Разрушение СССР и Борис Ельцин

Соперничество Михаила Горбачева и Бориса Ельцина, их борьба за влияние и власть, в которой в качестве активной стороны выступал, несомненно, Б. Ельцин, были важными, но далеко не единственными, а во многих случаях даже не определяющими факторами распада СССР, особенно на самом последнем этапе этого распада в 1991 г. Горбачева в данном случае можно было бы сравнить со сторожем, который не слишком хорошо охранял доверенное ему имущество. Это имущество было достаточно ценным: власть, партия и государство. Но высшей ценностью для Горбачева, по его утверждению, были человеческие жизни, и потому он только покрикивал и помахивал врученным ему оружием, но опасался его применять. Ни Борис Ельцин, ни другие демократы не казались Горбачеву такими опасными противниками, в которых нужно было стрелять. Ельцин был нападающей стороной, но он в тот период вообще не имел оружия и действовал как политик. Но он и победил тогда как политик, хотя не слишком хорошо понимал, за что, собственно, он в конечном счете ведет борьбу.

Борис Ельцин никогда не отрицал, что именно он стал инициатором Беловежских соглашений, однако он не считал себя ответственным ни за болезни, ни за смерть Советского Союза. Он заявлял всегда, что лидеры, которые собрались в Вискулях в Белоруссии, всего лишь констатировали смерть СССР. По мнению Ельцина, Советского Союза как единого государства в этот период уже не существовало. Главную ответственность за гибель Советского Союза Ельцин всегда возлагал на «консерваторов из КПСС», но также на Горбачева.

Приходится согласиться, что в этой заочной полемике между Горбачевым и Ельциным об ответственности за распад СССР доводы Ельцина звучат часто более убедительно: если главные центры власти в стране ничего почти не делают для преодоления глубочайшего экономического и политического кризиса – что остается делать лидерам республик, как не брать на себя всю власть и ответственность.

Я писал выше о «параде суверенитетов», который прошел по всему СССР летом и осенью 1990 г. Но тогда речь не шла о выходе республик из состава Советского Союза. Решения парламентов союзных республик еще не сопровождались изменением их конституций. Однако с весны 1991 г. в СССР начался некий «второй тур» «парада суверенитетов», когда не только союзные, но и большая часть автономных республик не просто объявляли о своем суверенитете, но и принимали новые конституции и новые названия для своих территорий, а также многие новые законы. Почти во всех случаях это сопровождалось и сменой государственных символов – гербов, знамен, гимнов. К маю 1991 г., т.е. еще за несколько месяцев до ГКЧП, Молдавская ССР превратилась в Молдову, которая провозгласила свое право как входить, так и выходить из союзов государств. Но рядом с Молдовой возникла Приднестровская ССР, которая отказалась перечислять средства в бюджет Молдовы. Армянская ССР превратилась в Республику Армения – с новым флагом и новым гимном. Армения начала создавать собственную армию, собственные внутренние войска и собственные службы безопасности. Узбекская ССР стала первой республикой в СССР, которая нарушила монополию Москвы на институт президентства. Но президента здесь избрал парламент. В Туркмении также был введен пост президента, и первый президент Туркмении был избран всеобщим прямым и тайным голосованием, которое прошло в республике еще 27 октября 1990 г. Казахская ССР была последней из союзных республик, которая замкнула парад суверенитетов на федеральном уровне. Но дальше пошли Декларации о суверенитетах автономных республик – Чечено-Ингушской, Карельской, Тувинской, Чувашской. Даже Чукотка повысила свой статус, провозгласив свою независимость от Магаданской области. Автономные республики соответственно объявляли себя союзными республиками, т.е. они объявляли о своем выходе из РСФСР, но не из СССР. Разобраться во всем этом было крайне трудно, и Борис Ельцин вместе с Л. Кравчуком и С. Шушкевичем решили просто разрубить этот гордиев узел на своих совещаниях в Беловежской Пуще.

Не следует, однако, и преуменьшать роли Б. Ельцина в разрушении СССР. Он никогда позже не высказывал сожалений по поводу разрушения СССР и КПСС. Для него эти политические и идеологические структуры не являлись какой-то ценностью, которую он должен защищать и поддерживать. Поэтому стремление Ельцина к власти, которого он никогда не скрывал, казалось мне порой иррациональным. Именно поэтому я всегда, начиная со своей собственной избирательной кампании по выборам в народные депутаты СССР в Хорошевском (Ворошиловском) районе г. Москвы, выступал с критикой Ельцина.

Борьба Ельцина против Горбачева происходила в течение нескольких лет внутри структур КПСС, а в 1986 – 1987 гг. это была в большей мере борьба Ельцина и небольшой группы его сторонников и друзей против Лигачева и «консерваторов». Горбачев также испытывал давление со стороны «консерваторов», и именно поэтому он оставил Ельцина на высоком министерском посту и в составе ЦК КПСС, заметив, однако: «В политику я тебя больше не пущу». В 1989 г. Ельцин вернулся в политику – на волне новых общественных настроений. Однако до мая – июня 1990 г. открытое противостояние Ельцина и Горбачева по-прежнему происходило внутри советских структур. Ельцин исправно посещал заседания Верховного Совета СССР, руководил работой Комитета по строительству и архитектуре, нередко выступал на заседаниях съезда и Верховного Совета СССР. Возглавляя Межрегиональную депутатскую группу (МДГ) и Демократическую платформу в КПСС, Ельцин старался использовать для критики любую ошибку и любой неверный шаг Горбачева. Однако ни Горбачев, ни Лукьянов не вели фактически никакой политической борьбы с «фракцией» Ельцина и с ним самим, хотя поводов для этого было немало. Лично мне такая пассивность Горбачева во внутрипартийной борьбе казалась непонятной.

Еще в 1987 – 1988 гг. демократическая оппозиция существовала у нас в стране не столько как движение, сколько как настроение и тенденция, рожденная из официально проводимой политики гласности. Это движение было тогда представлено множеством мелких организаций и групп, из которых наиболее известными были партия «Демократический Союз» во главе с Валерией Новодворской и общество «Мемориал», почетным председателем которого был избран академик Андрей Сахаров. Весной 1989 г. демократическое движение пополнилось за счет независимых народных депутатов СССР, общая численность которых не превышала 10% от всего состава Съезда народных депутатов СССР. Почти все эти люди выдвинулись не из низов общества, а из вторых рядов все той же партийной номенклатуры, из университетской профессуры, из числа писателей и журналистов. Наиболее известными из этих людей стали А. Собчак, Г. Попов, Г. Бурбулис, Ю. Афанасьев, Ю. Рыжов, Ю. Черниченко, Ю. Карякин, А. Мурашев, О. Румянцев, С. Станкевич, Г. Старовойтова, В. Коротич. Даже все, вместе взятые, эти люди не смогли бы образовать реальную и дееспособную партию власти. Избирательная кампания 1990 г. пополнила ряды демократической оппозиции за счет 200 – 300 народных депутатов РСФСР. Наиболее известными здесь стали такие люди, как В. Степанков, Р. Хасбулатов, А. Руцкой, С. Шахрай, С. Филатов, Г. Якунин, Ю. Щекочихин. Но и эти люди ни в отдельности, ни все вместе не могли бы взять на себя тяжесть управления страной. Амбиции у многих деятелей оппозиции оказались непомерно велики, но их политические и интеллектуальные возможности были невелики. Один из участников демократического движения, Олег Попцов, писал еще в марте 1991 г., подводя итог 6-летию перестройки, которое совпало с 60-летием М.С. Горбачева: «Пора оставить иллюзии. Никто ниоткуда никаких демократов во власть в 1989 г. не возвращал. В нашем обществе их попросту не было. В высших слоях политической атмосферы появилось несколько неглупых и интеллигентных людей. Но как же мало надо нашей стране, чтобы завопить во всю глотку: «Революция!» Нечто подобное случилось и после выборов российских народных депутатов. По самым тщательным подсчетам, депутатов демократической ориентации было избрано не более 33%. Но уже этого оказалось достаточным для истерики: «Победила демократия!» Не победила, нет. Она лишь заявила о своем появлении на политической арене. Страна необъятных просторов склонна к преувеличению. Китайская поговорка гласит: «Никогда не откусывай больше, чем можешь проглотить». Горбачев надломил систему. И в этот разлом ринулась невостребованная социальная энергия наряду с политической пеной. Я бы назвал наше время временем разноцветного радикализма. Суперрадикалы оттеснили сторонников «бархатной революции» и стали воплощением демократии как настроения. А настроение – процесс непредсказуемый»[337]. Но именно это построенное в большей мере на радикальных настроениях, чем на реальных политических силах демократическое движение разрушило КПСС и СССР!

Ситуация в СССР в 1991 г. очень напоминала ситуацию, которая сложилась в России в 1917 г. Февральская революция 1917 г. дала власть в руки кадетов, эсеров, меньшевиков и некоторых других более мелких демократических партий. Влияние большевиков в марте и апреле 1917 г. было очень мало, и никто из лидеров большевиков не ставил тогда вопроса о власти. Возвращение их главных лидеров из ссылки и из эмиграции укрепило партию большевиков, но она по-прежнему оставалась партией радикального меньшинства даже в Петрограде и в Москве. На Первом Всероссийском съезде Советов, который проходил в июне 1917 г., большевики смогли получить только немногим более 10% мандатов. Два обстоятельства стали решающими в их борьбе за власть. Это Корниловское восстание в августе 1917 г., которое смешало ряды Временного правительства и увеличило радикализацию масс. Это мощная фигура В. Ленина, который возглавил большевиков и убедил их в необходимости вооруженного захвата власти в стране. Роль Корниловского мятежа в 1991 г. сыграла попытка путча ГКЧП. А роль Ленина в данном случае играл Ельцин. Демократы не смогли бы прийти к власти осенью 1991 г., если бы во главе их слабой и разрозненной политической армии не оказалось бы мощной фигуры Бориса Ельцина.

Михаил Горбачев признавал в своих мемуарах, что некоторые из его сторонников советовали ему еще в 1990 г. самому возглавить демократов. В условиях 1990 – 1991 гг. это означало расколоть КПСС на социал-демократическое меньшинство и марксистско-ленинское консервативное большинство. Горбачев не решился тогда пойти на такой шаг; у него было множество опасений. Однако если бы он даже и пошел на подобный раскол, главным лидером демократической оппозиции стал бы не он, а Ельцин. В условиях относительно свободной конкуренции демократических лидеров даже Анатолий Собчак был бы сильнее и популярнее, чем Горбачев. Михаил Горбачев мог руководить жестко организованной, дисциплинированной аппаратной партией, но у него не было качеств, способностей и темперамента народного вождя. Борис Ельцин сумел сыграть такую роль в 1991 г. Потом у него были уже другие роли, с которыми он справлялся все хуже и хуже.