы там только усугубилась по сравнению с 1974-м), и Queen отправились в Мюнхен, создавать новые песни. Они работали в теперь закрывшейся студии Musicland, которую уже тогда знали по всей Европе — именно из нее вышли диско-хиты Джорджо Мородера и продюсируемых им артистов. Тут уже записывались Марк Болан, Deep Purple и The Rolling Stones. В Мюнхен Queen занесло по тем же налоговым обстоятельствам. На этот раз музыканты решили попробовать нового продюсера и пригласили Райнхольда Мака, основавшего Musicland вместе с Мородером. Мак вспоминал, что сначала их отношения складывались не так уж гладко.

— Они оказались изрядными консерваторами, просто пенсионеры какие-то, — вспоминал Мак. — Каждые пять минут кто-нибудь из них говорил: «Мы привыкли делать так и так». И все-таки мне удалось сдвинуть их с мертвой точки, попробовать с ними кое-что новенькое.

После первой притирки работа Мака с Queen пошла как по маслу.

— Ребята только что закончили тур по Японии, и у них оставалось немного времени до возвращения в Англию, — вспоминал Мак. — Мы не планировали сделать весь альбом целиком, хотя в итоге так и получилось. Начинали с коротких сессий по две-три недели. Первой песней, которую записали, стала «Crazy Little Thing Called Love». Фредди схватил акустическую гитару и крикнул: «А ну-ка быстро! Мы должны успеть все сделать, пока не пришел Брайан». Через шесть часов трек был готов. Гитарное соло Брайана записали и наложили позже. «Crazy Little Thing Called Love» вышла синглом, стала хитом и добралась до вершины британских чартов. Конечно, это придало нам уверенности, и мы с еще большим пылом продолжили работу над новым материалом.

— Когда речь шла о сочинении песен, Фредди и Брайан представляли конкурирующие партии, — вспоминал Мак. — С Фредди работалось легко — нам в голову приходили одни и те же идеи, за пятнадцать-двадцать минут лихорадочного брейшторма мы могли произвести на свет что-то изумительное. Брайану в голову тоже приходили гениальные вещи, но он неизменно увязал в шлифовке деталей и часто терял первую волну вдохновения.

В те годы, когда Queen оказались в Мюнхене, девиз города звучал как «Weltstadt mit Herz» — «Космополитичный город с сердцем» (с 2006-го девиз сменился на «Munchen mag Dich» — «Мюнхен любит тебя», но это уже другая история). Пребывание в городе оставило глубокий след в их судьбах, особенно это коснулось Фредди, тут же с головой окунувшегося в бескрайний океан удовольствий, в которых в Мюнхене не знали недостатка. Впрочем, никто не смог бы избежать влияния одного из крупнейших культурных центров Европы, проведя там достаточно времени. Период расцвета Мюнхена начался еще в XVIII веке, во времена Веймарской республики он слыл одним из самых веселых городов Германии. Моцарт и Вагнер, Малер и Штраус, писатель Томас Манн и экспрессионист Василий Кандинский — все в разные годы надолго оседали в Мюнхене, зачарованные ни на что не похожей атмосферой баварской столицы.

Впрочем, намного больше памятных мест, связанных с классической культурой, Фредди взволновала кипящая гей-жизнь города. Она концентрировалась в небольшом центральном квартале, известном как «бермудский треугольник». Этот гей-анклав посреди Мюнхена был таким же магнитом для европейских геев, как и подобные ему районы — Кастро в Сан-Франциско и Гринвич-виллидж в Нью-Йорке. Эта часть Мюнхена отличалась от них более спокойным, почти бюргерским укладом. Здесь за Фредди не гонялись фанаты и охочие до сенсаций журналисты. В описываемые годы в Мюнхене пышным цветом цвело диско — клубы ломились от посетителей, пластинки скупались тысячами, что ни месяц выходили убийственные хиты. Всех Queen будоражила эта новая танцевальная музыка, рождавшаяся прямо на глазах. Гей-клубы, везде и всегда служившие сердцевиной танцевальной культуры, не стали исключением и на этот раз. Все профильные заведения были забиты семь дней в неделю. Ночная жизнь, полная крайностей и излишеств, доходила до особо впечатляющих форм в таких клубах, как Ochsen Gardens, Sugar Snack, New York и Frisco — все в упомянутом «бермудском треугольнике». Там обожали отрываться не только геи, но и парни и девушки обычной ориентации. Никто не чувствовал себя чужим на гей-дискотеках, а такой веселой и дружелюбной атмосферы не было в других заведениях.

— Фредди обожал именно такие тусовки, где всех было поровну, — вспоминал Мак, — он никогда не стремился оказаться в обществе одних лишь геев.

— Мюнхен оставил на нас свой отпечаток, — признавал позже Брайан в официальной биографии Queen «As It Began». — Мы провели там столько времени, что он стал для нас вторым домом, где мы жили второй, отдельной жизнью. В туре все совсем не так — у тебя есть пара дней на знакомство с городом, и потом вы едете дальше. Здесь мы осели надолго, завели друзей из местных. Чуть ли не каждый вечер мы проводили в клубах, одних и тех же. Помню, особенно все сходили с ума от места Sugar Snack — рок-дискотека с превосходной саунд-системой. Слушая свои собственные песни из их колонок, мы вдруг смогли взглянуть на нашу музыку совсем из другой перспективы. Это натолкнуло нас на мысль по-новому микшировать записи. Сегодня ясно, что в целом мюнхенский период не пошел нам на пользу. Из-за тогдашнего образа жизни все вставали ближе к вечеру и все равно чувствовали себя разбитыми. Что касается меня, а особенно — Фредди, мюнхенские эмоциональные перегрузки подействовали на нас разрушительно.

В Мюнхене Фредди проводил время не менее интенсивно, чем в Нью-Йорке, но именно тут, но мнению Мака, гей-жизнь стала понемногу наскучивать ему.

— Фредди несколько раз говорил мне в те годы: «Возможно, однажды я брошу все эти гей-штучки», — вспоминал Мак. — В конце концов, в двадцать четыре или двадцать пять лет он решил, что теперь будет геем, хотя до этого почти все считали его натуралом. В случае с Фредди сложно за что-либо ручаться. Я всерьез думаю, что он мог бы однажды увлечься женщиной и забросить все, что связано с геями. Он был не из тех гомосексуалистов, что избегают женщин. Наоборот.

Фредди стал частым гостем в доме Мака и особенно подружился с его женой Ингрид. Они сошлись так близко, что Маки пригласили Фредди стать крестным отцом их ребенка. Мак считал, что Фредди ничего не имел против комфортной семейной жизни и не раз подумывал о том, чтобы радикально изменить своим привычкам. Мак говорил даже, что Фредди сам хотел бы жениться и завести детей, — хотя это и не подкреплено никакими фактами.

— Фредди больше всего тосковал по семье и обычной размеренной жизни, — утверждал Мак. — Однажды мои дела пошли совсем нехорошо, из налоговой инспекции прислали счет на огромную сумму, которой у меня не было. Я не находил себе места, и Фредди, узнав, что со мной, сказал: «Черт, это всего лишь какие-то несчастные деньги! Стоит ли переживать из-за ерунды? Одолжишь, заработаешь еще! У тебя есть главное — прекрасная семья и дети, то, чего мне не видать никогда». Думаю, это в нашем доме он в полной мере осознал, как много может значить семья для человека. У нас он понял, что только так и сможет стать счастливым.

Впрочем, уже в следующем году Фредди скажет Рику Скаю в Нью-Йорке:

— Я раздражителен и требователен, из меня никогда не получится хорошего семьянина. Еще я крайне эмоционален и склонен к крайностям, поэтому непросто приходится и мне, и тем, кто со мной.

Сестра Фредди Кашмира тоже сомневается, что из Фредди получился бы хороший отец.

— Нет, не думаю, — говорила она. — Разбаловать ребенка он смог бы, а вот воспитать — едва ли.

В Мюнхене Мак почти случайно узнал, насколько одинок Фредди был в детстве.

— Однажды я неумышленно подслушал разговор Фредди с моим вторым сыном, Феликсом, — говорил Мак. — Фредди сказал ему: «Смотри, в детстве родители отправили меня учиться в зарубежную школу, мы почти не виделись. Так что ты должен радоваться, что папа и мама всегда с тобой». Фредди часто болтал с моими детьми — они ему очень нравились. Он не знал, что делать с младенцами, но когда ребенок начинал ходить и говорить, Фредди уже мог запросто с ним подружиться.

Что же касается музыки, которую Queen записывали в Мюнхене, то Брайан с готовностью признает, что за сменой их музыкального направления стоял прежде всего Фредди.

— Мы взглянули на нашу музыку под новым углом, — говорил Брайан, — и решили радикально упростить ее. Записать монолитный, однородный альбом, а не давать волю фантазии, как обычно. Этот импульс шел от Фредди, считавшего, что мы так заигрались в разнообразие, что люди уже запутались и не знают, где искать нашу суть. Он считал, что нам следует держаться двух правил — четкого ритма и максимальной простоты. Не играть два такта там, где можно обойтись одним. Довольно сложное упражнение для нас, обожавших доводить любую идею до крайности. Но и отличный вызов — мы никогда так не работали. Плюс, мы впервые оказались в студии безо всяких дедлайнов, просто записывали то одну, то другую песню, по мере того, как идеи приходили в наши головы. Мы впервые оказались в такой расслабленной обстановке.

— Над нами больше не довлела необходимость снова пускаться в знакомую карусель — новый альбом, тур по Британии, тур по Америке и так далее. Мы хотели понять, чего же хочется нам самим.

Мак может часами рассказывать о студийной работе с Фредди, об удивительных студийных техниках, который тот изобретал, о его находчивости и энтузиазме, ловкости и проворности, с которой он работал. Единственное, что ограничивало его возможности, — невозможность надолго сосредоточиться. Если что-то в студийной работе представлялось слишком долгим, сложным и утомительным, Фредди моментально терял к этому всякий интерес — так же он действовал и в личной жизни. Если верить Маку, Фредди мог удерживать внимание на каком-либо предмете не дольше пятнадцати минут.

— Я очень хорошо представляю себе, как он сочинил «Killer Queen», — говорил Мак. — Сел за рояль, и через несколько минут все было готово. Конец песни немного скомкан, как будто Фредди не хотелось с ним возиться. Очень в его духе. Он не любил застревать на чем-то надолго, всегда искал новые и интересные ходы. Горжусь, что мне довелось увидеть гения за работой. А он был настоящим гением, ясно видевшим песню еще до записи.

Вместе с Маком группе удалось добавить новые измерения к своему звучанию, сделать его свежим и модным. Очередной успех вдохновил Фредди на новый проект в неожиданной сфере.

После выступлений на немецких фестивалях в августе Фредди вернулся в Лондон, где приступил к репетициям с труппой Королевского балета. Он планировал выступить с ними в благотворительном балете-спектакле, сбор от которого пошел бы в фонд помощи умственно ограниченных детей Вестминстера. Фредди убедил принять участие в балете его близкий друг Уэйн Иглинг, в те годы — один из руководителей Королевского балета. В спектакль включили два хита Queen — «Bohemian Rhapsody» и «Crazy Little Thing Called Love», к каждой труппа репетировала специально созданный танец, а Фредди должен был спеть свои партии вживую. Он не только пел, но и танцевал, а во время «Bohemian Rhapsody» артисты труппы держали его на руках. Представление прошло в одном из лучших театров Лондона Coliseum, а Фредди придирчивые английские театралы аплодировали стоя.

— Раньше я в основном смотрел балет по телевизору, — смущенно признавался Фредди Джону Блейку, тогда музыкальному обозревателю в London Evening News, — и не очень-то в нем разбирался. Но мне нравилось почти все подряд!

— Я стал разбираться в балете чуть лучше, когда познакомился с сэром Джозефом Локвудом, который работал в EMI и одновременно состоял в совете попечителей Королевского балета. Так я познакомился со многими интересными людьми из мира балета, все больше и больше проникаясь этим искусством. Наконец увидел выступление Барышникова, и он поразил меня до глубины души. Больше, чем Нуреев, больше, чем кто-либо еще. Казалось, он летает над сценой! Я смотрел на него с отвисшей челюстью и в этот момент понял, что чувствуют девушки-группиз.

Комментируя свое выступление с Королевским балетом, Фредди говорил:

— Меня заставляли часами упражняться у хореографического станка, пытаясь сделать за неделю то, на что у других уходят годы. Через два дня мне уже казалось, что я умираю. Это был настоящий ужас, мои дорогие. У меня болели мышцы, о существовании которых я никогда бы иначе не догадался. Зато в день спектакля я оказался за кулисами. И это было волшебно. Мне приходилось проталкиваться сквозь людей вроде Мерл Парк или Энтони Доуэлла со словами — пропустите, сейчас мой выход! Разве не изумительно?

Когда Фредди спросили, хотел бы он стать профессиональным танцором, он ответил:

— Да, но мне и так очень нравится то, чем я занимаюсь. К тому же вы не можете в тридцать два года так запросто взять и профессионально заняться балетом.

Выступление Фредди в балете всколыхнуло никогда до конца не утихавшие слухи о его ориентации.

— О боже! — говорил он журналистам. — Пусть люди думают все, что угодно. Это все и так скучно, а если я еще скажу «да» или «нет», все станет еще скучнее. Никто не будет больше думать об этом, переживать!

Фредди позже подшучивал над своим выступлением с Королевским балетом в разговорах со своим приятелем, журналистом Дэвидом Виггом.

— Петь, когда висишь вниз головой на руках других людей, — это нечто невообразимое. Хотел бы я посмотреть на Мика Джаггера или Рода Стюарта, исполняющих что-то в этом духе.

Ему же Фредди говорил, что самым ярким воспоминанием вечера для него стал момент, когда его ущипнула за задницу Мерл Парк, знаменитая балерина, родившаяся в Родезии.

— Она просто невероятна, эта женщина! — восторженно восклицал Фредди.

Экскурсия Фредди в мир балета на этом не закончилась. Как вскоре выяснилось, она подарила ему верного и близкого друга, который оставался с ним до самого конца.