2. Улики говорят

2. Улики говорят

Преступление было совершено всего в пятнадцати километрах от узловой станции Сосновка. Кругом в районе станции были разбросаны многочисленные села и рабочие поселки. Конечно, преступник мог появиться из любого здешнего населенного пункта. Да и след его уходил в сторону села Корольково. Но Гаршин решил начать поиски прежде всего с самой станции. Для этого у него были свои соображения.

Проход воинских эшелонов через эту станцию — явление весьма редкое. Об их следовании знают только работники станции. Заранее знали они и об эшелоне с призывниками. Значит, есть основание искать преступника или его соучастников в первую очередь на самой станции.

Гаршин работал в здешнем дорожном управлении органов безопасности всего полгода, но вспоминал — его знакомили со следственными материалами, — что минувшей зимой при прохождении через станцию железнодорожного состава с тракторами для целинных земель кем-то в последнюю минуту была переведена стрелка на путь, занятый подошедшим пассажирским поездом. Только смелый поступок безусого стрелочника Алексея Огонькова предупредил тяжелое крушение.

Зима в те февральские дни была на редкость суровой. Морозы доходили до 30—32 градусов, а вьюги крутили так, что в глазах темнело. В один из таких вьюжных дней и выдалось дежурить только что поступившему на работу Алеше Огонькову. Был уже вечер, когда Огоньков, открыв путь проходящему поезду, забежал рядом в будку доложить об этом дежурному по станции и обогреться. Парень не заметил, да и не мог заметить, что в тот момент из-за будки, тесно прижавшись к ней и глубоко втянув голову в поднятый воротник полушубка, выглядывал какой-то рослый человек в надвинутой на брови ушанке. Всего несколько минут пробыл стрелочник у телефона, погрел руки у чугунной печурки, а когда выскочил на улицу, заметил, что балансир стрелки перевернут в другую сторону. Огоньков в испуге схватился обеими руками за ручку балансира — она не поддавалась. Еще и еще раз потянул он ее на себя, упираясь ногами в шпалу — результат тот же.

— Заклинили! — мелькнула мысль, и, бросившись вперед, парень увидел металлическую пластинку, заложенную между пером и рельсом. Огни паровоза уже ослепили Огонькова, когда он переводил балансир на место, рискуя попасть под надвигавшиеся колеса.

Так и не удалось тогда установить, кто перевел стрелку на занятый путь. На следующий день, правда, сотрудники линейного отделения милиции нашли зажатым между дальними рельсами оторвавшийся каблук чьего-то сапога, но кому он принадлежал, установить не удалось. Гаршин, сидя в своем кабинете и разрабатывая план дальнейшего расследования последнего происшествия на линейном участке, вспомнил сейчас об этом случае и подумал, что, возможно, убийство обходчика и первая попытка сбросить под откос эшелон — действия одного и того же преступника. Вызвав к себе лейтенанта Самарцева, подполковник сказал:

— Если предположить, что преступник — работник станции, то он, видимо, в вечер убийства Кочеткова был свободен от дежурства. Поэтому, товарищ лейтенант, надо срочно выяснить, кто из местных работников находился в то время на смене, кто отдыхал, кто был в отъезде. Понятно, это еще не решение вопроса, но давайте пока пойдем по методу исключения. Потом, кстати, как с материалами криминалистической экспертизы?

— Только что поступили, товарищ подполковник…

— Очень хорошо, доставьте их мне сейчас, а сами не теряйте времени.

На столе появились уже известные Гаршину материалы, но теперь с точными и определенными выводами криминалистической экспертизы. Первый из них утверждал, что убийца стрелял патронами к пистолету «ТТ», но из немецкого пистолета парабеллум. Такое заключение эксперт-криминалист Чеботаренко обосновывал прежде всего тем, что на капсюле гильзы след от удара бойка, оставшийся при выстреле, имеет круглую форму. Следы патронного упора — круглые, дульце раздутое. «ТТ» же оставляет след от бойка в виде груши, и этот след можно отличить от следов тысячи пистолетов. Извлеченная из тела убитого обходчика пуля оказалась испещренной многочисленными трассами, расположенными беспорядочно. Было похоже, что она «болталась» в стволе, а не шла по нарезам. Такое явление объясняется тем, что пуля выстрелена из пистолета, калибр которого был больше калибра пули. В акте экспертизы этот вывод подкреплялся и еще рядом важных данных.

«И тут негодяй хотел нас запутать, — подумал Гаршин. — Именно для этого он специально использовал некалиберный патрон. Выходит, что надо искать не «ТТ», а парабеллум. Да, опытный и хитрый диверсант, но мы эту хитрость уже раскусили».

«Дальше эксперты утверждают, что убийца был в брезентовой одежде, скорее всего в дождевике, — рассуждал Гаршин, читая заключение об исследовании отпечатка локтя, оставленного на песке, и спросил себя: — А кто из железнодорожников не имеет такой одежды, — ведь почти каждый? Впрочем, всё выяснится, эта улика тоже пригодится».

В кабинете Гаршина уже ярко горел вечерний свет, когда вошел Самарцев Он вынул из кармана записную книжку и стал докладывать, что из 117 работников станции и депо, не бывших на смене в час происшествия, 25 занимались в вечерней школе, 10 выезжали в город, 45 были на вечере самодеятельности в местном клубе, остальные — дома. Кто же эти 37 человек?

Пришлось поздним вечером вызвать начальников отдела кадров депо и станции и попросить для ознакомления личные дела этих тридцати семи. Как и следовало ожидать, почти все они были вне всякого подозрения. Внимание, правда, привлекло к себе личное дело слесаря депо Леонида Кузьменко, 1924 года рождения. Как было видно из документов, он судился за хищение хлеба в колхозе. Был уличен и в попытке приписать выработку в нарядах уже на работе в депо. Пьянствует, имеет взыскания за нарушение трудовой дисциплины. Но Кузьменко оказался совсем приземистого роста, физически хилым. Ему, конечно, было не под силу перенести на себе грузное тело убитого обходчика и сдвинуть рельсы. Обувь Кузьменко носит тридцать девятого размера, у преступника — сорок второй. Но, может быть, он действовал не один? Это пока ничем не подтверждалось.

Так, осторожно и подробно продолжали сотрудники знакомиться с личными делами железнодорожников.

Следствие продолжалось уже четыре дня, когда на прием к Гаршину неожиданно попросилась какая-то старушка с краснощеким белобрысым пареньком. Назвалась она Михайловой Прасковьей Андреевной, а о пареньке сказала, что он ее внук, Алешка. Старушка была маленькая, с подслеповатыми глазами, но торопливая, видно, привыкла всюду чувствовать себя как дома, рассудительная женщина. Она развернула принесенный ею в мешковине пакет и положила вдруг на стол подполковника тяжелые кирзовые сапоги. Сапоги были густо покрыты плесенью.

— Это вам, товарищ начальник, — медленно произнесла она.

Гаршин удивленно смотрел то на старушку, то на сапоги.

— Не понимаю вас, Прасковья Андреевна, — ответил Гаршин.

— А что ж тут понимать, один сапог-то без каблука, — как бы испытывая подполковника, загадочно сказала женщина.

— Да, он действительно без каблука, — протянул Гаршин и, рассматривая развороченную подошву у задника, где когда-то находился каблук, он стал что-то вспоминать.

— Так это же, батюшка мой, наверно, сапоги того ирода, который хотел сделать крушение, когда дежурил на стрелке мой внук, вот этот, Алешка, — сказала, наклоняясь к столу, Прасковья Андреевна. Алешка при этом приподнялся, но ничего не сказал.

— Так ты, парень, и будешь стрелочник Алексей Огоньков! — широко улыбаясь, проговорил Гаршин и, подойдя к смущенно залившемуся краской юноше, обнял его за плечи.

— Теперь всё понимаю, всё вспомнил. Спасибо вам, Прасковья Андреевна! Только где же вы достали эти сапоги и, главное, чьи они? — спросил Гаршин и сел на стул перед столом напротив старушки, внимательно слушая ее неторопливый рассказ.

Оказывается, хозяином пары сапог может быть только квартирант Михайловых, слесарь депо Василий Бражник. Живет он у Михайловых уже третий год. Парень вроде как парень, а сапоги эти и вызвали у старушки сомнение.

— А где же были эти сапоги? Знает ли Бражник, что вы их нашли? Знает ли он, что вы пошли ко мне? — быстро спросил Гаршин.

Нет, Бражник ничего обо всем этом не знал. Сапоги же оказались во дворе Михайловых, в старом, давно заброшенном колодце. Как раз в этот самый колодец, а он довольно глубокий, попал Шишка.

— Кто это Шишка? — спросил совсем повеселевший Гаршин.

— Алешки моего рыжий, да такой, знаете, озорной пес, — отвечала Прасковья Андреевна и продолжала: — И Шишку было жалко Алешке, а мне за Алешку тоже страшно — колодец-то темный, как в дыре. Парень всё же решил спуститься. Дала я ему свое согласие и сама, старая, помогала привязать веревку к ближнему дереву, груша-то была, помогла обвязаться и внуку. Полез он туда. Слышала, как лаял там от радости Шишка — как они выберутся, — думаю, — но смотрю, Алешка мой с Шишкой в обнимку тянется по веревке. Шишка у него смирно сидит на плечах, а под мышкой у Алешки вот эти самые сапоги. Видела я их у Бражника раньше, а с зимы не вижу.

— Так вот и выходит, что квартирантушка наш хотел загубить и поезд и внука моего Алешку тоже, — заключила старушка.

Гаршин поднялся и крепко пожал руку сперва Прасковье Андреевне, потом ее внуку, стрелочнику Алексею Огонькову.

— Только, товарищи, нигде, никому, ни одного слова обо всем, что у нас здесь происходило, — начал было Гаршин.

Но Прасковья Андреевна, подписывая протокол, нетерпеливо перебила подполковника:

— Упаси боже, за тем к тебе и пришли, чтобы другие ничего не знали.

Поклонившись Гаршину, она сперва пропустила вперед своего внука, потом вышла сама.

Гаршин был и обрадован и взволнован приходом неожиданных посетителей. Он вызвал лейтенанта Самарцева.

— Так вот, Василий Васильевич, какова бабушка и каков внучек, с такими людьми можно жить и бороться, — весело заключил Гаршин свой рассказ о недавнем визите. — А теперь быстро разыщите в архиве этот каблук, и будем действовать дальше.

Каблук был вскоре доставлен. Он оказался «своим» для принесенного старушкой сапога. Убедившись в этом, Гаршин решил сейчас же отправиться в депо. Надо было срочно познакомиться в отделе кадров с личным делом Бражника, поговорить о нем с начальником депо. Но прежде всего Гаршину хотелось одним глазом взглянуть на самого Бражника. Подполковник был убежден, что тот имеет прямое отношение к преступлению на линейном участке. Едва Гаршин оделся, как дежурный доложил, что к нему просится на прием еще один посетитель.

В практике каждого следователя бывает много тяжелых, запутанных дней, но бывают и такие, когда нежданно-негаданно приходят всё новые и новые подтверждения выдвинутой им версии.

В кабинет к Гаршину вошел личный друг по дому и товарищ по работе убитого Кочеткова — путевой обходчик соседнего участка Петр Никандрович Васильков. Это был крепкий, с аккуратно подстриженной седой бородкой человек, потомственный путеец.

— Что скажешь, Петр Никандрович? — понимая, что обходчик пришел к нему неспроста, встретил его вопросом Гаршин и предложил стул.

— Так тут дело вот какое, товарищ подполковник, — садясь проговорил Васильков. — Я насчет Спиридоныча.

— Да? А что насчет Спиридоныча? — неторопливо спросил Гаршин.

— Есть у меня, понимаешь, подозрение, — он приподнялся, наклонился через стол ближе к Гаршину и, доверительно понизив голос, продолжал: — Спиридоныча-то убили в пятницу, а в четверг я шел, как всегда, по своему участку и уже добрался до кочетковского, вижу — парень там разгуливает. Я его еще издалека узнал и кричу: «Ты, что, бездельник, в рабочий день здесь ходишь?» А Бражник отвечает…

— Какой это Бражник? — выйдя из-за стола, спросил Гаршин — ему даже показалось, что он ослышался.

— Да этот хлопец из депо, слесарь Васька Бражник, тут его все знают, раньше настоящим раклом был, а теперь, сказывают, в люди выбился…

— И что же он делал на полотне?

— Я его тоже об этом спросил.

— А он?

— Ну, а он вот что сказал: «Не видишь разве, старик, погода-то какая! Вот я с бабой и забрался на прогулку, где лес погуще. Только молчи, старик, она жена мужняя, беда будет», — и пошел в посадку.

— А почему же ты, Петр Никандрович, сразу, в первый же день после убийства Спиридоныча не пришел к нам и ничего не сказал об этом? — спросил Гаршин.

Но оказалось, что Васильков утром в день происшествия уехал в город к своей дочери — она родила сына — и вернулся вот только несколько часов назад.

— Кабы знал, что такая беда, бегом бы прибежал тогда же, — сокрушенно отвечал обходчик.

— А каков он с виду будет — этот самый Бражник?

— Молодой, а здоровенный мужик, не в каждую дверь войдет, — неприязненно сказал Васильков, не подозревая, что его слова завершили словесный портрет врага, мысленно уже давно нарисованный подполковником.

Гаршин поблагодарил Василькова за ценные показания, пообещал всё проверить и попросил обходчика нигде и никому не рассказывать о виденном.

— Понимаю, как же, понимаю, — сказал Васильков и, попрощавшись, ушел.

— Так вот, Иван Иванович, как складываются обстоятельства, — обращаясь к самому себе, задумчиво проговорил Гаршин. — Простые наши люди не дают врагу жить на нашей земле.

Он вызвал машину и поехал в депо к начальнику отдела кадров.

— А вон и сам Бражник, — получасом позднее сказал Гаршину начальник отдела кадров депо, когда подполковник приехал к нему. Из окна отдела кадров хорошо были видны огромные деповские ворота, откуда только что вышел высокий, широкоплечий человек в замасленной спецовке паровозного слесаря. Лицо у него крупное, скуластое, шаг широкий, походка тяжелая Бражник шел с опущенной головой, как обычно ходят люди, погруженные в свои переживания. Гаршин долго следил за ним взглядом, пока тот не скрылся за поворотом депо.

Да, облик Бражника всё больше совпадал с представлением Гаршина о том человеке, который совершил преступление на линейном участке. Наблюдая сейчас за Бражником, подполковник на какое-то мгновение представил, как тот нес на себе убитого Спиридоныча.

— Так… Давайте, товарищ Шмелев, познакомимся с его личным делом, — обратился к начальнику отдела кадров Гаршин.

Личное дело Бражника не содержало ничего такого, что могло бы дать в руки подполковника какие-либо новые важные факты.

Бражник — уроженец одного из местных сел. В 1945 году окончил ремесленное училище и с тех пор стал работать в депо. Был вначале комсомольцем, но ненадежным: возились ребята с ним долго, и уговаривали, и прорабатывали, но тот частенько хулиганил, один раз даже был уличен в мелкой краже. «Мало зарабатываю», — оправдывался он тогда. Но вот уже больше года, как Бражника не узнать. На работе на него не жалуются, стал исполнительным Смотрит за собой, деньги, видно, всегда имеет и немалые.

Все эти последние подробности Гаршин узнал из рассказа зашедшего по его просьбе в отдел кадров начальника депо Голубкова.

— А откуда у него деньги? — спросил Гаршин Голубкова.

— Я, правда, этим особенно не интересовался, но в депо у нас заработки неплохие, люди, сами знаете, покупки всякие хозяйственные делают, вон сколько домов новых только в этом году понастроили, и каких домов!

— Мы занимались проверкой, кто из работников станции в пятницу вечером, когда произошло убийство Кочеткова, был свободен от дежурства по смене, — заговорил Гаршин. — Я снова просмотрел список не занятых в тот вечер на смене людей и обнаружил в нем фамилию Бражника. Но тогда, при проверке, он, по-видимому, не вызвал у нас никаких подозрений. А вот теперь очень важно установить, что же он делал и где был в те часы.

— Бражник в тот вечер работал, — неожиданно сказал Голубков.

— Как работал? — горячо спросил Гаршин.

Голубков рассказал о том, что в пятницу вечером он дал указание «расшить узкие места» в депо — срочно заканчивали ремонт двух паровозов. Для этого на вторую смену была оставлена бригада паровозных слесарей, в том числе и Бражник.

— Правда, я припоминаю, мастер мне в тот день говорил, что Бражник и еще двое слесарей отказывались остаться на вечернюю смену из-за своих личных дел, но через некоторое время Бражник пришел к мастеру и сказал, что будет работать.

— Значит, совершенно точно, что Бражник работал весь вечер и никуда не отлучался?

— Совершенно точно. Это может подтвердить наряд и мастер Шубин.

«Выходит что-то не так», — подумал Гаршин. Рушилось здание обвинения, которое уже было подготовлено у него в мыслях.

Так это не Бражник совершил преступление на линейном участке? Значит, должен быть кто-то другой. Но кто? Ведь еще несколько минут назад Гаршин считал, что для него уже почти всё ясно. Он полагал, что имеет все основания для того, чтобы немедленно задержать Бражника, произвести у него обыск. Что же теперь?

— Значит, вначале, говорите, товарищ Голубков, Бражник отказался остаться на вторую смену, а потом пришел? — снова обратился к начальнику депо и мастеру Гаршин.

— Да, так именно оно и было, — сказал Шубин.

Теперь у Гаршина созрело новое решение и, попрощавшись, он быстро вышел к машине.

Был уже поздний вечер. В открытые окна машины теплый ветер доносил запах наступившей осени. Кругом в домах гостеприимно мелькали электрические огни. Под цветными абажурами в покое домашнего уюта люди отдыхали, строили планы на будущее. По аллеям оставшегося позади парка еще прогуливались запоздалые парочки. А Гаршин снова, уже который день без отдыха, торопился к себе в кабинет.

— Самарцева! — бросил он на ходу дежурному, зная, что лейтенант никогда не уйдет домой раньше его самого. — Немедленно, не теряя ни минуты, установить тщательное наблюдение за слесарем Бражником, — говорил Гаршин, когда появился в его кабинете лейтенант. — Не терять из виду ни днем, ни ночью. Надо знать, где он бывает, с кем встречается. Понимаете меня?

— Так точно, товарищ подполковник, разрешите выполнять? — И Самарцев тут же вышел.