«Не сжигайте Горбачева»

Достаточно было обойти летом 1991 года с десяток советских книжных магазинов, чтобы понять суть проблемы. Книг по-прежнему не было, если не считать произведений Ленина и Горбачева, прочих таких же скучных изданий, в просторечии именуемых макулатурой, так как покупать их или даже даром брать в библиотеках никто не хотел. А ведь издавать их, особенно в переводе на другие языки, было накладно.

Всю эту прелесть печатали, продавали, хранили и… уничтожали. «Литгазета» (30.1.1991) сообщала, что книготорговое объединение «Москнига» оповестило издательство ЦК КПСС «Политиздат» об уничтожении полсотни изданных им вполне новых книг. Среди них брошюра Горбачева «Активно действовать, не терять время», его же «Быстрее перестраиваться, действовать по-новому» и его же еще 15 сочинений. А также книги Рыжкова, Слюнькова, Маслюкова, В.Медведева, Разумовского… «Москнига» оповещала издательство с намеком на то, что книги Большого Начальства впредь стоит выпускать куда более скромными тиражами. Знамение перестройки и гласности — в не очень давние времена такие «генеральные чистки» официальной литературы проводились куда реже и уж, во всяком случае, без оповещения в прессе. Умные люди из журнала «Столица» (№ 5,1991), взывая к экологической совести отечественного чиновничества, требовали не сжигать книги Ленина и его последователей, как того требует инструкция, а отправлять их в макулатуру, на переработку. Да и что понесут букинистам наши дети? Сегодня сочинения Сталина, Хрущева, Троцкого и Суслова стали раритетами и стоят бешеные деньги. «Не сжигайте Горбачева», гласил заголовок в «Столице».

КПСС всегда навязывала народам СССР да и всего мира лживую пропагандистскую литературу, которую кроили прозаики и рифмоплеты, публицисты и представители гуманитарных дисциплин. Лучшие советские книги, а их всегда было ничтожное количество в море серости, в свободную продажу практически не поступали, а шли на валюту и на стол «хозяевам». Большая же часть нормальной литературы — художественной, учебной, познавательной, справочной, иностранной — у нас практически никогда не издавалась. Соотношение здесь было такое же, как между колбасно-сырным ассортиментом в любом западном универсаме и у нас, пусть даже не в гастрономе, а в спецмагазине для элиты. У них десятки наименовании, у нас единицы.

В наших книжных лавках не то что Пастернака и Сахарова, самых обычных книг никогда не было.

В магазинах Тбилиси, к примеру, хронически не бывало поэмы классика грузинской литературы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре», не было букваря, самоучителя и прочих учебников грузинского языка, словарей, книг для самых маленьких и т. д. Не было и подавляющего большинства книг, которые выходят в свет в 300 советских издательствах (в Италии их — 1600, в Японии — 4500, в США — 7000).

Почему не было тех книг, которые хотелось бы купить? Часть их шла на черный рынок, наименее ходовые попадали в 300 тысяч школьных и других местных библиотек, часть оседала случайным грузом в сельских магазинах или в городках далекой провинции.

В результате, большинство населения СССРСНГ не в состоянии приобрести без хлопот практически ни один учебник, ни одно учебное пособие, книгу классика или современного популярного писателя. Чтобы не закрывать школы, государство десятилетиями держит производство учебников под особым контролем и распределяет учебники через школы.

Тиражи книг в СССР десятилетиями определялись не читательским спросом, а указаниями партийных органов. Постановили напечатать какого-нибудь «правоверного» писателя, которого никто и читать-то не хочет, тиражом в сотню-другую тысяч экземпляров. И напечатали. И лежит эта книга месяцами на складах, в магазинах, в публичных библиотеках. И потом идет под нож, списывается. Но авторские гонорары в СССР выплачивались сразу по выходу книги из типографии, а не после реализации. Если автор умирал, то родственникам его ничего не доставалось. Если автор издавался за границей, то Всесоюзное агентство по охране авторских прав (монопольный посредник в отношениях автора с заграницей) выплачивало писателю не более 20 % от поступившей из-за границы суммы, да и то в рублях.

Или вот еще одна печальная констатация — в магазинах практически не было книг, изданных за границей, не было магазинов иностранной книги, за исключением двух-трех рекламного характера прилавков в Москве и десятке других крупных городов. Некоторые издаваемые за рубежом книги поступали в СССР в одном-двух экземплярах и оседали в двух-трех крупнейших национальных библиотеках.

До 1989 года только чтение эмигрантской, на русском языке литературы или газет могло кончиться крупными неприятностями. Получить их почитать официально было практически невозможно. Газеты на русском языке типа парижской «Русской мысли» или американского «Нового русского слова» поступали в сейфы не более чем двух-трех московских учреждений. Некоторые книжные новинки с Запада из разряда особо нашумевших политических бестселлеров переводились оперативно на русский язык и издавались типографским способом, но для распространения по заранее утвержденному списку среди не более чем шести сотен самых высоких номенклатурных чинов в стране. И такая практика продолжалась до начала 1991 года. В год издавалось таким способом десятка два-три хороших западных политических книг. Многотомная «История СССР», к примеру, итальянца Джузеппе Боффа. Изучая ее, какой-нибудь партийный бонза мог быть уверен, что читает правдивое исследование, а не мифические утверждения из официального советского учебника. К тому же, если Дж. Боффа кое-где ошибался в фактических данных, то редактор советского перевода в сносках его заботливо поправлял: ошибаетесь, мол, маэстро, в таком-то году было расстреляно НКВД не 15 маршалов и генералов СССР, а 14.

В системе Академии наук СССР даже создали лет 20 назад уникальное само по себе учреждение — Институт научной информации по общественным наукам — с целью подготовки для руководящих советских учреждений обзоров и рефератов с ограничительным грифом «Для служебного пользования». Построили шикарное здание из стекла и бетона, организовали неплохую библиотеку иностранных книг, выпускали по несколько сот аннотаций и рефератов книг зарубежных авторов. Оказалось, напрасный труд. Делать правдивый обзор книги не разрешали, да и квалификацию для этого надо иметь — по меньшей мере такую же, как и у автора рецензируемой книги.

Западным людям очень трудно понять, что на восьмом десятке советской власти в этой стране сумели извести вчистую, уничтожить кадры да и сами общественные науки. Реликтами на общем фоне невежества и дезинформации смотрятся те ученые, которых по праву можно считать специалистами в сферах экономики и юриспруденции, истории и философии, филологии и социологии. Исключение составляют некоторые наиболее известные и популярные в народе деятели литературы, театра и кино. Эти научились применению эзоповского языка в меру своих творческих потенций и личной совести. Общественные же науки были успешно провалены, и никакая перестройка здесь не помогла. Нужно время, новые поколения нормально обученных выпускников вузов да и самих вузовских и школьных преподавателей. Вот та область, в которой поддержка Запада нам необходима в первую очередь. Обучите наших детей! Помогите нам в сфере образования и книгоиздания! Да и в библиотечном деле тоже.

99 процентов населения бывшего СССР не находит нужных книг ни в книжном магазине, ни в библиотеке. Ведь и года не проходило, чтобы в библиотеку (городскую, сельскую, школьную, институтскую, республиканскую, всесоюзную и т. д.) не приходил цензор и не говорил ее директору, какие книги надо изъять с полок и уничтожить. В лучшем случае эти труды передавали в так называемые спецхраны, закрытые для большинства специальные книжные фонды. Вот и получалось по одному экземпляру Троцкого или Бакунина, Ницше или Джиласа на каждую союзную республику. 70 лет в спецхранах находилась почти вся зарубежная современная политическая и художественная литература, то есть то немногое, что все же попадало в СССР по каналам международного библиотечного обмена. В советских библиотеках не было современной зарубежной литературы по религии, религиозномистической философии, советологии, бизнесу, маркетингу, сексологии и т. д. Спецхраны всегда держали в тайне не только свои книги, но и каталоги с их названиями.

Никому в СССР никогда не удавалось быть в курсе книжных новинок за рубежом. Для некоторых категорий заинтересованных лиц в верхах иногда готовилась выборочная отрывочная информация. Если быть откровенным, то люди в наших верхах редко что читали и уж зарубежными книжными новинками и вовсе не интересовались. А студент, аспирант, молодой научный работник? Что доставалось и достается сейчас на их долю? Эти категории интеллигенции в лучшем случае могут попасть в научные библиотеки, где подбор даже отечественых книг хуже, чем в таких же библиотеках России начала века. Тогда то ведь чистки книг не производились, да и о спецхранах ничего не знали. А систем компьютерного хранения и поиска информации не было в библиотеках Москвы и Ленинграда ни раньше, ни сейчас. Библиотеки эти не только застыли в своем развитии, но и деградировали.

В главной библиотеке страны — Государственной библиотеке СССР имени Ленина — спецхран существовал и в 1991 году, а третья часть книг, имеющихся в наличии, не была отражена в читательском каталоге. Об их существовании читатели могли лишь догадываться. Ленинская библиотека не собирала — более того, предпочитала игнорировать — то, что пишут о России («россика») и о Советском Союзе («советика»), не коллекционировала самиздат; вполне возможно, что более или менее полное собрание маленьких независимых и неформальных советских газет, эмигрантской литературы и периодики на русском языке имеется лишь в КГБ, хотя там его собирали отнюдь не для просветительских целей.

Библиотека конгресса США имела на 1990 год 300 млн. долларов, наша Ленинка тогда же располагала всего 11 млн. неконвертируемых рублей. 100 млн. рублей отпустило советское правительство на реконструкцию национальной библиотеки имени Ленина, а французы в это время собираются угрохать в свой проект национальной библиотеки 4 миллиарда франков. В библиотеках всех развитых стран мира в ходу оптические диски, электронные системы связи, компьютерные каталоги, сильные исследовательские службы. А у нас? XIX век в смысле технического обеспечения — с той лишь разницей, что прослойка все сторонне образованных людей в СССР-СНГ на сегодня отсутствует. Институты исследовательские есть, а специалистов не хватает. Доктор Биллингтон, директор библиотеки конгресса США, рассказывал в советской «Литературной газете» (28.2.1990) о работе своего 5-тысячного коллектива и Исследовательской службы конгресса (ИСК): «Во время вашингтонской встречи в верхах Горбачев попросил предоставить ему материалы об СССР, созданные ИСК, а его советник в области вооружений встретился с автором исследований на эту тему из ИСК».

Думается, что библиотека конгресса США, если бы ее хорошенько об этом попросили, взяла бы нашу «Ленинку» на полное содержание, в качестве своего филиала. Абсурд? Вряд ли, если учесть, что наиболее известные у нас книжные собрания (музейные ценности, архивы и т. д.) просто-напросто гибнут от плохих условий хранения. После известного пожара в библиотеке АН СССР в Ленинграде библиотека конгресса США потратила 135 тысяч долларов на оказание помощи — приехавшие американские специалисты принимали участие в восстановлении поврежденных книг, осуществили замораживание более 200 тысяч редких книг в целях приостановления процесса их разрушения.

Тюрьма, приют и библиотека — положение дел в этих заведениях вполне может служить определяющим показателем цивилизованности страны. Сталинские порядки царят у нас сегодня в подобного рода учреждениях. Память наций, населяющих СССР, сохранилась в «Ленинке» ровно настолько, насколько осталось правды на страницах наших учебников по истории. Преувеличение? Вряд ли. В наши «перестроечные» дни «Ленинка» умудрилась уничтожить обширный свой каталог газетных и журнальных статей за многие годы! «Зачем это сделали? — писал А. Рубинов в „Литературной газете“ (26.6.1991). — Говорят, что мало места в библиотеке. И потому труд нескольких поколений библиографов, которые каждый день, годами, десятилетиями сначала от руки, потом с помощью пишущей машинки заполняли карточку на каждую публикацию в каждом издании, выбросили на помойку? Может быть, причина другая? Многие склонны думать, что это гнусное дело совершили по инициативе тех, кто боится своего не чистого прошлого…»

«Ленинка» уже много лет находится под угрозой закрытия «на реставрацию». Попасть в нее простому смертному — ниже кандидата наук и без ходатайства с места работы — было практически делом невозможным. Нет, право, стоит подумать и отдать наши библиотеки иностранцам, заодно и музеи и архивы. Целее будет, а так все сгниет, истлеет. Всесоюзная государственная библиотека иностранной литературы взяла и предоставила летом 1991 года один из своих читальных залов под первый в СССР Французский культурный центр. Причем бесплатно. За это французское посольство позаботится о пополнении фондов этой московской библиотеки французскими книжными новинками и периодикой, поможет с новейшим оборудованием, организует стажировку сотрудников ВГБИЛ в Париже.

Советский читатель забыл дорогу в массовую библиотеку. Среди молодежи каждый третий «не любит читать». Каждый третий не знает, где взять книгу. Бестселлеры на черном рынке ему не доступны. Мы также лишили книги своих детей, убивая таким образом свое будущее.

Да и выбор авторов для этих книг в СССР всегда был под жестким контролем. Ведь любому автору, исходя из множества имеющихся у нас классификаций и тарифов, можно было заплатить гонорар от 100 до 2000 рублей за один печатный лист (примерно 16 страниц книжного текста). Издатель мог и ничего не платить, мог посчитать текст как публицистику и дать небольшую ставку гонорара, вне зависимости от тиража; благосклонно настроенный издатель мог посчитать тот же текст художественным произведением и дать тогда не только высшую ставку гонорара, но и многократно увеличивающие этот гонорар выплаты за тираж. «Потиражные получил!» — ликовал тогда советский автор и целовал все места тем, кто санкционировал в каждом конкретном случае эту манну небесную. В большинстве случаев книгу никто покупать не будет, но это уже не имеет для автора ровно никакого значения. И даже издательство не пострадает. Книгу или спишут, или по звонку свыше задвинут в библиотечную сеть. В любой другой стране автор зависит меньше от издателя, а успех определяется покупательским спросом. Тамошние авторы получают свои тамошние гонорары не в момент выхода книги из типографии, а после продажи ее в магазинах — в виде 8-12 процентов от реализации.

Авторы научных трудов практически никогда гонораров не получают. Научные издательства у нас немногочисленны и существуют за счет дотаций от государства, влача жалкое, как правило, существование. Научная информация готовится в виде монографий, из которых читатель черпает 10 % поступающей к нему научной информации. Научные журналы приносят этому заинтересованному читателю 40 % информации. Еще 40 % информации научный работник получает из совсем уж малотиражных ведомственных научных отчетов, материалов семинаров и конференций. Оставшиеся 10 % приходятся на переписку, устные сообщения и другие источники. При этом монографии приносят информацию с опозданием на 5–7 лет, научные журналы на 2–3 года, а тезисы докладов и репринты на полгода-год. С учетом нищенского состояния наших научных библиотек общий результат получается плачевным. По данным Всесоюзного института научной и технической информации ГКНТ СССР (газета «Радикал», 12.4.1991), информированность отечественных ученых в сто (!!!) раз меньше, чем ученых США и других промышленно развитых стран.

Большинство советских книг написаны и изданы так, что ни брать их в руки, ни читать совсем не хочется. «Литература и макулатура. Портрет читателя на фоне книжного развала» — под таким названием одна из новых московских еженедельных газет «Мегаполис-Экспресс» (20.12.1990) опубликовала короткое интервью:

«Что советский народ — самый читающий в мире, мы знали с детства так же твердо, как и то, что наше метро — самое лучшее. А на самом деле — что, как, сколько мы читаем? Как сегодня меняется структура книжного спроса и предложения с переходом на рыночную экономику? Об этом обозреватель „М-Э“ беседовала с директором Московского института книги профессором Анатолием Соловьевым.

„М-Э“: Анатолий Иванович, это правда, что мы больше всех читаем?

А.С.: Нет, сегодня это далеко не так. По выпуску печатной продукции на душу населения мы находимся, по одним данным, на 42-м, по другим — на 50-м месте в мире, за нами следуют такие страны, как Бенин и Занзибар. Подчеркиваю, что имеется в виду вся печатная продукция, вся бумага, израсходованная в печатном деле. Вообще определить, сколько читает народ, довольно трудно. Еще несколько лет назад мы считали, что в личных библиотеках советских людей более 50 миллиардов книг, а сегодня, по уточненным данным, оказалось, что их всего около 14 миллиардов. Это очень мало.

„М-Э“: Есть еще показатели, характеризующие количество „потребления“ книжной продукции?

А.С.: Конечно. Например, количество книг, выпускающихся в год, на душу населения у нас в стране составляет 8–9 экземпляров. Впрочем, в это число входят и различные брошюры, методички, учебники. Доля художественной литературы составляет примерно одну четверть. Однако в мировой практике принято оценивать книгообеспечение читателя не по количеству книг, а по количеству названий. В СССР в год на один миллион человек приходится 280–290 названий книг и брошюр. Эта цифра показывает наше значительное отставание от других стран Европы, где в среднем издается 700 различных книг на один миллион человек в год.

„М-Э“: Но есть, наверное, и такие, которые совсем не читают книг, предпочитая проводить свое свободное время у экранов телевизоров, в дискотеках?

А.С.: По данным Института книги и Госкомстата СССР, в целом по стране число не читающих равно 13,6 %, или около 40 миллионов человек. Если к этому добавить тех, кто книги читает крайне редко (а таких 92 миллиона), то в итоге у нас получается „не читателей“ 132 миллиона человек, т. е. почти половина населения страны.

„М-Э“: Какая книга в этом году была самой популярной?

А.С.: Библия. Это понятно и правильно сегодня, когда многие впервые открывают для себя эту вечную книгу. На втором месте по популярности — „Архипелаг ГУЛАГ“ Александра Солженицына.

„М-Э“: Значит, согласно читательскому спросу, Солженицын оказался лидером этого года среди писателей?

А.С.: Да. Вместе с Андреем Сахаровым. Здесь, на наш взгляд, свою роль сыграл не только высокий художественный уровень их произведений, но и интерес к этим двум незаурядным личностям, борцам за права человека.

„М-Э“: А мне казалось, что сегодня охотнее всего читают детективы. Интерес к этому жанру сегодня тоже закономерен?

А.С.: Конечно. Я думаю, народ устал от политической драки, от полуголодной, полунищей жизни, от нашей страшной истории и безысходности настоящего. Людям хочется отвлечься.

„М-Э“: Может быть, переход к рыночной экономике избавит нас от книжного голода и приохотит к книге многих людей?

А.С.: Суть проблемы как раз в том и состоит, что рынок (высокие договорные цены) раскалывает общество на читающую элиту и не читающий народ. Он отчуждает от книги 60 миллионов пенсионеров, 30 миллионов инвалидов, 45 миллионов детей и учащихся. Это настоящая трагедия. Она заключается в том, что подрастает целое поколение, оторванное от книжной культуры. Отсюда — и вандализм, и растущая агрессивность в обществе, и неуважение к личности. Конечно, причин подобных явлений много, но одна из них — нехватка книг.

„М-Э“: Неужели рыночная экономика не несет ничего отрадного для читателя?

А.С.: Я этого не говорил. Рынок несет известное насыщение массового спроса. Прежде всего на художественную литературу. Вспомните, еще 5 лет назад невозможно было достать книги Булгакова, Гроссмана, Платонова, а сейчас они издаются ежегодно общими тиражами 10–15 миллионов экземпляров. Цена их на „черном“ рынке падает».

У нас все не как у людей, но некоторый прогресс наблюдается. В СССР не было профсоюза журналистов и исследовательского института по проблемам прессы. Правозащитник Сергей Григорьянц создал недавно независимый профсоюз журналистов. Центра изучения проблем средств массовой информации и коммуникации у нас и сегодня нет.

А вот научно-исследовательский институт книги у нас создали, подчинив его Государственному комитету СССР по делам печати. Интервью директора института, вышецитировавшегося доктора философских наук Анатолия Соловьева, представляет интерес как информация из первых рук (газета «Советская культура», 9.6.1990):

«В среде советской интеллигенции нередко встречаются люди, которые не чувствуют необходимости знать и культивировать идеи, принципы, идеалы, рожденные творчеством Гомера и Сократа, Соловьева и Флоренского, Бехтерева и А. Богданова, Платонова и Булгакова, Бухарина и Вавилова, Вернадского… Сегодня журналам и газетам приходится заново открывать для читателей многие имена. Небезынтересно знать, что из 86 лауреатов Нобелевской премии по литературе в центральных издательствах СССР никогда не публиковались (отдельной книгой) 25 человек.

— Считается, что у нас очень мощные личные и государственные собрания.

— Можно прозондировать проблему с точки зрения количества названий выпускаемой литературы. Как показывает статистика, количество изданий, как в зеркале, отражает периоды подъема или спада в духовной жизни. Рост приходится на период нэпа — с 1925 до 1931 года (от 32,3 тысячи до 54,6 тысячи) и годы хрущевской оттепели в 1955–1962 годах (от 54,7 тысячи до 79,1 тысячи). А резкий спад числа изданий приходится на годы нарастания сталинских репрессий — от 54,6 тысячи в 1931 году до 37,6 тысячи в 1937 году.

— А в годы перестройки?

— В 70-е годы мы в лучшем случае топтались на месте. Был, правда, отмечен и небольшой рост. Но затем книжную политику вплоть до настоящего времени определяло неуклонное медленное сползание. Вот цифры: 1985 г. — 84 тысячи наименований в год, 1986-м — 83,5, 1987-м — 83,0, 1988-м — 81,6.

Я не могу понять того безмятежного спокойствия, с которым общество, почивающее на лаврах „самого читающего“, взирает на нищенский рацион и издательскую полиграфическую базу, на которые нас обрекла командно-административная система. Напомню еще раз, что по объему производства бумаги наша великая страна, занимающая 1-е место в мире по территории, обладающая самыми большими лесными массивами, находится лишь где-то в пятом десятке. По некоторым данным, имеющиеся мощности в СССР позволяют перерабатывать лишь 12 процентов заготовляемой древесины, в то время как в развитых странах Запада — до 50 — 70 процентов. Планируемые же темпы прироста составляют порядка 5 процентов в год. С этим никак нельзя мириться».

Для представителя советской элиты одним из показателей руководящего положения, одной из вожделенных привилегий всегда была возможность регулярного получения «книжного списка». Причем вероятность обладания персональной государственной машиной с водителем или государственной бесплатной квартирой, или бесплатной на всю семью путевкой на курорт зачастую оказывалась выше, чем получение раз в месяц заветного списка книжных новинок. Достаточно было лишь отметить на полях желаемые книги и передать куда следует список с нужной, действительно символической суммой денег — и все в порядке.

До лета 1991 года чуть ли не каждое уважающее себя ведомство имело для своего руководства свой собственный канал снабжения книгами. Один «список книжных новинок» получали сотрудники ЦК КПСС и прочих сугубо партийных учреждений, другой список получали руководители высшего и среднего звена в Совете министров СССР, а также члены коллегий министерств и государственных комитетов СССР, народные депутаты СССР. Независимые ни от кого службы книжного снабжения имели также генералитет Советской армии, Академия наук СССР, Союз писателей СССР, руководящие кланы в областях, округах, союзных и автономных республиках.

Драма заключается в том, что три с лишним сотни тысяч советских библиотек снабжаются новыми книгами по остаточному принципу. Им зачастую перепадает то, что никому не надо.