Последние тайны «узника № 7»

В 1945 году Рудольф Гесс предстал перед Нюрнбергским трибуналом и был приговорен им к «пожизненному заключению за преступления против человечества». С 18 июля 1947 года он вместе с еще шестью немецкими военными преступниками был отправлен для отбывания наказания в тюрьму Шпандау, расположенную на территории британского сектора Берлина. Отныне и до конца жизни его домом стала одиночная камера, а сам он, потеряв все свои былые звания и даже собственное имя, превратился в заурядного «заключенного № 7».

Шпандау, построенную еще в 1876 году, издавна в народе называли «мешком пыток». И хотя в середине XX века узников там уже никто не пытал, пребывание в ее стенах было настолько тягостным, что некоторые из них не выдерживали и кончали жизнь самоубийством. Именно такая участь, по официальной версии, объявленной британскими властями сразу после его кончины, постигла и Рудольфа Гесса. Однако сегодня подавляющее большинство историков убеждено в том, что смерть «заключенного № 7» была насильственной. Но прежде чем перейти к исследованию их доказательств, нужно хотя бы вкратце познакомиться с условиями его тюремной жизни.

После окончания Второй мировой войны Шпандау была единственным учреждением в Западном Берлине, которым управляла совместная администрация четырех держав-союзниц. Вот что вспоминала об организации работы в ней полковник в отставке Маргарита Неручева, с 1957 года исполнявшая обязанности переводчика при заключенных: «Трехэтажное здание тюрьмы окружала стена со сторожевыми вышками. С внешней ее стороны были поставлены еще два дополнительных ограждения из колючей проволоки высотой в три метра, причем одно из них под постоянным током высокого напряжения. Тюрьма управлялась представителями четырех держав: от каждой из стран-союзниц – директор в звании подполковника, офицер-медик, а также переводчик и надзиратели. Караул поочередно менялся каждый месяц, как и председательствующие директора. Служебный персонал внутри тюрьмы состоял из лиц мужского пола из стран, принадлежащих к Объединенным нациям. Немцев на службу не принимали».

Шпандау была рассчитана на 600 заключенных. Но с 1947 года в ней содержали только семерых военных преступников, осужденных Нюрнбергским трибуналом. Неручева подробно описывала их режим, занятия и условия содержания: «Их разместили во внутреннем блоке длиной около 30 метров, где были 32 камеры. Чтобы заключенные не передавали друг другу какую-либо информацию, по обеим сторонам от каждой занимаемой камеры находились пустые. В камере стояли железная койка с матрацем, стол и деревянный табурет. В любое время заключенных могли обыскать. Камеры тщательно осматривались не менее двух раз в день. После выключения света на ночь проверка производилась с помощью электрического фонаря. Годами приученные к такому режиму заключенные спали с темными повязками на глазах. Заключение было одиночным, работа, посещение церкви и прогулки – общие. По немецким тюремным законам осужденные должны каждый день работать, кроме воскресных и праздничных дней. Вначале, когда их было еще семеро, узники Шпандау работали в камерном блоке – за длинным столом клеили конверты. Им не разрешалось разговаривать. Один из них во время работы читал вслух какую-нибудь книгу, разрешенную цензурой. При мне работы были перенесены в сад. Гесс никогда ничего не делал. Гулял по дорожкам сада или, сославшись на нездоровье, сидел на скамейке, уставившись в одну точку[21]. Однажды я наблюдала такую сценку. Гесс подметал коридор. Собрал мусор в совок и, воровато оглянувшись по сторонам – не смотрит ли кто, со злостью разбросал мусор снова…»

В поведении «узника № 7» наблюдалось немало странностей. Так он более 20 лет не соглашался на встречу со своими родными, которая полагалась ему ежемесячно, объясняя это так: «Я считаю недостойным встречаться с кем бы то ни было в подобных обстоятельствах». Но когда у него в октябре 1969 года серьезно обострилась язва и его положили в британский военный госпиталь в Западном Берлине, Гесс дал согласие на свидание с женой. По мнению Неручевой, изменить свою точку зрения на посещения близких и нарушить свое затворничество его заставило не только ухудшение здоровья. Проведя в Шпандау полжизни, Гесс вдруг почувствовал опасность. Он долго не вывешивал на стену камеры фотокарточки жены и сына, как это было положено, а хранил под матрацем. А еще систематически жаловался на состояние здоровья, подозрительно относился к пище и напиткам, боясь, что они отравлены. «Всем поведением и каждой мелочью, – по словам Неручевой, – Гесс подчеркивал свою исключительность. Отсюда и его нелюдимость, и то, что при помещении в Шпандау, как рассказывали мне старожилы, он выбрал форменную одежду с номером один на спине и коленях. К его неудовольствию, руководство тюрьмы выдало Гессу одежду № 7».

Тюремные врачи терпеливо относились к его странностям и капризам, считая их проявлением душевных расстройств. В таком состоянии, к тому же осознавая безысходность своего положения и страдая от монотонности тюремных будней, он конечно же мог решиться на сведение счетов с жизнью. Тем более, что такие попытки у него уже были: в первый год своего пребывания в Британии в статусе военнопленного он бросился в лестничный пролет, отделавшись лишь переломом ноги, а в ночь с 23 на 24 февраля 1977 года, находясь уже в Шпандау, порезал себе вены. Это было во время дежурства французской стороны. Поэтому весть о том, что 12 августа 1987 года Гесс был найден в тюремном саду повешенным на шнуре от электрочайника, вряд ли могла вызвать какое-либо другое объяснение кроме суицида. В общих чертах официальная версия смерти Гесса была сформулирована американским директором тюрьмы через несколько часов после случившегося таким образом: «Гесс, как обычно, находясь на прогулке в сопровождении надзирателя, направился к садовому домику. В это время надзирателя неожиданно позвали к телефону, и он побежал в здание тюрьмы. Когда через несколько минут он вернулся в домик, то обнаружил Гесса бездыханным с электрическим шнуром, обмотанным вокруг шеи».

На самом деле большинство обстоятельств этой смерти оказались весьма подозрительными. Много лет общавшаяся с Гессом М. Неручева свидетельствовала: «В 1987 году Гесс был не только очень стар (93 года), но и очень болен. Плохо видел. Почти не владел пальцами обеих рук. Самостоятельно не мог завязать даже шнурки ботинок. А по официальной версии, он сумел из электрического шнура соорудить нечто типа виселицы. Просто невероятно!» И это лишь один из примеров абсурдности версии о его самоубийстве, лежащий, как говорится, просто на поверхности. Множество других приведено в книгах «Смерть Рудольфа Гесса?», «История двух убийств» и «Убийство Рудольфа Гесса. Таинственная смерть моего отца в Шпандау». Последняя из них написана Вольфом Рюдигером Гессом и содержит подробнейший рассказ о расследовании всех обстоятельств этого трагического события. Она была издана сначала на немецком языке, потом – на английском. Отсутствие русского перевода в какой-то мере восполняет развернутое эксклюзивное интервью автора газете «Собеседник».

В медицинском заключении о смерти отца, полученном Вольфом Рюдигером, было указано: «Заключенный номер семь, привязав к шее заранее спрятанный им в летнем домике сада Шпандау провод от электролампы, другой конец закрепил на оконной ручке и потом спрыгнул со стула. Смерть наступила в результате асфиксии после прекращения доступа в мозг кислорода». Однако у сына этот документ вызвал большие сомнения. Во-первых, во время свиданий его отец абсолютно не был похож на человека, собирающегося свести счеты с жизнью. Более того, в последние годы он особенно заботился о своем здоровье, ибо надеялся на помилование. Против версии о самоубийстве говорит и то, что в день своей смерти Гесс надиктовал своему санитару А. Мелауи большой список покупок. Вольф Рюдигер обратился с просьбой показать ему этот садовый домик и провод от лампы, а также разрешить поговорить с американским охранником Джорданом, дежурившим в тот день. Но не тут-то было. Как он пишет: «24 августа тюрьму снесли, а домик сожгли – спецслужбы старались уничтожить улики». Кстати, вместе с домиком сгорело и главное вещественное доказательство – электрошнур.

Но наиболее подозрительным Вольфу показалось странное письмо, написанное его отцом перед уходом из жизни. В нем он просил прощение у своей бывшей секретарши за то, что отказался признать ее на Нюрнбергском процессе. Но ведь эти извинения Гесс уже давно передал ей на словах! Да и по ряду характерных эпизодов письмо больше соответствовало концу 1960-х годов, когда у него были большие проблемы со здоровьем. Похоже, что именно тогда оно и было написано, но до адресата не дошло, а было перехвачено охраной и отложено, как говорится, до «лучших» времен.

Взвесив все эти обстоятельства, сын Гесса вместе с адвокатом отца, доктором Зайдлем, решил провести собственное расследование. По его просьбе один южноафриканский юрист вошел в контакт с представителем израильских спецслужб, и тот сообщил ему об обстоятельствах убийства Рудольфа Гесса по заданию Министерства внутренних дел Великобритании. Согласно его рассказу, дело обстояло так: «Отца убили два агента британской специальной воздушной службы – подразделения разведки Ми-5 (хотя обычно ликвидацией неугодных персон за рубежом занимается Ми-6). Ни КГБ, ни германскую разведку БНД в известность о готовящейся операции не поставили. Ее спланировали так быстро, что она даже не получила обычного в таких случаях кодового названия. Агенты прибыли в Шпандау 15 августа, получив надлежащие инструкции. Отца попытались задушить четырехфутовым кабелем, но он стал вырываться и звать на помощь. На крики прибежал американский военнослужащий Джордан, однако ему были предъявлены документы спецслужб. Далее последовало „искусственное дыхание“, закончившееся переломанными ребрами». Видимо, в результате такой «помощи», оказанной британскими агентами «узнику № 7», на его теле «экспертиза наряду с повреждениями шеи, характерными для удушения, зафиксировала ушибы челюсти, гематомы на затылке, множественные переломы ребер и грудины».

Удалось выявить и другие, не менее странные факты. Как оказалось, Гесс умер не сразу. Его доставили в военный госпиталь и пытались реанимировать. Но у докторов, прибывших для реанимации, кто-то выпустил медицинский кислород из баллона. То же самое случилось и у личного массажиста Гесса. В результате в 16.10 врачами была зафиксирована смерть бывшего заключенного.

Не удовлетворившись выводами официального медицинского заключения, Вольф Рюдигер настоял на повторном вскрытии тела отца. И вот что выяснилось: «Независимая экспертиза, которую провел Институт судебной медицины в Мюнхене, показала: Рудольфа Гесса душили дважды. Что же он – дважды прыгал со стула?» А вот показания служащего Шпандау, гражданина Туниса Абдаллаха Мелауи: «Если бы Гесс хотел повеситься, он принес бы шнур от лампы из ванной – там он длиннее в несколько раз. Зачем ему было мучиться, завязывая коротенький провод?»

Сыну Гесса удалось также получить запись переговоров двух офицеров, сделанную спецслужбами в тюрьме Шпандау, в которой один из них советовал другому: «Забудь о том, что я тебе говорю. Летний домик в саду будет сожжен в течение 48 часов, и даже основная улика – электрический провод превратится в дым. И никто не сможет никогда доказать, что старый нацист не повесился собственноручно».

Все собранные документы Вольф Рюдигер передал в Скотланд-Ярд. Там возбудили «дело об убийстве» и начали расследование. Но после того как под весом полученных сведений официальная версия самоубийства стала разваливаться на глазах, генеральный прокурор Великобритании Аллан Грин распорядился прекратить расследование без объяснения причин. Сын Гесса подал в суд на правительство Великобритании, требуя признать факт убийства, но до самой своей смерти (в 2001 г.) так и не дождался его решения. Между тем, как писалось в 2013 году в газете «The Independent», Скотланд-Ярду были известны имена секретных агентов, которые могли убить Гесса в берлинской тюрьме Шпандау. Однако прокуроры посоветовали полиции не продолжать расследование.

По здравому рассуждению уход из жизни Рудольфа Гесса не мог быть добровольным хотя бы потому, что в течение 2—3-х месяцев его должны были выпустить на свободу, и он об этом знал и хотел вернуться к своей семье. А если его смерть была насильственной, то возникают вполне законные вопросы: кому и зачем нужно было убивать дряхлого старца, который четыре десятилетия провел в тюремных стенах? Вольф Рюдигер дает на них такой ответ: «Еще в 1979 году, как мне рассказывали высокопоставленные источники правительства ФРГ, Брежнев думал над тем, чтобы дать Гессу свободу: он не хотел, чтобы „все видели, что мы держим в тюрьме больного старика и делали соратника Гитлера мучеником в глазах людей“. У меня есть все свидетельства, что Горбачев тоже намеревался освободить Гесса – это должно было случиться в ноябре 1987 года, когда наступал месяц советского дежурства в Шпандау. Эту акцию хотели приурочить к визиту в СССР президента Западной Германии Рихарда фон Вайцзеккера. Но если бы отец вышел из тюрьмы, то у англичан, мягко говоря, возникли бы проблемы – молчать Гесс не собирался. Поэтому они решили заставить его это сделать. В Лондоне на допросах ему кололи наркотики». Называя главным подозреваемым в заказе на убийство Гесса правительство Великобритании, Вольф Рюдигер в то же время считал, что к его организации было причастно и руководство некоторых других стран. «Развивая свою гипотезу, – писала Неручева, – сын Гесса утверждает, что во время Кэмп-Дэвидской встречи Д. Картера, М. Бегина и А. Садата в 1978 году президент США и глава Израиля якобы подписали секретный протокол о том, что Гесс из Шпандау живым не выйдет». Так это или нет – достоверно неизвестно. Ясно лишь одно: никому из них этот важный свидетель не нужен был живым. Ведь пока Гесс сидел в тюрьме, он находился под полным контролем и не смел даже упоминать о своей «миссии мира». Но, выйдя на волю, он мог поведать всю подноготную о своем загадочном перелете в Шотландию: о том, с кем он вел переговоры и чем на самом деле они завершились. А такой компромат мог существенно подорвать репутацию не только британского правительства, но и короны.

Видимо, поэтому, несмотря на многочисленные доказательства, опровергающие версию о самоубийстве, никто, кроме Вольфа Рюдигера Гесса, директора Мюнхенского института судебной медицины доктора Шпана, проводившего повторную экспертизу, адвоката Зайдля и нескольких журналистов, поднимать шум по поводу странной смерти старого нациста не стал. Зато сразу же после похорон Гесса получила вторую жизнь еще одна версия его гибели, названная исследователями «версией о двойнике». Она появилась в различных вариантах, буквально сразу же после приземления Гесса в Шотландии. Сначала поговаривали о том, что «наци № 2» был убит еще в начале 1941 года, когда стало известно о его намерении лететь на переговоры с англичанами. А вместо него к британцам был отправлен другой, очень похожий на него человек. Потом заговорили о том, что подмена «летчика-миротворца» произошла уже на британской земле. Возможно, что самолет Гесса был сбит над Северным морем по приказу Геринга. Для него, как для главнокомандующего Люфтваффе, не составляло никакого труда организовать исчезновение и подмену Гесса. И сделал он это, скорее всего, не по приказу фюрера, а участвуя в борьбе за власть, которая велась между нацистскими лидерами. А может быть, это было организовано теми из них, кто выступал против заключения сепаратного мира с Великобританией.

Согласно еще одному варианту этой версии, английские спецслужбы тихо убрали подлинного Гесса в 1967 году, уже во время пребывания в Шпандау, заменив его двойником. Поводом для такой интерпретации событий послужило сенсационное заявление, сделанное в сентябре 1973-го известным английским врачом военного госпиталя в Западном Берлине Хью Томасом о том, что его пациент не является Рудольфом Гессом. Дело в том, что, проводя медицинский осмотр единственного на тот момент заключенного Шпандау, доктор не обнаружил у него на груди никаких следов давнего пулевого ранения. Между тем он был знаком с фотокопией медицинских документов Гесса, в которых значилось, что в августе 1917 года тот был тяжело ранен в левое легкое: «пуля прошла между аортой и сердцем, едва не задев их» и «вышла с обратной стороны на расстоянии пальца от позвоночного столба». Доктор Томас отлично знал, что «при таких телесных повреждениях рубцы остаются на всю жизнь!»

Пытливого хирурга так заинтересовала загадочная история «летчика-миротворца», что, помимо медицинских показателей, он занялся исследованием и других встречающихся в ней «странных» фактов. И к своему удивлению обнаружил, что на фотографии, сохранившейся у адъютанта Гесса Карлхайнца Пинча, его самолет имел номер NIC-11, а самолет, который приземлился в Великобритании и ныне хранится в военном музее в Дэксфорте, имеет номер NJ+OQ. Помимо номера, эти летательные аппараты отличались между собой тем, что первый, как мы знаем, не имел под крыльями дополнительных резервуаров для топлива, а у второго они были. Кстати, один из них был найден на следующий день после приземления «немецкого гостя» в реке Клайд.

Такая же нестыковка была обнаружена и при сопоставлении летных костюмов. Судя по имени, написанному на подкладке, Гесс перед вылетом взял костюм взаймы у своего приятеля Гельмута Кадена, который имел более крупное, нежели у него, телосложение. На летчике, задержанном в Шотландии, костюм сидел как влитой и никакой надписи на нем не было. Не меньше поразило Томаса и то, каким образом была установлена личность прилетевшего. Поскольку никаких документов, кроме личных фотографий, при нем обнаружено не было, основой для идентификации послужило опознание его герцогом Дугласом Гамильтоном и бывшим британским консулом в Берлине Айвоном Киркпатриком, которые кратковременно виделись с Гессом еще до войны.

Еще больше вопросов появилось после ознакомления с архивными материалами. «Я изучил все протоколы допросов этого человека, – сообщал Томас. – Почему он, направленный с важнейшими предложениями заключить мир, произносит слова абсурдные? Для руководителя такого ранга у него были существенные пробелы, касающиеся как знания собственной страны, так и установленного дипломатического протокола. Арест нацистского руководителя такого масштаба представлял значительный пропагандистский эффект для англичан. Почему тогда Черчилль запретил фотографировать пленного?» К этому можно добавить и многое другое. К примеру, избирательные пробелы в памяти, чередующиеся с воспоминаниями, отказ от встреч с родными.

Хью Томас настаивал, чтобы «заключенный № 7» был осмотрен международной экспертной группой. Но это не было сделано. И только в 1987 году, после смерти последнего узника Шпандау, при вскрытии его тела мюнхенским профессором Айзенменгером в легком был обнаружен след от пули. В связи с этим версия о двойнике была признана неправдоподобной. А ведущий патологоанатом Института судебной медицины, профессор Вольфганг Шпан, по результатам повторной экспертизы сделал однозначное заключение, свидетельствующее о насильственной смерти Гесса: «При повешении странгуляционная полоса неминуемо уходит вверх в том месте, где веревка или кабель поднимаются к точке своего крепления. На посмертных фотографиях Гесса хорошо видны следы на шее – они проходят параллельно. Могу сказать совершенно определенно – это не было самоубийством».

Таким образом, затянувшееся «миротворческое путешествие» Гесса закончилось в 1987 году не по его воле. А через четверть века не осталось практически никаких следов его пребывания на земле: были уничтожены все его вещи, фотографии, дневники, записные книжки и даже могила. Не осталось никаких вещественных доказательств. В течение менее чем года после смерти была снесена также тюрьма Шпандау, а на ее месте построен бизнес-центр. А загадки остались. Вероятнее всего, они спрятаны в секретных документах о пребывании Гесса в Англии, которые британское правительство сначала обещало обнародовать до 2000-го, потом до 2017-го, а теперь аж до 2040 года. «Доживут» ли они до своего рассекречивания, или английский вояж Черной Берты станет лишь одним из сюжетов для очередного политического триллера?