3. Дорофея рассказывает…

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3. Дорофея рассказывает…

Еще в тот день, когда Любка впервые зашла в магазин Хачатура, она увидела там свою новую знакомую, толстушку Дорофею Пантелеймоновну, величавшую себя Додочкой. Она сидела за окошком кассы — круглолицая, в прозрачной с глубоким вырезом блузке, весело перебирая низко спускавшуюся на грудь нитку стеклянного жемчуга и была точь в точь, как портрет в раме. Теперь же обе считали себя давнишними приятельницами. Встречаясь, они болтали обо всем, что только взбредет в голову.

Так было и на этот раз. Встретились они случайно после закрытия магазина и расположились в ближнем сквере на скамейке у фонтана.

— Признайтесь, милочка, Хачатурик за вами понемножку ухаживает, признайтесь, дорогая, это меня нисколечко не обидит, — говорила Дорофея, взяв в свои пухлые руки руку Любки. — Он, миленькая, хороший, очень хороший, настоящий мужчина. Главное — добрый. Денег не жалеет.

— Для вас не жалеет, Додочка?

— Он знает, что я его люблю. Он и для вас хорошее делает. Скажите, сколько вы первый раз заработали — тысячу, да? Вот видите. Мне Хачатурик говорил. У него вообще от меня нет секретов.

— Да, он, наверное, умный, умеет всё делать…

— Еще как умеет делать, дорогая. Если бы вы только всё знали, — как-то таинственно проговорила толстушка.

Любка чувствовала, что та хочет о чем-то ей рассказать, но не решается.

— Знаете, милочка, мы с вами на одной веревочке, поэтому сообщу вам один секрет, но только, — Додочка поднесла палец к губам и, хотя она никогда не могла быть серьезной, попыталась сосредоточиться. — Так это же Хачатур придумал коллективную ответственность, за которой сейчас бегает уже несколько завмагов, как за юбкой.

— Какую коллективную ответственность? О чем это вы?

— Ах, какая вы, милочка, неграмотная. Разве вы ничего не слыхали о коллективной ответственности?

— Понятия не имею, Додочка.

Любка вообще раньше не имела никакого понятия о том, кто и за что в магазинах отвечает, хотя понимала, что какой-то твердый порядок там безусловно существует. Теперь же становилось ясно, что в тех же книжных магазинах, скажем, каждый продавец или бригада продавцов несут так называемую материальную ответственность за свой отдел. Не хватило книг в отделе — они и выплачивают стоимость их при получении зарплаты.

— А Хачатурик додумался и на общем собрании проголосовал за коллективную ответственность, — продолжала весело Дорофея. — Это, как он говорит, воспитательная мера. Все должны отвечать в его магазине за одного я один за всех. Не хватило одной книжки — все вносят по рублю — и недостачи нет. Не хватило десяти — то же самое.

— Не понимаю, Додочка, какой смысл в этом, никак не понимаю.

— Эх, вы, а еще тоже запустили коготки в книжное дело, — с упреком проговорила толстуха и стала объяснять. — Смысл, милочка, прямой. У нас есть, понимаете, десять киоскеров — ну, тех, что продают книги на лотках и в киосках. Деньги они сдают заведующему.

— Зачем?

— Снова зачем! Так в этом же всё дело, милочка. Они сдают деньги заведующему, а я выдаю им квитанции и ставлю печать на них. Понимаете? Нет? Деньги эти не учитываются, и они у нас свободны. А в конце месяца, когда обнаруживается недостача книг, мы все коллективно вносим по сто, по двести рублей, — когда как. И недостачи нет. Вот какую штуку Хачатурчик придумал, — весело закончила она.

— Выходит, что продавцы оплачивают из своей зарплаты то, что вы с завмагом присваиваете? — вся вспыхнув, зло сказала Любка.

Дорофея посмотрела на нее сперва испуганно, потом ее круглое лицо расплылось в привычной улыбке.

— Зачем же так, миленькая, вы нехорошо сказали? Хачатурчик же помогает им и премию получать. Разве он не имеет права на большее? Да и вы пользуетесь тем же. Разве книжки, которые вы продаете, всем достанутся?

— Да, да, Додочка, я вас не поняла: вначале, конечно, имеет право, полное право, — проговорила Любка и заторопилась домой.

— Только умоляю, милочка, не проговоритесь, иначе Хачатурчик очень обидится на меня. А я не люблю, когда он обижается.

— Что вы, что вы, — произнесла Любка и скрылась в ближнем переулке.