Глава вторая ЧЕЛОВЕК С «ОДИССЕЯ»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава вторая

ЧЕЛОВЕК С «ОДИССЕЯ»

От Махинджаури, куда светловолосый пассажир «Одиссея» добрался рейсовым автобусом, путь его лежал на север, и ехал он, если можно так выразиться, на перекладных, то есть на попутных машинах. Обычно на окраине очередного населенного пункта он «голосовал», и кто-нибудь обязательно его подсаживал. Это были автомобили самых различных марок и назначений — и «Жигули», и самосвалы, и молоковозы, и легковые со строгими надписями по борту: «Связь» или «Специальная», а один раз его подвез даже огромный желтый автокран КрАЗ. У пассажира был только черный потертый портфель, и это намного облегчало путешествие. Плохо ли, хорошо ли, но на четвертые сутки он добрался до большого города С.

Именно такой способ передвижения был обусловлен инструкцией, данной ему центром. Железнодорожный транспорт инструкция категорически исключала.

Но, кроме необходимости передвигаться к намеченному пункту оседания, существовала еще необходимость как-то питаться. По инструкции он должен был покупать пищу в магазинах, то есть жить на сухомятке. В крайнем случае разрешалось пользоваться небольшими кафе и закусочными, но ни при каких условиях не появляться в ресторанах. А спать ему рекомендовалось где угодно, но только не в гостиницах и вокзалах. Так оно и шло до города С.

И вот человек с «Одиссея» в С. позволил себе слегка отклониться от инструкции — зашел пообедать в один из ресторанов и пожалел об этом.

Была суббота, третий час дня. Ресторан оказался заполненным чуть ли не до отказа.

«Тем лучше», — подумал истосковавшийся по горячему человек, выбирая из нескольких свободных мест то, которое было бы подальше от прохода, делившего зал, как косой пробор на голове, на две неравные части.

Ему приглянулся столик, за которым сидели спиной к двери две женщины, а напротив них дымивший сигаретой мужчина лет под сорок с крупным красным лицом. Он был явно нетрезв и явно скучал.

Человек с «Одиссея» подошел, спросил у женщин, свободно ли четвертое место. Женщинам было лет по тридцать, и они чем-то неуловимо походили друг на друга.

— Да, да, свободно, пожалуйста, — обрадованно сказала одна из них.

Женщины переговаривались между собой полушепотом. Мужчина дымил, глядя куда-то в пространство. Судя по пустым тарелкам и тарелочкам, женщины уже пообедали и ждали официанта, чтобы расплатиться. Человек с «Одиссея» моментально определил, что мужчина не имеет к ним никакого отношения. Он отметил также, что верхняя губа у краснолицего сильно припухла. Все это ему не понравилось. Попасть в общество любителя подраться было бы совсем не кстати.

Официант все не подходил. Краснолицый мужчина, перед которым стоял графинчик с водкой и остывший непочатый бифштекс, налил себе из графинчика в фужер и вдруг обратился к соседу густым басом:

— Выпьешь со мной, приятель?

— Я не пью, — вежливо сказал пассажир с «Одиссея».

Мужчине это не понравилось.

— Ты не пьешь, они не пьют, — он кивнул на женщин, — мы не пьем. Только я пью. Зачем тогда пришлепали сюда?

Женщины склонились друг к другу и что-то тревожно шептали.

— Чего молчишь? — грозно спросил пьяный краснолицый.

— Я же вам сказал: не пью, — еще более вежливо объяснил человек с «Одиссея». Боясь назревавшего скандала, он решил уйти.

— Ну так выпей! — И с этим возгласом краснолицый выплеснул водку из фужера в лицо уже вставшему из-за стола человеку с «Одиссея».

Тот машинально правой рукой прикрыл залитые водкой глаза. А в это время краснолицый, потеряв равновесие, свалился со стула и ударился затылком об пол.

Женские крики, грохот, звон посуды...

Первым побуждением человека с «Одиссея» было бежать. Но он ничего не видел, глаза жгло огнем.

Одна из женщин, смочив носовой платок минеральной водой из бутылки, бросилась к нему на помощь.

Сбежались официанты и официантки, гам стоял невообразимый. А через минуту явились три дюжих парня с красными повязками на руках — дружинники...

Глаза у человека с «Одиссея» понемногу пришли в норму, но он понимал, что просто так ему отсюда уже не выбраться. И клял себя на чем свет стоит. И этого пьяного краснорожего обормота проклинал последними словами. Сейчас наверняка поведут в милицию, а при нем пистолет, да еще необычного образца, куча денег, документов разных... Что будет? Как выпутываться? Какая глупая неожиданность! А что, если все это подстроено?

Дружинники попросили человека с «Одиссея» отойти в сторонку. Возле него встал, загораживая путь к выходу, один из парней. Двое других подняли лежавшего обормота. Он все еще на ногах держался нетвердо.

— Так, — оказал один из дружинников, — накушались. — И обращаясь к женщинам: — Вы видели, что тут произошло?

— Да, да, — сказала та, что держала в руке мокрый платочек.

— Идемте с нами в отделение милиции. Здесь рядышком. Будете свидетелями.

Тут вмешалась официантка:

— Они со мной не расплатились. И этот тоже.

— Ну, так рассчитайтесь.

Женщины отдали деньги — их счет у официантки был готов. Официантка быстро составила счет краснолицего.

— Платите, — сказал дружинник тому в самое ухо.

Краснолицый помотал головой и тупо, как попугай, повторил, икнув при этом:

— Пла-а-тите.

Кто-то из сидевших за соседними столиками заразительно расхохотался, и вся сцена, выглядевшая до сего момента довольно безобразно, обрела комический оттенок. Было ясно, что какие-либо расчеты с находившимся, по терминологии боксеров, в состоянии грогги пьяным человеком бесполезны.

— Давайте счет, мы с него получим в милиции и занесем вам, — сказал официантке старший из дружинников.

И они отправились в отделение милиции — впереди трое об руку, за ними человек с «Одиссея», придерживаемый за рукав дюжим парнем, сзади две женщины. Больше желающих быть свидетелями не оказалось, да, собственно, дружинники никого больше и не приглашали.

Бородач мог бы, конечно, попытаться сбежать. Однако он хорошо успел рассмотреть дружинников и понимал, что и на дистанции сто метров и на тысячу они дадут ему большую фору. Значит, стрелять? Это уж верная крышка. Лучше пройти через милицию. Женщины, судя по всему, будут свидетельствовать в его пользу, они же видели, что не он начинал. И тут же в подтверждение своих мыслей он услышал голос той, что промывала ему глаза:

— Вы не бойтесь, мы все расскажем, как было. Это хам какой-то. Он и к нам приставал...

Отделение милиции оказалось совсем близко. Старший из дружинников коротко объяснил дежурному старшине, кого они привели.

— Документы, — сказал старшина.

Краснолицый уже более или менее очухался.

— А-а, начальничек! — шутовски воскликнул он. — Па-а-жалуйста! — Запустил руку в карман, достал совсем новенький паспорт.

Старшина развернул его, листнул странички.

— Что же это вы, Попов? Только-только срок отбыли, жить начали, и опять?

— Меня же в зубы и меня же опять?! — заорал Попов. — Во, смотри, начальник! — Он ткнул пальцем себя в верхнюю распухшую губу. — За что он меня, этот фраер?

— Неправда! — в сердцах воскликнула женщина, все еще сжимавшая в руке платочек. — Он его не бил.

— Обождите, гражданка, разберемся, — успокоил ее старшина и обернулся к человеку с «Одиссея»: — Ваши документы, гражданин.

Тот держал паспорт наготове.

— Та-а-ак, — произнес старшина, пролистав паспорт, и в голосе его определенно обозначилась вдруг некая мягкость. — Вы, значит, в Ижевске живете, гражданин Жолудев?

— Да. Был на юге, отдыхал. Вот решил ваш город поглядеть, и поглядел...

— Ничего, разберемся. — И к женщинам: — Ну, расскажите, как было дело.

Та, что с платочком, сказала, что они командированные из Москвы, а затем описала все по порядку. Из ее слов явствовало, что виноват только Попов, а Жолудев — пострадавший.

— Имеете что-нибудь добавить? — спросил старшина у второй женщины.

— Нет, она правду сказала.

— Ясно.

Старшина посоветовал дружинникам усадить Попова на скамью, стоявшую у стены, а сам принялся составлять протокол. Потом дал его женщинам прочесть и подписать, что те и сделали.

— Вы свободны. Спасибо, — сказал им старшина, и они ушли, улыбнувшись на прощание человеку по фамилии Жолудев, по имени Михаил Иванович, 1935 года рождения.

Он улыбнулся им в ответ и услышал голос старшины:

— Я сам из Ижевска, только пять лет уж не бывал. Как там, новую гостиницу-то построили наконец?

— Построили.

— Наш дом как раз на том месте стоял, а теперь старики мои у сестры живут, в Коломне. Там им лучше. А я тоже в отпуске был, только вчера вернулся.

Старшина был настроен благожелательно. Видно, он от рождения был мягок и общителен.

— Вот что, товарищ Жолудев... Как бы вам сказать? В общем, вы не против, если мы этот протокол аннулируем?

— Я не против, — как можно спокойнее, стараясь не выдать радостного волнения, согласился Жолудев.

— Понимаете, если его, — он кивнул в сторону пьяного, — опять по двести первой пустить, за хулиганство значит — ему срока не миновать. Он уже отбывал два года по этой статье. — Старшина как будто бы даже оправдывался.

— Понимаю.

— Но мы сейчас другой протокол составим, а его в вытрезвитель отправим, потом штрафанем как надо и работку проведем, может, подействует, одумается.

— Понимаю, — со вздохом повторил Жолудев.

Старшина быстро составил новый протокол, дал его подписать дружинникам, а затем протянул Жолудеву вместе с авторучкой, и тот, не читая, поставил внизу свою подпись.

— Ну, ребята, спасибо за службу, — обратился старшина к дружинникам, стоявшим у скамьи, где сидел Попов. — Продолжайте дежурство.

Дружинники ушли.

— Домой, значит? — улыбаясь, опросил у Жолудева старшина.

— Сначала пойду поем, — пошутил он. — Скандал мне обед испортил.

— Ну, тогда приятного аппетита!

Жолудев, разумеется, в ресторан уже не пошел. В тот момент, когда дежурный по отделению милиции отправлял Попова в вытрезвитель, он покупал в булочной буханку белого хлеба. Из булочной отправился в продовольственный магазин, где купил две бутылки молока, полкило сыра и банку болгарского сливового джема.

У молоденькой продавщицы он узнал, как называется ближайшее дачное место по шоссе на север, а выйдя из магазина, нашел такси и, совершенно счастливый, плюхнулся на заднее сиденье. Настроение ему, и то лишь на секунду, испортил водитель, который, услышав, куда надо ехать, сказал брюзгливо:

— Попрошу деньги вперед.

— Что, или я рылом не вышел? — обиделся человек с «Одиссея». — Почему не верите?

— Видимость у всех хошь куда, а потом наездют, а сами не плотют.

Водитель, как видно, был о человечестве не очень-то хорошего мнения. Жолудев свободной рукой выдернул из кармана брюк пятерку.

— Хватит?

— Еще останется, — сразу подобрев, сказал водитель и добавил примирительно: — Не по городу, а за город едем...

— Ладно, шеф, — перебил его Жолудев. — Все ясно. Нажми-ка лучше.

Ему не хотелось слушать никаких объяснений. Ему хотелось есть.