Глава десятая

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава десятая

Сологубов пробыл под арестом пять суток. В пятницу вечером он вернулся к себе на квартиру. Подавая за ужином его любимый творожный пудинг, искренне обрадованная возвращением своего жильца, Марта сказала:

— Я, Петер, сразу подумала, что это недоразумение.

Так по простоте душевной считала эта постоянно озабоченная домашними делами толстуха, не искушенная в нравах американской разведки, хозяйничавшей в ее родном городе, как на своей заокеанской земле. Сологубов не стал разубеждать Марту, лишь улыбнулся, вспомнив при этом слова другого человека — Мальта, сказавшего ему перед самым освобождением из-под ареста: «Будем считать это печальным недоразумением. Наш московский агент, видимо, ошибся, принял за вас какого-то другого человека».

Да, слова похожие. Но не в них суть. Сологубов теперь не сомневался, что весь спектакль с его арестом был разыгран по заранее сочиненному сценарию. Предусмотрели даже такую деталь, как внезапный телефонный вызов Мальта шефом, в результате чего допрос был прерван в наиболее критических обстоятельствах для арестованного. Не исключено, что Мальт разговаривал по телефону вовсе не с шефом «Службы-22», а с каким-нибудь подставным лицом, или даже это была имитация разговора: нажатием кнопки звонка где-нибудь под столом Мальт вызвал себя к телефону и затем беседовал сам с собой. Что же касается квартирного обыска, то тут, похоже, все было без подделки. Проверили буквально все, вплоть до последнего шва на нижнем белье. Сологубову порою казалось, что именно ради такого досконального досмотра и был затеян его арест. Не так-то просто в других условиях обыскать жилище агента, подозреваемого в перевербовке. А тут, надо полагать, расчет был такой: если это разведчик Москвы, при нем должны находиться и доставленные оттуда необходимые разведывательные принадлежности — шифр, средства тайнописи, фотокамера и прочее. Ведь даже самый осторожный конспиратор зачастую хранит их у себя под рукой, где-нибудь в домашнем тайнике. И не вина сотрудников отдела безопасности, что они не нашли этих вещей на квартире Сологубова: связник от подполковника Дружинина еще не привез их, для этого не настало условленное время.

Через несколько дней после освобождения из-под ареста Сологубова по телефону вызвал генерал Кларк и затем принял у себя в кабинете по-обычному любезно, как будто между их первой встречей и этой ничего особенного не произошло и его подвергнутый проверке с пристрастием сотрудник не валялся три ночи в камере на голом цементном полу. Шеф благодушно улыбался всем своим розовым холеным лицом, называл Сологубова «мой друг», угощал дорогими гаванскими сигарами.

Глядя по обыкновению куда-то выше головы собеседника, Кларк сказал, что весьма доволен результатами его поездки в Россию, ценная информация, привезенная им оттуда, кроме всего прочего, свидетельствует о его умении анализировать, отличать существенное от несущественного, делать выводы из мелких на первый взгляд фактов. За проявленное трудолюбие и энтузиазм при выполнении задания господин Сологубов, несомненно, заслуживает вознаграждения и не позже как завтра может получить в банке переведенную на его счет солидную сумму.

После этого шеф заговорил о том, что принято решение зачислить нового сотрудника «Службы-22» на должность помощника инструктора в группу капитана Холлидза, где занимаются подготовкой различного рода учебных материалов, а также документов для конспирации разведчиков, готовящихся к заброске в СССР. Можно надеяться, что на этом поприще найдут полное применение знания господина Сологубова, относящиеся к современной советской действительности...

В этом месте безукоризненную английскую речь генерала прервал звонок одного из четырех телефонов, стоявших на специальном столике слева. Недовольно поморщившись, он взял трубку, поднес к заросшему серебристым волосом уху. И тут же его лицо приняло обычное самодовольно-приветливое выражение.

— Хэллоу, старина! — Кларк сел в кресло поудобнее, так как разговор предстоял не короткий: с ним говорил из Франкфурта-на-Майне редактор закрытого ежемесячника при европейской штаб-квартире ЦРУ, в которой готовилась к печати статья генерала «О роли разведки в так называемое мирное время».

Внимательно выслушав редактора, Кларк сказал:

— Я все понял, дружище! Ты хочешь, чтобы я уточнил термин «мирное время»? Это понятие выдумано каким-то недалеким человеком, тешащим себя несбыточной мечтой о вечном спокойствии. Такого состояния, как абсолютный мир, в природе не существует. Когда умолкают пушки горячей войны, главную роль должны играть профессиональные разведчики. Тотальная подрывная деятельность дипломатическими, экономическими, психологическими средствами — вот война так называемого мирного времени...

Пока генерал разговаривал с редактором, Сологубов, сидевший в кресле напротив капитана Холлидза, от нечего делать обозревал стены громадного кабинета. Они были увешаны географическими картами Советского Союза и отдельных его районов: Кавказ, Урал, Дальний Восток. Особенно обращала на себя внимание распластанная от потолка до пола карта в полярной проекции. И только на одной стене, за спиной генерала, не было никакой географии: там на никелированном кронштейне висел флажок со звездами и полосами.

Кларк наконец бросил в трубку: «До встречи, старина», — и обратился к Сологубову:

— Так на чем мы с вами остановились? Ах, да! Мы говорили о вашем временном назначении к Холлидзу.

— Временном? Это как понимать, сэр? — поинтересовался Сологубов.

Генерал пристально посмотрел на него, отшутился:

— Все на этом свете временно, мой друг.

Он еще немного поговорил о будущей работе Сологубова и, перед тем как отпустить его, сказал:

— На днях из Франкфурта мне позвонил Околович — спрашивал о вас, просил приехать к нему как только сможете.

— Ясно. Благодарю вас, господин генерал.

Сологубов почтительно откланялся и вслед за Холлидзом вышел из кабинета.

Они спустились по широкой лестнице, устланной красной ковровой дорожкой, на первый этаж, в рабочую комнату капитана.

— Пока этот старый лис Кларк упражнялся в красноречии, у меня совсем пересохло в глотке. — Холлидз достал из тумбы письменного стола недопитую бутылку коньяка «дюжарден». — Давайте малость взбодримся!

Он отпил несколько добрых глотков и, вытерев горлышко ладонью, протянул бутылку Сологубову. В комнате было жарко, в пору бы пропустить чего-нибудь прохладительного, но, чтобы не обидеть Холлидза отказом, Петр последовал его примеру.

Капитан открыл окно, забранное решеткой из стальных прутьев, снял пиджак, повесил его на спинку стула, стал доставать из сейфа какие-то бумаги.

— Вот вам работенка на первое время. — Он протянул Сологубову стопочку машинописных листов. — Читайте и думайте, что можно сюда добавить из вашей разведывательной практики.

На первом листе было крупно написано: «Заповеди конспирации». Ниже шли рекомендации разведчику в чужой стране. В частности, говорилось, как должен вести себя разведчик в быту, в общественных местах, что надо делать, чтобы установить, не ведется ли за ним слежка, где выбирать места для тайников...

Прочитав с десяток страниц, Сологубов подумал: «Неужели, черт побери, мне все время придется иметь дело только с подобного рода общими документами?!»

Эта мысль была неприятна. Ведь, кроме задания, связанного с бывшим комдивом Мишутиным, он имел еще и другое: закрепиться в американской «Службе-22», изучить методы ее работы, чтобы можно было контролировать тайные пути ее агентов. Такой сложной задачи никак не решить, если все время сидеть на составлении элементарных учебных инструкций. В общем, не повезло!

А, собственно, почему ты ожидал, почему рассчитывал, что будешь допущен к более ответственной работе? Кто ты в глазах шефа американской «Службы-22», чтобы он доверил тебе секреты государственной важности? Благодари судьбу, что ты все же сумел попасть в этот дом. Не всегда в подобных обстоятельствах такое удается. Теперь тебе надо основательно закрепиться здесь, поглубже пустить корни. Конечно, помогать капитану Холлидзу готовить учебный материал для индивидуального натаскивания будущих шпионов — далеко не лучшая возможность упрочить свое положение в разведцентре. Работа эта, нудная сама по себе, совсем не богата перспективами проявить свои способности, без чего немыслимо продвижение в более осведомленные круги американской разведки. Однако другой пока нет и не предвидится. Поэтому надо работать там, где поставили. Все, что будут поручать, делать с подчеркнутой старательностью, с видимой инициативой, чтобы твое усердие в конце концов заметили и оценили... Эти размышления Сологубова внезапно прервал Холлидз. Видимо, вспомнив разговор в кабинете Кларка, он спросил:

— А зачем вас вызывает Околович?

— Отчитаться надо, — сказал Сологубов.

— Я бы на вашем месте бросил работу в НТС. — Холлидз повернулся на вращающемся кресле, положил длинные ноги на батарею парового отопления. — Бесперспективное это дело.

— А у вас перспективная для меня работа?

Задавая этот вопрос, Сологубов рассчитывал, что капитан, быть может, проболтается в отношении его дальнейшего использования, приоткроет замысел шефа. Но Холлидз, видимо, был не так прост, как казалось. А может, он по-другому понял вопрос Сологубова и соответственно на него ответил:

— Служба у нас — это совсем иное. Мы в работе против красных стоим на реальных позициях... А что такое НТС? Кого они представляют? Это всего лишь жалкая кучка эмигрантов, которые безнадежно цепляются за прошлое. — Он помолчал, потом лениво добавил: — Я слышал, что у них там произошел раскол...

 

В НТС действительно произошел раскол. «Буря в стакане воды» — так охарактеризовал это событие Кантемиров в разговоре с Сологубовым, когда они в воскресенье встретились у Петра, чтобы обмыть сделанную им при посредничестве земляка покупку — серый подержанный «фольксваген».

Изрядно выпив, Савва Никитич не стеснялся в характеристиках главарей НТС, передравшихся между собой из-за тепленьких местечек в руководстве эмигрантским союзом. Впрочем, борьба за власть, за «портфели» была не единственной причиной давно назревавшего в НТС и окончательно завершившегося в январе 1955 года раскола. Захватившая руководство в союзе группа Поремского — Околовича обвиняла бывшего председателя НТС Байдалакова в неспособности возглавлять союз на современном этапе, «в связи с новыми задачами», имея в виду требования американской разведки усилить подрывную деятельность против СССР.

Когда Кантемиров рассказал обо всем этом, Сологубов спросил:

— Значит, верх взяли Поремский и Околович: активная служба американской разведке как средство выполнения своих, энтээсовских задач? Так, Савва Никитич?.. Теперь хотелось бы знать, в чем же конкретно заключаются эти задачи на данном этапе?

Притворяясь сильно пьяным, Сологубов взлохматил волосы, фамильярно пошлепал собеседника по плечу. После досадного случая с театральным билетом, о котором Кантемиров, видимо, никому не рассказал, Петр решил поближе присмотреться к нему. Сологубов давно замечал его недовольство своим положением — пребыванием в НТС и службой в американском разведцентре. Было похоже, что Кантемиров тяготится такой жизнью. Но насколько далеко это у него зашло? Встречаясь с ним в последнее время, Сологубов при удобных обстоятельствах старался навести Кантемирова на такой разговор, чтобы выявить его истинные настроения. Так было и на этот раз.

— Задачей НТС было и остается освобождение России от большевизма, — сказал опьяневший Савва Никитич заплетающимся языком.

— Другими словами — реставрация буржуазного строя.

— Объективно, реставрация... — Кантемиров часто поморгал глазами, пытаясь уяснить, куда клонит приятель.

— Но где у НТС силы для этого? — спросил Сологубов. — Ведь, если вдуматься, всю проводимую НТС подрывную работу против СССР и других социалистических стран нельзя сравнить даже с булавочными уколами. Понимают это наши боссы или нет, как вы считаете, Савва Никитич?

— Я думаю, что вполне понимают.

— Что же тогда получается: свою явную несостоятельность, выходит, осознают, а о походе против большевиков кричат?

— Ничего удивительного, батенька мой, — сказал Кантемиров. — Они отрабатывают получаемые от янки доллары, свой комфорт, обеспеченную, сытую жизнь. Такие, как Поремский, Околович, Романов и кое-кто еще из верхушки НТС, имеют свои личные счета в банке, автомашины, живут в богатых квартирах. В общем, не то, что наш брат, рядовой.

— Ну, вы-то, положим, не рядовой.

— Это, пожалуй, верно. Мы с вами продали свои души дьяволу по имени Генри Кларк. И потому кусок хлеба насущного для нас не проблема. Что же касается большинства эмигрантов, то им денег едва хватает на еду...

Этот воскресный разговор с Кантемировым Сологубову припомнился в дороге, когда он ехал на своей малолитражке во Франкфурт-на-Майне, к Околовичу.

По сторонам шоссе мелькали синие, красные, желтые бензоколонки различных фирм, настойчиво зазывая рекламными щитами проезжих заправляться только у них и нигде больше. В потоке встречных автомашин часто попадались американские темно-зеленые «джипы» с сидевшими в них военными в фуражках с высокими тульями. Солдатня в армейских беретах и пилотках распевала на открытых грузовиках и бронетранспортерах залихватские песни. Видимо, где-то поблизости происходили маневры американских оккупационных войск.

Когда казавшаяся бесконечной цепочка встречных военных автомашин оборвалась и на шоссе стало просторнее, Сологубов, внутренне готовя себя к предстоящему отчету в штаб-квартире НТС, вспомнил о своем последнем разговоре с Кантемировым. Много нового, интересного рассказал тот ему о главарях НТС, правдой и неправдой добивающихся, чтобы не иссякли для них подачки с хозяйского стола.

Одним из распространенных способов выкачивания денег из американской разведки является «липачество», которое, по выражению Кантемирова, в НТС стало системой. Однажды в интимной беседе за бутылкой «мартини» приятель Саввы Никитича бухгалтер НТС Веригоф рассказал ему, что ряд оперативных акций, якобы проведенных силами НТС, обошелся американцам в кругленькую сумму. В частности, акция «Поток» стоила 100 тысяч долларов, а под акцию «Епископ» НТС получил от ЦРУ 75 тысяч. В отчете, направленном в американскую разведку, было сказано, что в результате этих операций на территории СССР удалось создать несколько шпионских резидентур, от которых получена ценная экономическая информация. Но потом произошел конфуз. Анализируя эту «ценную информацию», американцы пришли к выводу, что она составлена путем вырезок из советских газет и журналов. В европейской штаб-квартире ЦРУ, находящейся во Франкфурте, вознегодовали. Туда немедленно были вызваны Околович и Романов, им устроили хорошую головомойку и пригрозили урезать кредиты НТС в связи с его «неэффективной работой».

— И вы думаете, «липачество» прекратилось после этой аферы? — спросил Кантемиров Сологубова. — Черта с два! Все продолжается по-прежнему, американцев надувают где только можно.

Он помолчал немного и потом рассказал о случае, частично уже известном Сологубову из какой-то газеты ГДР или откуда-то еще.

Чтобы похвастать перед американской разведкой своими успехами в создании агентурной сети из числа советских граждан на территории Германской Демократической Республики, член НТС Ольгский сфотографировал ряд портретов на кладбище с памятников погибших советских солдат и офицеров, снабдил эти снимки соответствующими характеристиками и передал американцам как вещественные доказательства создания новой резидентуры среди военнослужащих Советской Армии. Шпионские донесения от имени вымышленных агентов этой резидентуры Ольгский сочинял сам, пока об этом не узнали в западноберлинском филиале ЦРУ

— В общем, блефуют по-разному. — Кантемиров что-то вспомнил, улыбнулся, покрутил лысой головой. — Вот вы, Петр Константинович, недавно были в Советском Союзе и, выходя со своей рацией в эфир или просто по обычному приемнику в домашних условиях, могли слышать, как здешний радиопередатчик регулярно посылает на территорию СССР условные радиограммы. Примерно такого содержания: «Слушай, Рослый (это кличка агента, якобы действующего где-то в России), слушай, Рослый! Почему до сих пор нет Марии (т. е. радиосообщения от агента); почему запаздывает Мария? Дай знать через Альберта (надо понимать — письмом), когда Мария прибудет на место...» Приходилось вам слышать такое?

— Да, слышал, и не раз, — сказал Сологубов.

— Так вот, батенька, знайте, что это сплошной блеф. Почти все такого рода сообщения радиопередатчик посылает несуществующим агентам.

— Чтобы дезориентировать органы КГБ!

— Отчасти да. Но главное, чтобы создать видимость активной деятельности НТС и выудить у американцев побольше денег. Это мне точно известно, как бывшему помощнику Околовича по подготовке закордонной агентуры.

— Савва Никитич, а почему вы ушли от Околовича?

— Не я... а меня ушли, — сказал Кантемиров и, допив виски, добавил: — Пришелся не ко двору.

После этого он как-то сразу помрачнел, потерял интерес к беседе и вскоре, опрокинув «посошок на дорожку», распрощался и, тяжело пошатываясь, отправился к себе...