4. Когда поступили «Двенадцать стульев»

4. Когда поступили «Двенадцать стульев»

Кто об этом первым узнал в городе — трудно сказать, во всяком случае накануне вечером синеглазый цыган, встретив свою приятельницу, сказал:

— Любушка, завтра у нас большой день, для вас еще одна новая страница из книги нашего бытия.

Любка посмотрела на Василька ласковыми, широко открытыми глазами.

— Скажу, всё скажу, зайдем только на минутку в подвальчик.

— Я подожду, мне неудобно, — возразила она.

— Ерунда, Любушка, всё удобно, когда надо, а сейчас я должен встретить там одного деятеля.

Они спустились по крутой лестнице в глубокое, без окон, но ярко освещенное люстрой помещение. Здесь было шумно. Вино пилось стаканами, тосты произносились на повышенных тонах. Синеглазый оглянулся.

— Сейчас подойдет. — И заказал два стакана портвейна.

— Мое почтение, Василек, — сказал вдруг подошедший маленький узкоплечий старичок. Он был изрядно пьян, но говорил еще довольно твердо. — Завтра будет буря, — начал было он.

Но голубоглазый перебил:

— Знаю, Жорж, я не для этого хотел с вами встретиться. Мне кровь из носу, но на утро надо достать томик Фейхтвангера.

— «Гойю»?

— Вы, Жорж, гений. Даю пятьдесят при номинале семнадцать шестьдесят.

— Будет, — сказал он и посмотрел голодными глазами на вино. Синеглазый передал ему стоящий перед ним стакан.

— Только больше ни глотка, не подводите…

Любка смотрела на старичка и старалась вспомнить, где она его видела. Ага! Вспомнила. Это было в первый день ее выхода на «пятачок». Старик тогда продавал «Последнее дело Коршуна».

— Кто он? — спросила Любка, когда старик ушел.

— Длинная и печальная история, Любушка, — произнес синеглазый, а когда они вышли на улицу, коротко рассказал о Дмитрии Петровиче Лебедеве, известном теперь под кличкой «Жорж».

— Филолог от природы и по образованию. Жуткий библиофил. Тридцать пять лет собирает библиотеку. В комнате у него лишний стул негде поставить — всё забито книгами. Десять лет назад потерял жену и запил. Много раз лечился, не помогало. На него все махнули рукой. А он стал отходить — лечился таким средством, как библиография, но было уже поздно. Теперь промышляет среди нас. И снова пополняет свои стеллажи. Бывает, копейки нет, но книги своей ни одной не продаст.

— Жаль человека, — грустно проговорила Любка и добавила: — А попадется с книгами на рынке — посадят, правда?

— И нас посадят, если попадемся, да надо не попадаться, — засмеялся синеглазый и, рассказав Любке о завтрашнем дне, бросил: — А теперь, королева, до утра.

Встреча была назначена у большого двухэтажного книжного магазина на углу Сенной и Бассейной в половине одиннадцатого — за полчаса до начала торговли. Но Любка умышленно пришла на угол в восемь утра. Здесь, как оказалось, уже толпились люди. Милиционер в белой гимнастерке разгонял их, но они снова собирались. Какой-то рослый в синей спецовке молодой человек подошел к милиционеру.

— Не беспокойтесь, будет порядок, мы уже составили список, перед открытием выстроимся, — сказал он.

— Главное — порядок, товарищи, главное — порядок, — ответил тот и ушел.

Проходившие случайно мимо, останавливались около толпы.

— Что будет?

— Ильф и Петров.

— «Двенадцать стульев?».

— «Золотой теленок» тоже?

И всё больше становилось желающих попасть в магазин при его открытии.

Ровно в половине одиннадцатого появился синеглазый. Он был одет в легкий светлый костюм и светлые летние туфли. Подошел неторопливо. Увидев Любку, приветливо приподнял руку.

— Вы уже здесь, моя королева?

— С восьми утра.

— Зачем же так рано? Всё равно вам ни одного стула не достанется.

— Боюсь, что и вам. Здесь уже списки давно составлены.

— Правильно. Товарищи милиционеры говорят — порядок должен быть — это главное, — смеясь произнес он и посмотрел на часы.

— Через пять минут. Подойдем ближе на угол, посмотрим, что эти чудаки будут делать, — и указал рукой на вытянувшуюся по улице очередь, вдоль которой мелькали чинно расхаживавшие белые гимнастерки.

— Затишье перед бурей, — шепнул Василек, держа под руку свою приятельницу.

И вдруг действительно началась буря. Прохожие обходили книжный магазин стороной. Многие останавливались. Добродушно улыбаясь, говорили:

— Вот чудаки!

А чудаки толкали друг друга в бока, в спины, оставляя пуговицы от пиджаков, протискивались вперед и, едва прорвавшись в магазин, летели сломя голову к прилавку художественной литературы. Но тут уже было всё забито. Привыкшие ко всему продавщицы стояли, прижавшись к стене, переговаривались между собой, а весь красный и потный завмаг требовал порядка. Он решил отпускать злополучные «Стулья» завтра, когда сотрудникам милиции удастся пропускать покупателей небольшими группками.

— Не уйдем отсюда до завтра, будем ждать! — крикнул кто-то, и все зашумели.

— Будем ждать! Не имеете права!

Может быть, завмаг и сдержал бы свое слово, если бы ему не надо было выполнять план. Потерять день — потерять двести тысяч рублей из месячного товарооборота, а при такой толпе ни один отдел работать не мог. И он, взявшись за голову, сказал девушкам:

— Отпускайте…

И вот уже из магазина стали выходить первые счастливчики с новенькими желтыми томиками, перелистывая на ходу никем еще не тронутые страницы.

— Теперь, Любушка, посмотрим, сколько яичек снесли наши куры, — самодовольно говорил синеглазый, увлекая за собой приятельницу. Они прошли одну улицу, вторую, потом свернули в какой-то переулок и остановились около знакомого уже Любке аптекарского ларька. В ларьке была та же краснощекая приветливая продавщица в белом халате.

— Привет, Мария Ивановна, как наши дела?

— Забега?ли уже ваши орлы, забега?ли. — Приоткрыв дверь ларечка, она показала на картонные коробки из-под аптечных товаров, в которых желтели переплеты новеньких томиков «Двенадцать стульев» и «Золотого теленка». Синеглазый пересчитал книги и, поблагодарив любезную Марию Ивановну, вышел.

— Как, дорогая королева, недурно?

— Какой вы страшный книголюб, Василек! — казалось, восторженно произнесла Любка. Потом вдруг загадочно сказала: — А теперь пойдем со мной…

Прошли несколько кварталов и уперлись в новенький, недавно открытый газетно-журнальный киоск. Продавец в очках сразу узнал Любку. На ее вопрос, пригласил зайти внутрь. Синеглазый ахнул:

— Восемьдесят штук! Откуда?

— Обрезаю крылья вашим конкурентам — Воронам и Соловьям, — шутя ответила она.

— Вы, кажется, и меня скоро заткнете за пояс, — сказал он ревниво, когда покинули киоск. Потом взял Любку под руку, засмеялся: — Нет, моя королева, вам со мной тягаться будет трудно. А теперь давайте на главный почтамт.

— Зачем?

— Увидите…