Ухудшение экономической ситуации в СССР

В 1989 и в 1990 гг. экономическое положение Советского Союза продолжало ухудшаться, и этот процесс не могли остановить никакие перестановки в правительстве и никакие заклинания. Необходима была какая-то срочная и энергичная программа чрезвычайных мер. Однако для разработки и проведения в жизнь такой программы никто в стране не располагал ни волей, ни властью, ни пониманием обстановки, ни ясным представлением о том, что вообще нужно делать. И ведомства, и политики, и республики Союза действовали автономно и тянули громадную телегу советской экономики в разные стороны.

По данным официальной статистики, общий уровень производства в СССР в 1989 г. не уменьшился, а прирост ВВП составил в целом за год – 3,7%. Но это был прирост по ценам. В натуральных показателях рост был значительно ниже или его вообще не было. Так, например, производство тканей, обуви, а также различных товаров культурно-бытового и хозяйственного назначения увеличилось в 1989 г. на 1 – 2%, на 1% увеличилось производство электроэнергии. В это же время уменьшилось на 2 – 3% производство турбин, металлорежущих станков, дизелей, газоперекачивающих станций, древесины, даже бумаги. Увеличилось немного производство газа, но уменьшилась добыча угля, нефти, железной руды. Сократилось на 4 – 5% жилищное строительство. Еще больше – на 6 – 7% сократились объемы перевозки грузов на железнодорожном строительстве. На 8% уменьшилось производство легковых автомобилей. Сократилось число людей, занятых в общественном производстве, и на 3 – 4% уменьшилась производительность труда. В это же время общие денежные доходы населения увеличились с 493 млрд. рублей в 1988 г. до 558 млрд. в 1989 г. Среднемесячная заработная плата рабочих и служащих увеличивалась: 202 в 1987 г.; 220 – в 1988 г.; 240 – в 1989 г. Деньги на выплату растущих заработных плат приходили все больше и больше прямо с фабрик Гознака. Общий баланс внешней торговли был не в пользу СССР, и импорт все в больших размерах превышал экспорт. Об инновациях и техническом прогрессе мало кто думал. Государственный заказ по поставке принципиально новых видов техники и материалов не был выполнен в 1989 г. и на 20%. На 4 – 5% снизилась фондоотдача. Для экономистов, которые знакомились со всеми этими и многими другими цифрами, это был знак тревоги. Один из наиболее вдумчивых экономистов конца 80-х гг., Григорий Ханин, подводя итоги 1989 г., писал: «Уходящий год передает будущему тяжелое наследство. Показатели последних кварталов показывают сокращение национального дохода на уровне 4 – 5% за год. Небывало сократились эффективность производства, снизилось реальное потребление населения. Такого падения национального дохода, как за этот год, не наблюдалось в худшие брежневские времена. Рост розничных цен превысил 10% – еще один послевоенный рекорд. Огромных масштабов достигли бюджетный дефицит, размер эмиссии, дефицит платежного баланса (свыше 11 млрд. рублей). Последнее было особенно опасно, так как уменьшалась возможность импорта, подрывалось доверие к нам кредиторов, резко осложнялся переход к конвертируемому рублю. Дефицит, главное у нас проявление инфляции, стал почти всеобщим и охватывал даже соль и мыло, как в начале войны. Началось бегство от рубля. Скупали все, часто совсем ненужное в данный момент, лишь бы иметь вместо денег что-то более стабильное. И без того медленный научно-технический прогресс стал еще медленнее. Мы еще больше отстали от экономически развитых стран по всем экономическим показателям». Статья Г. Ханина имела заголовок: «Что год грядущий нам готовит?», и прогноз экономиста на 1990 г. был очень плохим и тревожным, так как продолжали действовать все факторы упадка и деградации, которые начались еще в 70-е гг. Выход из положения Г. Ханин видел только в одновременном проведении двух крупных мероприятий: существенно сократить в течение одного-двух лет военные расходы и продать за 30 – 40 млрд. рублей Японии «четыре маленьких Южно-Курильских острова». Потом уже надо переходить к рынку, к приватизации, реорганизации финансовой системы. Но это должны делать новые люди, свободные от пут административной системы[140].

Менее резкая критика правительства и общей политики, которая исходила от партийного руководства, содержалась в ряде специальных докладов, которые подготовили экономисты из нескольких экономических институтов АН СССР, возглавляемые директором Института экономики РАН Леонидом Абалкиным. Он предложил идти не от политики к экономике, а от экономики к политике. Речь шла о сокращении военных расходов, конверсии, выпуске акций и облигаций, расширении кооперативов, но также расширении самостоятельности регионов и союзных республик. Эти предложения были разумны, но они были рассчитаны на 4 – 5 лет спокойной работы в условиях стабильности и доверия. При этом начинать надо было все равно с очень непопулярных мер – с прекращения роста заработных плат и с повышения цен на многие товары. М. Горбачев и Н. Рыжков предложили самому Л. Абалкину начать осуществление своих же программ, но уже в качестве первого заместителя Председателя Совета Министров СССР и председателя комиссии по экономической реформе. Л. Абалкин получил большую власть, и при его участии состав правительства был сильно изменен. Число отраслевых министерств сократилось с 52 до 32, а число членов правительства уменьшилось с 82 до 57. Из 100 членов правительства, которые занимали министерские посты в 1985 г., в конце 1989 г. осталось всего 10 человек – во главе с Николаем Рыжковым. Именно летом 1989 г. в правительство пришли такие люди, как Виктор Геращенко, Владимир Щербаков, Вадим Кириченко, и другие. Это были опытные и сильные руководители в возрасте от 50 до 60 лет. Но все они должны были начать с изучения ситуации и разработки новых планов, а также с очень осторожных реформ. Что можно было сделать, например, в новом промышленном строительстве, когда по всей стране одновременно велось более 300 тысяч строек производственного назначения и на один объект приходилось в среднем всего 12 строителей. Каждый регион думал только о своих интересах. Рынок еще не работал, а централизованное, или административно-командное, управление резко ослабло. В группу ведущих экономистов при Совете Министров СССР, кроме Л. Абалкина, входили тогда А. Аганбегян, Г. Арбатов, О. Богомолов, В. Кудрявцев, С. Ситарян. На более низких ступенях экономической иерархии уже появились тогда такие экономисты, как Е. Ясин, Г. Явлинский, и другие, но их роль в разработке главных концепций была невелика.

1989 г. кончился для страны плохо, и главное внимание правительства было сосредоточено на разработке и новой концепции, и нового плана уже на 1990 г. Главной задачей на этот год стала задача по стабилизации рубля и значительному росту производства товаров для потребления – из группы «Б». В этой группе намечался рост в 7%, тогда как по группе «А» только в 0,5%. Иными словами, группа Абалкина хотела начать свою работу с того, с чего надо было начинать в 1985 г. Однако теперь у правительства не было для такого поворота ни времени, ни мандата доверия, ни резервов. Верховный Совет СССР принял предложенную Л. Абалкиным программу. Она обещала сокращение официального бюджетного дефицита со 120 до 60 млрд. рублей, рост товарооборота на 10%, рост реальной зарплаты. Леонид Абалкин предупреждал Верховный Совет, что выполнение намеченной программы требует стабильности, и просил «не теребить», дать кабинету работать спокойно хотя бы один год. Но этого обещать правительству никто не мог. Верховный Совет одобрил программу правительства 1 октября 1989 г., но уже во второй половине декабря того же года, когда собрался Второй съезд народных депутатов, обстановка изменилась. Под огонь критики попал в первую очередь не Л. Абалкин, а Н. Рыжков. Депутаты требовали увеличить до 20% производство товаров народного потребления, провести финансовую реформу, даже ввести в стране карточную систему распределения. Был поставлен вопрос о доверии правительству, но при голосовании 19 декабря 1532 депутата поддержали вотум доверия, и только 419 голосовали против.

Январь 1990 г. не принес никакого улучшения в экономическую ситуацию, и предложенная правительством программа не выполнялась. Постоянно возникавшие политические проблемы невозможно было решить без решения экономических проблем, а решение экономических проблем требовало политической стабильности. Непрерывно увеличивался внешний долг и уменьшался золотой запас государства. В середине февраля 1990 г. Леонид Абалкин направил в ЦК КПСС и в Верховный Совет записку, в которой он высказывал пожелание о существенном увеличении полномочий и эффективности власти – до введения чрезвычайного положения. Л. Абалкин требовал запретить хотя бы на год забастовки, отменить выборы директоров предприятий, усилить контроль за информацией и стабилизировать таким образом политическую обстановку в стране. Однако события в первой половине 1990 г. развивались по иному сценарию. В этих условиях решение Совета Министров СССР о переходе на принципы планово-рыночной экономики просто никто не заметил[141]. Чисто теоретической разработкой оказалась и вышедшая в свет в 1990 г. книга Л. Абалкина[142].

К маю 1990 г. была в основном завершена разработка большой правительственной программы перехода к рынку. Это была не только концепция, но и план – по годам. Самые первые мероприятия надо было провести до конца 1990 г. Второй этап реформ приходился на 1991 – 1993 гг., а ее завершение планировалось на 1994 – 1995 гг. В сущности, это был план новой пятилетки в самых общих чертах. Предполагалось обеспечить многообразие форм собственности и сочетание государственного регулирования и рынка, сохранение гибких форм планирования. Речь шла и о повышении реальных доходов для рабочих и служащих, но эти доходы повышались не автоматически, их надо было заработать. Поскольку доходы населения в начале 1990 г. существенно превышали товарную массу в стране, Л. Абалкин предлагал умеренное повышение цен и тарифов, а также привлечение избытка доходов в акции предприятий. Такая «народная приватизация» была бы очень разумным делом. Внутренний долг государства был в это время очень велик: он поднялся со 140 млрд. рублей в 1965 г. до 400 млрд. рублей в 1989 г.[143]. Однако преобразование этого долга в акции и проведение более массового акционирования в 1990 – 1993 гг. требовало высокого уровня доверия населения страны к правительству. Но такого доверия в стране не было. У программы правительства было немало критиков справа, со стороны консервативно настроенных экономистов и политиков. Но еще больше было радикальных критиков слева, со стороны радикальных групп экономистов и политиков, которые предлагали разного рода авантюрные планы стремительного и быстрого перехода страны к рынку, обещая, естественно, и быстрый подъем уровня жизни.

В первом полугодии 1990 г. производство промышленной продукции в СССР упало на 3 – 4%, а номинальная заработная плата увеличилась на 20%. Увеличилась и эмиссия – с 4 млрд. рублей в 1985 г. до 40 млрд. – в 1990 г. Осенью 1990 г., кроме уже упомянутого выше «парада суверенитетов», началась и «война программ». Одни программы представлялись М. Горбачеву и его окружению, другие программы шли для рассмотрения Б. Ельцину и И. Силаеву. К группе крайних радикалов-рыночников примкнул в эти недели и академик Станислав Шаталин из окружения М. Горбачева. Совершенно различные программы экономических реформ рассматривались на заседаниях Верховного Совета СССР и Верховного Совета РСФСР. В результате ни одна из программ не была принята. Обсуждения были очень горячими и скорее политическими, чем профессиональными. Снова ставился вопрос об отставке правительства, о созыве Съезда народных депутатов. Лично я выступал в сентябре в Верховном Совете СССР против программы С. Шаталина – Г. Явлинского и в поддержку программы Н. Рыжкова – Л. Абалкина. Никакого решения Верховный Совет не принял, но обязал всех заинтересованных лиц найти согласованный вариант к 15 октября. После совещаний у Горбачева, в которых приняли участие также Б. Ельцин, Н. Рыжков и И. Силаев, некий общий документ был Верховному Совету предложен и даже одобрен – 356 депутатов «за» и только 12 – «против». Принятый нами документ был компромиссным, но это не была точно расписанная по срокам программа. Жизнь страны и с точки зрения политической, и в области экономики шла своим чередом и без всяких программ. При этом дела шли все хуже и хуже.

Осенью 1990 г. в стране усилился ажиотажный спрос, и полки магазинов были пустыми. Почти во всех крупных городах стали выдавать товары по разного рода талонам. Шел бурный расцвет всех видов и форм «теневой экономики». 12-я пятилетка заканчивалась, но не было составлено никакого плана на следующие 5 лет. Не было даже ни плана, ни бюджета на следующий, 1991 г. Верховный Совет СССР в довольно резкой форме потребовал доклада и отчета от М. Горбачева. 16 ноября 1990 г. Горбачев выступил перед нами с крайне пространным, но бессодержательным докладом, который несколько раз прерывался шумом в зале. Президент покинул трибуну под раздраженные выкрики части депутатов. Такого в Верховном Совете еще не было. На следующий день М. Горбачев прибыл снова в Верховный Совет и произнес небольшую речь в 10 минут, в которой содержалось 8 предложений. Главными из этих предложений были: преобразовать Президентский Совет в Совет безопасности СССР. Упразднить Совет Министров СССР, преобразовав его в Кабинет министров СССР и подчинив напрямую Президенту СССР. Эти предложения казались радикальными, и депутаты даже аплодировали Горбачеву. Он покинул трибуну довольным. Однако на деле ничего не изменялось. Совет безопасности СССР имел лишь совещательные функции, а уменьшение прав и полномочий правительства, именовавшегося теперь кабинетом и подчиненного напрямую президенту, не компенсировалось усилением власти президента, так как у него не было для выполнения новых функций никаких структур.

С экономической точки зрения перестройка терпела крах, и речь могла идти теперь не о реформах, а об антикризисных мероприятиях чрезвычайного характера. О полном разочаровании населения перестройкой говорили и социологические опросы. Еще осенью 1989 г. 56% опрошенных говорили о себе как об активных сторонниках перестройки. Еще 14,5% опрошенных относили себя к людям, сочувствующим перестройке. Осенью 1990 г. число активных сторонников перестройки сократилось до 21,1%, а число людей, которые заявляли о том, что перестройка принесла больше вреда, чем пользы, и что ничего путного из нее не получится, поднялось до 46,5%. При этом даже те, кто продолжал верить в перестройку или сочувствовать ей, связывали свои надежды уже не с Горбачевым и КПСС, а в большей мере с Б. Ельциным и демократами[144].