Передвижник

Нынешний год ознаменовался очень замечательным для русского искусства явлением: некоторые московские и петербургские художники образовали товарищество с целью устройства во всех городах России передвижных художественных выставок. ‹…› С какой бы точки зрения мы ни взглянули на это предприятие, польза его несомненна. Полагая начало эстетическому воспитанию обывателей, художники достигнут хороших результатов не только для аборигенов Чухломского, Наровчатского, Тетюшского и других уездов, но и для самих себя. Сердца обывателей смягчатся – это первый и самый главный результат; но в то же время и художники получат возможность проверить свои академические идеалы с идеалами чебоксарскими, хотмыжскими, пошехонскими и т. д. и из этой проверки, без сомнения, извлекут для себя небесполезные указания.

М. Е. Салтыков-Щедрин. Первая русская передвижная художественная выставка

Идея передвижения художественных произведений по России для пользы российского просвещения благородством своей задачи не может не вызывать одобрения. Но скептики всегда найдутся. Так оно и было в семидесятых годах века девятнадцатого, когда к восторженному в отношении передвижников энтузиазму Стасова добавил свою «ложку дегтя» ироник Салтыков-Щедрин. Спустя почти полвека к опыту передвижников обратились в Наркомпросе, посчитав его самым верным способом приблизить искусство к народу и, наоборот, народ к искусству.

«‹…› Однако же досадно, что тебя награждают такой убогой выставкой на показ провинции, ты сам мог бы иную собрать, и тебе не пришлось бы краснеть за хороший товар»[484], – писал Кандаурову Богаевский, получив его сообщение о предстоящей поездке с передвижной выставкой по городам России. К занятости друга в столичном «министерстве просвещения» Константин Федорович всегда относился без почтения: «Мой совет тебе, поменьше и слегка заниматься своей службой в Наркомпросе; чего ради тратить свои силы там, где сколько ни свети, все равно будет темно»[485]. Но Кандауров все равно «светил».

Так называемая «Первая передвижная выставка живописи и графики», которой «наградили» Константина Васильевича, пришлась на май – июль 1929 года. Корректируя первенство в названии выставки, отметим, что в 1925-м ей предшествовала «1-я государственная передвижная выставка картин» (Москва – Саратов – Сталинград – Казань – Нижний Новгород), но эта отличалась полнотой и представительностью. В каталоге выставки указаны 304 произведения 143 участников различных групп и объединений, а также не входящих в них художников. Не слишком умело характеризуя состав выставки, газета «Северный рабочий» от 28 мая 1929 года писала: «Выставка, несомненно, заслуживает огромного внимания, и не только потому, что она первая, но и потому, что на ней богато представлены почти все группировки современных русских художников, от реалистов, давших прекрасные пейзажи (Петровичев, “Весенняя дорога” и другие), идущие от старых школ, до группы ОСТ, одной из интересных по методу творчества. Интересны картины художников, объединенных в АХР (“Физкультурница” Ряжского, “Литейный цех” Радимого, несколько, пожалуй, мрачный “Мясо везут” Савицкого, “Батрак” Соколова-Скаля). Из работ ОСТ отметим блестящую картину Штеренберга “Крестьянин”, картины Лабаса, “Красноармеец” и “Портрет профессора Федорова”, острый рисунок Пименова. Станковисты сумели найти живые линии, интересные цвета (подчас прямо звучащие: “Трубы” Лучишкина); они сумели по-новому воспринять и показать мир. Богато представлены рисунки, из которых выделяется Дейнека и любопытный карандаш Ю. Оболенской. Очень неплохи произведения молодых художников, объединенных в группе “Рост”; отдельные картины художников “Бытия” останавливают внимание (напр. “У московской витрины” Колобова, “Комсомолки” Базанова)»[486]. Добавив в упомянутый ряд работы Богаевского, Волошина, Бруни, Гончарова, Кузнецова, Купреянова, Фаворского, Ульянова, Митурича, Тышлера, Фонвизина, других преуспевших или только начинающих экспонентов, чьи имена остались в искусстве независимо от принадлежности к той или иной группе или направлению, отдадим должное художественному вкусу и стараниям Константина Васильевича, которому все же удалось отстоять для выставки «свои» картины и рисунки, вписав их в формат передвижки, предназначенной для рабоче-крестьянской аудитории.

Маршрут выставки помогают установить адреса писем Кандурова Оболенской: Иваново-Вознесенск – Ярославль – Рыбинск – Тверь – Калуга – Тула. Путешествие во всех смыслах оказалось нелегким – самостоятельная упаковка, транспортировка, размещение работ в неприспособленных помещениях, вечное отсутствие денег – все бы ничего, когда бы ни слабый интерес неподготовленной аудитории: выставки стояли пустые. Это смущает даже профессионального выставочного антрепренера Кандаурова: «Оказывается, что и другие предприятия, как то: театры, концерты и т. д. тоже не пользуются вниманием, а только если объявить бал с танцами, то тогда народ повалит. Как это странно!»[487]. И дело не в том, что сроки выставок в каждом городе были слишком коротки для того, чтобы «раскачать» провинциальную публику. Пожалуй, Щедрин оказывался прав: идеалы уездных «аборигенов» уж очень далеки от столичного искусства, и сделать его достоянием народа было не так уж и просто. Впрочем, в отличие от демократичного Товарищества передвижников, идеологи культурной революции конца двадцатых годов ставили для этого самого искусства жесткие рамки, требуя превратить его «в мощное художественное орудие коммунистического воспитания масс». Но, как уже сказано, Константин Васильевич умел делать свое дело, будто эти указания были чем-то внешним, для него и сюжеты, а тем более названия картин, были не слишком важны. Не «что», а «как», не слова, но краски. Он рад общению с новыми людьми, счастлив созерцанием волжских пейзажей, старинных русских городов. Его приводят в восторг девушки в ярких нарядах или тарелка земляники с молоком. Все остальное – «мелкие толчки жизни»… Конечно, это написано прежде всего для того, чтобы поддержать, отвлечь от грустных мыслей Юлию Леонидовну, вернуть ее к работе художника.

24–25 мая 1929. Ярославль