21 августа 1991 г.

День 21 августа стал днем отступления и поражения ГКЧП.Уже после часа ночи в кабинете у В. Крючкова собралась часть членов ГКЧП. Д. Язов отказался прибыть на это совещание, направив сюда своего заместителя В. Ачалова. «Скажите ему, что армия выходит из игры», – сказал министр обороны. Но Крючков знал уже об обстановке вокруг Белого дома, о настроениях в частях ВДВ и у подчиненной ему «Альфы». Он согласился, что отмена штурма является единственным решением. Однако это еще не было отменой всего проекта «ГКЧП» – новое заседание ГКЧП было назначено на 8 часов утра. Но и в Министерстве обороны на раннее утро была назначена коллегия. Это был совещательный орган, но собравшиеся здесь генералы были единодушны: армию из Москвы надо убирать. «Слава Богу, мы не сделали ни одного выстрела», – сказал Ачалов. Маршал Язов отдал приказ о выводе войск из Москвы, и этот приказ начал исполняться незамедлительно. Крючков был об этом решении проинформирован, его согласия или согласия Г. Янаева не требовалось, в ГКЧП не было никакой иерархии.

Между 8 и 9 часами утра в Кремле ГКЧП собрался последний раз. Это было краткое совещание и в неполном составе. Не было В. Павлова, он находился еще в больнице. Не было О. Бакланова, он решил также выйти из игры. Не прибыл на заседание и Д. Язов. Но что можно было решать без министра обороны! Крючков предложил всем ехать к Язову и продолжить там разговор. Позднее В. Крючков писал в своих мемуарах: «В 10 часов утра 21 августа несколько членов ГКЧП, а также Шенин и Прокофьев отправились к Язову на Фрунзенскую набережную в Министерство обороны. Хозяин кабинета встретил вежливо, внешне спокойно, но на лице было написано, что в нем все бурлит: огромная напряженность, усталость, страшные переживания и даже какая-то отрешенность. На замечание, что мы приехали посоветоваться с ним лично о дальнейших шагах, Язов заявил, что коллегия Министерства обороны приняла решение о выводе войск из Москвы и вывод войск уже начался. Я с сочувствием и пониманием смотрел на маршала... Из кабинета Язова мы позвонили Лукьянову и попросили его приехать в Министерство обороны. Вскоре он прибыл. Обсудили обстановку и пришли к выводу, что далее рисковать нельзя, и потому решили прекратить деятельность Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР, выехать в Форос к Горбачеву, еще раз доложить ему обстановку, попытаться убедить его предпринять какие-то шаги для спасения государства от развала. Все отдавали себе отчет в том, что идут на риск в личном плане. В Форос решили отправиться в 13 часов 21 августа. Условились, что полетят Бакланов, Язов, Тизяков и я. Тем же самолетом выразили желание полететь Лукьянов и Ивашко, к тому времени вышедший из больницы. Плеханов, как руководитель службы охраны, должен был лететь туда в любом случае. По пути на Внуковский аэродром я позвонил Янаеву из машины. Сказал ему, кто в итоге отправляется в Форос, и еще раз поинтересовался, не считает ли он нужным к нам присоединиться. Он ответил, что кому-то ведь надо оставаться в Москве. Мы понимали, что это, может быть, наш последний разговор по телефону»[247]. Сам Янаев излагал этот же эпизод немного иначе: «21 августа мужики полетели в Форос. Крючков позвонил мне оттуда и сказал, что президент не принимает. Тогда, чтобы обезопасить мужиков, я подписал указ о роспуске ГКЧП и отмене всех его решений»[248]. Однако указ Янаева не был нигде опубликован, и о нем никто уже ничего не знал.

Самолет с недавними членами ГКЧП приземлился в Крыму примерно в 4 часа дня. К Горбачеву прибыли Язов, Крючков, Бакланов, Ивашко, Лукьянов и Плеханов. Горбачев знал о главных новостях. Еще 19 августа он мог слушать новости по транзисторному радиоприемнику – главным образом передачи Би-би-си. На следующий день форосские узники смогли включить и один из телевизоров. Узнав о прибытии новой делегации от ГКЧП, Горбачев приказал своей охране блокировать подъезды в дом, никого не пускать и в случае необходимости применять оружие. Горбачев заявил, что не будет ни с кем встречаться до тех пор, пока ему не включат всю связь. Это требование было принято. На восстановление связи ушло около 30 минут, и Горбачев сразу же уселся за телефон. Первый звонок был Ельцину. Узнав голос Горбачева, Ельцин, окруженный своими соратниками, воскликнул: «Михаил Сергеевич, дорогой! Мы здесь уже 48 часов стоим насмерть». Один из следующих звонков был президенту США Джорджу Бушу. В Америке была еще ночь, но Буша разбудили, он взял трубку и сказал от себя и от своей жены Барбары, что они молились за Горбачева. Затем звонки Назарбаеву, Кравчуку, многим другим. Подробный дневник в Форосе, кроме Раисы Максимовны, вел и помощник Горбачева Анатолий Черняев. По свидетельству последнего, около 5 часов вечера в Форос прибыли Крючков, Язов и другие. Горбачев не был предупрежден. Вместе с родными Михаила Сергеевича Черняев выбежал на балкон. «С пандуса от въезда на территорию дачи шли «ЗИЛы», а навстречу им ребята из охраны с «калашниковыми» наперевес. «Стоять!» – из-за кустов еще ребята. Из передней машины вышел шофер и еще кто-то. Им в ответ: «Стоять!» Один побежал к даче Горбачева. Вскоре вернулся, и машины поехали в служебный дом, где был и мой кабинет. Я вышел из кабинета, он был на втором этаже. Прямо лестница к входной двери. И в эту дверь тесно друг за дружкой – Лукьянов, Ивашко, Бакланов, Язов, Крючков. Вид побитый у всех. Лица сумрачные. Я все понял – прибежали с повинной. Я оделся и побежал к М.С. Признаться, боялся, что он начнет их принимать. А этого тем более нельзя делать, что по ТВ уже известно было, что летит делегация российского парламента. Горбачев сидел в кабинете и «командовал» по телефону. Оторвался и говорит: «Я им ультиматум поставил – если не включат связь, разговаривать с ними не буду. А теперь и так не буду». При мне он велел коменданту Кремля взять Кремль полностью под свой контроль и никого из причастных к путчу не пускать ни под каким видом... Вызвал к телефону начальника правительственной связи и министра связи и потребовал от них отключить всю связь у путчистов. Судя по их реакции, они на том конце стояли по стойке «смирно». Потом он говорил с Джорджем Бушем. До того как я пришел, он говорил с Ельциным, с Кравчуком, с Назарбаевым. Мои опасения он развеял с ходу: “Ну что ты! Как тебе в голову могло прийти. Я не собираюсь их видеть. Разве что – с Лукьяновым и Ивашко”»[249].

На короткое время власть в стране вновь оказалась в руках М.С. Горбачева. Но это была уже совсем другая власть и другая страна. История Советского Союза завершилась, и 21 августа 1991 г. в этой истории была перевернута последняя страница. Хотя агония, как мы знаем, продолжалась еще несколько месяцев. Но в этот же день начался отсчет времени в жизни нового независимого государства – Российской Федерации. У этого государства был только один президент – Борис Николаевич Ельцин. То, что говорил, делал или намеревался делать Горбачев, уже не имело почти никакого значения.