О некоторых проблемах внешней политики

Для Советского Союза, как огромного авторитарного социалистического государства с его непомерными амбициями и сложной историей, а также с его непомерными идеологическими претензиями, 1987 и 1988 гг. были, конечно же, временем большого отступления. К этому отступлению вынуждали нашу страну и КПСС начавшийся в 1980-е гг. общий кризис советского социализма, а также множество конкретных экономических трудностей 1985 – 1986 гг. Экономический кризис в Советском Союзе был осложнен и политическим кризисом, о котором я писал выше и который также вынуждал руководство страны и партии начать идеологическое и политическое отступление. Авторитарная в экономике и тоталитарная в идеологии и в политике советская коммунистическая система зашла в тупик, и продолжение прежней политики вело эту систему к саморазрушению. Отступление в большой политике, как и в большой войне, бывает необходимо. Таким отступлением в 1921 – 1922 гг. был НЭП – большевики зашли в своем наступательном революционном порыве слишком далеко и должны были теперь отступить, хотя бы для сохранения своей власти. Естественно, что отступление всегда связано с уступками, иногда временными, но иногда и окончательными. Отступлением для Великобритании был, например, постепенный демонтаж Британской империи в 1945 – 1948 гг.

Перестройка была частью этого отступления, и она была необходима для того, чтобы сохранить силы и укрепить тылы. Так, всякое планомерное отступление в ходе военных действий сопровождается перегруппировкой войск в тылу и на резервных позициях. Отступление – это еще не крах, не полное поражение. Но для этого оно должно быть сознательным и контролируемым. «Я мог бы и не начинать перестройку, – говорил не один раз Михаил Горбачев, но уже после распада СССР и КПСС, – запаса сил еще хватило бы на 15 – 20 лет». Запасы сил у советской системы действительно еще были, но и крушение в этом случае могло быть гораздо более тяжелым, чем в 1991 г. Перестройку лучше было бы начать раньше и проводить более последовательно и организованно. Ошибкой для Горбачева и его ближайшего окружения была не сама перестройка, не отступление или уступки, – они были необходимы. Ошибкой было непонимание общей обстановки, отсутствие анализа, плана, программы. Серьезное стратегическое отступление воспринималось и представлялось миру как некое мирное наступление. Шаги назад для КПСС и руководства страны воспринимались как шаги вперед. Известно, что отступление, если его не контролировать, может превратиться и в беспорядочное бегство. Разумный политик, как и опытный полководец, знает или намечает рубежи отступления и старается каким-то образом накопить силы на этих рубежах. В конкретных условиях Советского Союза середины 1980-х гг. перестройка должна была сопровождаться и ясными изменениями в идеологии КПСС. Но Михаил Горбачев не был опытным политическим полководцем, и его отступление не было ни организованным, ни сознательным. Мой брат, Жорес Медведев, в 1986 и 1988 гг. написал две книги о Горбачеве, которые вышли вначале в Англии, а затем и во многих других странах. Подводя итог своему анализу не только политики М. Горбачева в период 1985 – 1988 гг., но и в 1989 – 1991 гг., Жорес Медведев писал в своей рецензии на мемуары самого М. Горбачева: «Горбачев мог, конечно, начать экономические реформы с одновременным укреплением традиционных командных и репрессивных методов. В советской прессе эту модель реформ называли «китайской» или даже сравнивали с политикой Пиночета в Чили. Горбачев решил иначе – объединить экономическую перестройку с политическим сближением с Западом (идея “Общего Европейского дома”), быстрым разоружением и демократизацией управления страной. Расчет был достаточно простым. Разоружение высвобождало для экономики огромные финансовые и материальные средства. Появление в стране реального парламента и демократических парламентов в республиках должно было создать клапаны для снижения политического “митингового” давления и переключить протесты населения с забастовок к дебатам и дискуссиям. Введение рыночной экономики и включение СССР в мировую экономику должны были привлечь в страну иностранные инвестиции. Конверсия военно-промышленного комплекса могла насытить страну потребительскими товарами. Окончание “холодной войны” обещало дать огромные “мирные дивиденды” западным странам, и их можно было бы поделить или хотя бы получить в форме кредитов. Это были безусловно правильные предпосылки, и именно это было главным элементом или мотивом перестройки. Но это была программа на долгий срок. Горбачев же был импульсивен и нетерпелив. Отсюда и знаменитая программа “500 дней”. Он хотел реформировать все сразу: не только экономику, но и Коммунистическую партию, местное самоуправление, структуры правительства и, в конечном итоге, реформировать весь Советский Союз, заменив марксистско-ленинскую базовую доктрину СССР, обеспечиваемую дисциплиной КПСС, на свободный союз независимых республик, которые добровольно подпишут новый союзный договор, исключив из нового названия страны слова “социалистический” и “советский”»[81].

Я могу согласиться с этим анализом с оговоркой о том, что в 1987 г. М. Горбачев еще не сформулировал сколько-нибудь ясно даже для себя какой-либо общий план перестройки. Во многом он действовал по интуиции. Во всяком случае, внешняя политика Советского Союза, направляемая Горбачевым, была лишена в 1987 – 1988 гг. ясного плана.

Внешняя политика Советского Союза развивалась в 1987 г. по разным направлениям. Михаил Горбачев побывал во Франции, где встречался и вел переговоры с президентом Франсуа Миттераном. Еще раньше Горбачев совершил визит в Индию, это был ответный визит после переговоров с индийским премьером Радживом Ганди в Москве. Несколько встреч прошло и с главами государств Восточного блока. Были проведены общие совещания стран СЭВ и Варшавского Договора. Однако главной осью как советской, так и всей международной политики оставались отношения Советского Союза и США. После неудачи в Рейкьявике между СССР и США начались трудные переговоры, которые на уровне экспертов и министров иностранных дел проходили как в Москве, так и в Вашингтоне. Эти переговоры шли по четырем группам проблем: разоружение, региональные конфликты, права человека, двухсторонние отношения. Разумеется, главной проблемой для всех была проблема разоружения. Группу экспертов в этих переговорах возглавлял маршал Сергей Ахромеев. Разумеется, в переговорах участвовали министр иностранных дел СССР Эдуард Шеварднадзе и Государственный секретарь США Джордж Шульц.

Во время переговоров в Москве Михаил Горбачев нередко приглашал в Кремль для бесед американского госсекретаря. Эти беседы тщательно стенографировались. Во втором томе своих мемуаров М. Горбачев приводит обширные цитаты из этих бесед. Но эти пространные беседы, где слишком много места и времени уделялось проблемам «нового мышления», мало что дают для понимания советской внешней политики и не могут заменить серьезного анализа. Уклонился от серьезного анализа советской внешней политики в 1987 – 1988 гг. и Эдуард Шеварднадзе в своих мемуарах. Гораздо более точные сведения о всех деталях переговоров между СССР и США в эти годы содержатся в воспоминаниях и дневниках С.Ф. Ахромеева и дипломата Георгия Корниенко[82]. Свои воспоминания обо всех этих встречах и переговорах написали позже также Рональд Рейган[83] и Джордж Шульц[84].

Для М. Горбачева было крайне важно сделать какой-то крупный шаг в области разоружения именно в 1987 г. Советский бюджет удалось сверстать на 1988 г. с очень большим дефицитом. Гонка вооружений изматывала и истощала страну, тормозя реформы на всех направлениях. Но в США в 1988 г. должны были состояться президентские выборы. Было очевидно, что Рональд Рейган уже не будет президентом и к власти в Вашингтоне придет новая администрация, которой надо будет время для того, чтобы включиться в сложные переговоры. Помимо прямых переговоров между Кремлем и Белым домом, шел в 1987 г. и обмен письмами. Горбачев в своих посланиях часто упрекал и Р. Рейгана, и Дж. Шульца в косности и в том, что они не хотят доверять ему, Горбачеву, который искренне хочет перемен к лучшему. Он уверял Шульца, что СССР хорошо знает о планах США и о состоянии американского военно-промышленного комплекса, приводя данные, которые Дж. Шульц в своих мемуарах назвал позднее «чушью». Давая позднее оценку Дж. Шульцу как политику, М. Горбачев признавал, что это был человек с высоким интеллектом и воображением, человек реалистических взглядов, настроенный на серьезную политику. Но он не мог достойно вести свои разговоры с генсеком «на уровне философских аспектов новой политики, роли и ответственности двух наших стран»[85]. Джордж Шульц в своих мемуарах был менее благосклонен к Горбачеву. «Я был обескуражен, – писал он позднее, – насколько невежественны или дезинформированы были Горбачев и Шеварднадзе»[86].

Эдуард Шеварднадзе вел в основном переговоры по правам человека и очень часто прибегал к прямой демагогии. По свидетельству Дж. Шульца, приехав в первый раз в Вашингтон, Шеварднадзе не нашел ничего лучшего, как обвинить правительство США в дискриминации черных и в создании препятствий на пути продвижения по службе женщин. «Но именно в этот момент, – с насмешкой писал Д. Шульц, – за столом напротив него и справа и слева от меня сидели заместитель Госсекретаря США Роз Риджуэй и темнокожий генерал Колин Пауэлл, председатель Комитета начальников штабов»[87].

Соглашение, которое в конечном счете предложил Горбачев Р. Рейгану, было крайне выгодно для США. Американская сторона была даже удивлена: уступки были односторонними и очень большими. «Он, Горбачев, складывал подарки у наших ног – уступка за уступкой», – писал без всякой благодарности Дж. Шульц[88]. Американскому политику казалось, что уступчивость М. Горбачева является результатом того многолетнего давления на СССР, которое исходило от США и от Р. Рейгана в особенности. Однако одного давления было бы мало. Позиция Горбачева определялась в первую очередь тем трудным положением, в котором оказался СССР. Наша страна уже не могла выходить на какой-то новый виток гонки вооружений.

Переговоры шли очень интенсивно как в Вашингтоне, так и в Женеве, и постепенно Москва перестала слишком жестко увязывать вопрос о сокращении численности реально существующих ракет с проблемами будущих американских систем ПРО или СОИ. Михаил Горбачев стал отходить от своих позиций, которые он обозначил в Рейкьявике как жесткий предел уступок. Американский анализ показывал, что лозунги гласности и перестройки, провозглашенные Горбачевым, не являются простой «уловкой». Было очевидно, что соглашение с Америкой жизненно важно для Горбачева и для СССР, советская сторона уже не только не хотела, но и не могла вести переговоры с позиций силы, стране была необходима передышка. В дополнение к переговорам, которые вели эксперты, шел и оживленный обмен конфиденциальными письмами между двумя президентами, и Рональд Рейган в своих мемуарах привел пример одного из таких писем Горбачева от 15 сентября 1987 г. В октябре Рейган записал в своем дневнике: «Советы дрогнули. Шеварднадзе, выступавший от имени Горбачева, прибывает в четверг для переговоров по соглашению о РСД и для подготовки встречи в верхах»[89].

Визит М. Горбачева в США состоялся 7 – 10 декабря 1987 г. Здесь, в Вашингтоне, был подписан первый договор между СССР и США о ядерном разоружении. Этот договор имел наименование – Договор по РСМД. Он положил начало всей серии последующих договоров – СНВ-1, СНВ-2, а также подписанному в 2003 г. Договору о сокращении стратегических вооружений.

Согласно Договору по РСМД, ликвидации подлежали не только ракеты средней дальности – от 1000 до 5500 км, но и ракеты дальностью от 500 до 1000 км. Подписание договора происходило 8 декабря 1987 г. в весьма торжественной обстановке. Это было действительно важное событие, так как накопленный ядерный арсенал превышал все разумные пределы. Теперь он должен был сократиться на 30 или даже на 50%. Выступая на церемонии, Рональд Рейган был доволен. «Мало кто верил, – сказал он, – что это Соглашение будет подписано. Но я подбадривал себя словами великого русского человека Льва Толстого: “Самые сильные воины – это воля и терпение”». Михаил Горбачев, выступая на той же церемонии, напомнил слова американского поэта и философа Эмерсона: «Лучшая награда за хорошо сделанное дело – это сделать его».

Военные эксперты позднее крайне сожалели, что под сокращение по Договору по РМСД попали и ракетные комплексы «Ока», или СС-23, дальностью до 400 км. Это была оригинальная советская разработка, равной которой у США не было. Обвинения на этот счет выдвигались в первую очередь против Горбачева и особенно против Э. Шеварднадзе: почему они и здесь уступили? Шеварднадзе в своих мемуарах переводит стрелки обвинения на маршала С.Ф. Ахромеева, он сидел рядом с Генеральным секретарем ЦК КПСС и дал на это согласие от имени военных. Но и С. Ахромеев написал свои мемуары, в которых свидетельствовал, что включение комплексов «Ока» в число ракет, подлежащих сокращению, было предпринято именно МИД и одобрено М. Горбачевым без ведома военных еще на предварительных переговорах. Когда военные, и в частности сам С. Ахромеев, высказали свое несогласие и даже возмущение, на них было оказано давление. В Министерстве обороны было проведено специальное партийное собрание, и несогласным грозили партийными наказаниями. «Попытки военных, – свидетельствовал С. Ахромеев, – вернуться к вопросу об «Оке» до подписания договора всячески пресекались. Дело кончилось тем, что буквально за неделю до вашингтонской встречи в верхах, где предстояло подписание Договора по РМСД, военным пришлось просто отступить, и было официально оформлено наше внутреннее решение о включении ракет СС-23 в этот договор»[90]. Но теперь и американские военные не могли развернуть в Европе свои ракетные комплексы «Лэнс-2» с дальностью в 450 – 470 км, которые у них были уже готовы. В любом случае маршал Ахромеев считал новый договор важным соглашением. Военные руководители и военные эксперты Советского Союза вовсе не были так слепы или так привержены «всепожирающему Молоху военно-промышленного комплекса», как об этом писал позднее М. Горбачев»[91].

У Горбачева в США было еще несколько встреч и бесед – с конгрессменами, с деловыми людьми, с журналистами. 10 декабря состоялась его большая беседа с вице-президентом Дж. Бушем, который, как предполагалось, станет кандидатом на пост президента от республиканской партии на выборах 1988 г.

В 1988 г. одним из главных событий для М.С. Горбачева был его официальный визит в Лондон. Отношения Михаила Горбачева и Маргарет Тэтчер были особенно теплыми и почти дружескими. Я уже писал в первой главе данной книги о первой встрече супругов Горбачевых с М. Тэтчер еще в конце 1984 г. Они встречались позднее много раз, и об их отношениях посол Советского Союза в Лондоне позднее написал специальную книгу «Горби и Мэгги»[92]. В декабре 1987 г. М. Горбачев встретился с М. Тэтчер при возвращении из США. Он встречался с ней в самом начале 1988 г. на Генеральной Ассамблее ООН. Но в апреле 1988 г. это был уже большой официальный визит – с множеством встреч и выступлений. На Западе уже начиналась «горбомания» – непомерные и повсеместные восхваления Михаила Горбачева: он стал «Человеком года», а позднее и «Человеком десятилетия». Горбачева это очень воодушевляло, и он приводит в своих мемуарах многие из высказываний западных газет о самом себе, находя их не только «благожелательными, но и объективными».

Визиты в Англию, а также поездки во Францию, Германию и Италию не сопровождались заключением каких-либо важных соглашений. Вполне возможно, что Горбачев ставил своей целью показать своим оппонентам в самом СССР, и в ЦК КПСС огромные масштабы поддержки его политики в Европе: везде, куда прилетал М. Горбачев, для его встречи и приветствия собирались огромные толпы людей.

Более спокойно и скромно проходили визиты М. Горбачева в Азии, например в Индии. Без особого воодушевления встречали советского лидера в странах Восточной Европы. Коммунистические лидеры в этих странах явно теряли свою и без того не слишком большую популярность, и перестройка в СССР их просто пугала. В советской печати уже появились материалы, в которых осуждалось вторжение войск Варшавского Договора в Чехословакию в 1968 г., а между тем, приезжая в Прагу, Михаил Горбачев должен был встречаться и вести переговоры с Густавом Гусаком и другими руководителями чехословацкого государства, которые пришли к власти именно в результате этого вторжения. В июле 1987 г. знаменитый чешский драматург и диссидент Вацлав Гавел писал об одном из таких визитов М. Горбачева в Прагу в своем дневнике: «Визит царя-реформатора в губернию, где власть держалась усилиями его предшественников – антиреформаторов, был событием столь пикантным, что в Праге собралось невиданное множество пишущей братии. Все приехали в срок, и единственный, кто откладывал прибытие, был царь-реформатор. Посему журналисты убивали время кто как мог, между прочим навещая и диссидентов. Вокруг меня крутились десятки их, и каждый спрашивал, что я думаю о новом царе. Мне было необыкновенно мучительно всякий раз повторять одни и те же фразы о новом царе, тем более что даже мне они не казались оригинальными. Ничего удивительного: нынче в мире нет никого, о ком бы еще говорилось так много, и ясно, что почти все, что я мог сказать о нем, уже наверняка было сказано... Наконец-то! Суетное оживление в рядах тайной полиции, вспыхивают автомобильные фары, заводятся моторы, из театра появляются избранные, и неожиданно возникает он сам! При нем Раиса – чета окружена сворой телохранителей. В этот момент происходит первая для меня неожиданность: циничные и язвительные острословы, которые только что прохаживались насчет главного властителя и его стражи, внезапно, точно по мановению волшебной палочки, превращаются в восторженную, даже буйно беснующуюся толпу, напирают, рвутся вперед, чтобы просто махнуть ему рукой... Снова та же иллюзия! Неужто они и впрямь думают, что Горбачев прибыл освобождать их от Гусака?! Между тем царь-реформатор уже приближался к тому месту, где стоял я. Был он довольно приземист и плотен и производил впечатление несколько испуганного и беспомощного, улыбался, как мне казалось, искренне, кивал нам как-то заговорщицки, всем вместе и каждому в отдельности... Горбачев, человек, превозносивший в Праге худшего из правителей, каких имела эта земля в новейшей своей истории, был уже в двух шагах от меня, он шел, помахивая рукой, дружески улыбаясь, и неожиданно почудилось, что и махал он и улыбался одному только мне»[93].

Для американских аналитиков и дипломатов внешняя политика Михаила Горбачева была мало понятна. Многие из них были уверены, что Горбачев ведет какую-то сложную игру, стремясь использовать противоречия между странами Запада в интересах СССР и таким образом расширить свое влияние в мире и сохранить контроль в Восточной Европе. По-разному оценивали цели и действия Горбачева госсекретарь США Дж. Шульц и министр обороны США Каспар Уайнбергер, а также советник президента по вопросам национальной безопасности Роберт Гейс. Тем не менее все они дали совет Рональду Рейгану принять предложение Горбачева о проведении новой встречи в верхах в Москве, куда американский президент и прибыл с официальным визитом 29 мая 1988 г. После визита Р. Никсона в СССР в 1972 г. это было второе посещение Москвы американским президентом. Рональд Рейган завершал в 1988 г. свой президентский срок, и для него посещение Москвы было в значительной мере ритуальным, но весьма символическим визитом. Он должен был прибыть в столицу страны, которую он в первой половине 1980-х гг. не раз называл «империей зла». Теперь американский президент публично отказался от таких крайних оценок, ссылаясь чаще всего на появление во главе СССР нового лидера. Он не скупился на похвалы в адрес Горбачева, которого неоднократно называл своим «другом». С похвалой отзывался Р. Рейган и о важных изменениях в советской внешней политике.

Еще за несколько дней до прибытия Р. Рейгана в Москву в ее высших дипломатических кругах царила некоторая нервозность, а многие прогнозы по поводу новой встречи в верхах были пессимистическими. Сенат США все еще не ратифицировал подписанный в декабре 1987 г. Договор по РСМД, а сам Рейган еще в Вашингтоне, а потом и в Финляндии сделал ряд заявлений, которые трудно было бы назвать дружественными. На Западе в СМИ прошла короткая, но интенсивная антисоветская кампания. Михаил Горбачев предлагал подписать в Москве новое соглашение о 50-процентном сокращении в СССР и США всего стратегического вооружения. Это была тогда его «программа-максимум». Но теперь возникала угроза и для «программы-минимум» и превращения всего визита в Москву президента США в пустую экскурсию. К счастью, этого не случилось. За два дня до встречи в верхах сенат США и Верховный Совет СССР ратифицировали Договор по РМСД, и все государственные деятели и эксперты, которые готовили встречу, вздохнули с облегчением. Новых соглашений было немного, но общая атмосфера встречи была довольно дружественной. Помимо переговоров по проблемам разоружения и региональным проблемам, для президента США была составлена обширная программа встреч с советской общественностью. Он встречался в разных местах с группами простых москвичей, а затем пригласил в резиденцию посла США большую группу «отказников», т.е. людей, которым было отказано в разрешении покинуть СССР. Большинство из этих людей давно уже добивались переезда на жительство в США и Израиль. Р. Рейган выступил на большой встрече со студентами Московского университета и ответил на вопросы студентов.

В Московском Доме литераторов предполагалось устроить выступление и небольшой диспут Рональда Рейгана с представителями советской интеллигенции. В число специально отобранных 40 известных писателей, режиссеров, артистов, руководителей творческих союзов была включена, к моему удивлению, и моя фамилия. Возможно, это было сделано по рекомендации посольства США: я был хорошо знаком с послом США в СССР и с одним из его заместителей. Но, возможно, это была инициатива А.Н. Яковлева, утверждавшего список. В любом случае встреча была не просто интересной, но и поучительной. Она продолжалась несколько часов, и явное превосходство Р. Рейгана над боявшимися сказать что-то лишнее советскими литераторами и режиссерами было очевидным. Рейган произнес 20-минутную и очень содержательную речь, он очень умело и даже остроумно ответил на все заданные ему вопросы. Он пояснил присутствующим, в какой мере его прежняя карьера артиста помогла ему более успешно выполнять обязанности сначала губернатора Калифорнии, а потом и президента. Как артист, он сыграл десятки ролей, и именно это позволило ему лучше понять нужды и интересы самых разных слоев американского населения. И речь Рейгана, и его ответы на вопросы, и простота его поведения произвели на присутствующих большое впечатление. Р. Рейган не стал отрицать, что большая политика является не только общественной обязанностью, но также «политической сценой», и поэтому каждый из ее участников должен выступать здесь и как человек, и как государственный деятель, и как артист. Лично я никогда не смотрел фильмов с участием Р. Рейгана-артиста. Но, наблюдая теперь с близкого расстояния за его поведением и выступлением, я убеждался в том, что свою последнюю и крупную роль на мировой сцене Р. Рейган выполнял очень профессионально и хорошо. Все люди разных взглядов и положения, с которыми я тогда беседовал о встрече в верхах, отмечали, что их мнение о Р. Рейгане и об Америке в целом улучшилось. И это было важным компонентом общего улучшения советско-американских отношений.

Одной из самых важных проблем Советского Союза и в отношениях с западными странами, и в отношениях с Китаем, и в отношениях с мусульманским миром была проблема Афганистана. Новому руководству эта проблема досталась в наследство еще от времен Брежнева, и ясного представления о путях решения этой проблемы в новом составе Политбюро не было. Принципиальное решение о необходимости вывода советских войск из Афганистана было принято на Политбюро еще в самом конце 1985 г., и оно подтверждалось несколько раз на разного рода закрытых совещаниях и в 1986 г. Высшее военное командование Советского Союза об этом знало, но все конкретные и ясные решения должны были принимать политики. Советский Союз и его армия должны были уйти из Афганистана без потери лица – не так, как были вынуждены уходить из Вьетнама американские войска. Хотя и сам по себе вывод советских войск, численность которых приближалась в это время к 150 тысячам человек, был чрезвычайно трудной задачей, еще более трудными представлялись политические проблемы. Каким должен стать Афганистан после вывода советских войск? Мнения на этот счет расходились, и поэтому решение о начале вывода войск откладывалось и в 1986, и в 1987 гг. Боевые действия продолжались, гибли и советские солдаты и офицеры, гибли моджахеды, гибли тысячи и тысячи людей из мирного населения.

План вывода советских войск из Афганистана предусматривал сохранение здесь дружественного к СССР режима во главе с НДПА – Народно-демократической партией. Ее руководство, однако, пришлось изменить: было очевидно, что прежний лидер и президент Афганистана Бабрак Кармаль по многим причинам не в состоянии контролировать ситуацию в рядах партии и в рядах подчиненной ему новой афганской армии. По рекомендации как советского посольства в Кабуле, так и спецслужб Советский Союз поддержал выдвижение нового лидера – Наджибуллы, который в прежнем афганском руководстве возглавлял службы безопасности. Это был сильный и жесткий человек, который попытался реорганизовать все силовые структуры Афганистана, но также провозгласил политику национального примирения, пытаясь привлечь на свою сторону хотя бы часть моджахедов, в рядах которых не было единства. Бабрак Кармаль с небольшой группой близких ему лично людей уехал из Кабула в Москву. Наджибулле и подчиненным ему вооруженным подразделениям передавалось большое количество советского вооружения, а также финансовые средства. Были активизированы афгано-пакистанские переговоры, которые начались еще в 1982 г. в Женеве. Многое здесь зависело и от позиции США, так как именно из США шла главная военная и финансовая помощь почти всем группировкам моджахедов в Афганистане и в северных районах Пакистана. В окружении Р. Рейгана были политики, которые готовы были поддержать вывод советских войск из Афганистана в рамках более широкого улучшения отношений между США и СССР. Их называли иногда «улаживателями» («dealers»). Но были и более жесткие политики, которые считали выгодным для США и Запада удерживать советские войска в Афганистане как можно дольше. Их называли «кровопускателями» («bleeders»). Только в декабре 1987 г. после переговоров с М. Горбачевым Рональд Рейган не без колебаний принял точку зрения «улаживателей». В свою очередь, М. Горбачев заверил Р. Рейгана в готовности СССР начать вывод своих войск из Афганистана и принять все необходимые меры для политического урегулирования в самом Афганистане. С декабря 1987 г. до марта 1988 г. положение дел в Афганистане обсуждалось на Политбюро пять раз. Перед военным руководством СССР, а также перед руководством КГБ СССР была поставлена задача спланировать вывод советских войск, а также осуществить все меры по повышению боеспособности афганской армии. Афганской армии надо было обеспечить такие запасы материальных ресурсов, которые позволяли бы ей вести самостоятельные боевые действия после вывода советских войск. Были приняты меры и по укреплению советского «ограниченного контингента» войск в Афганистане. На пост командующего этого контингента, или 40-й армии, был назначен генерал-лейтенант Борис Всеволодович Громов. Он принял командование армией в июне 1987 г. и сразу же начал готовить план крупнейшей войсковой операции по выводу советских войск, которая в штабных документах получила кодовое наименование «Магистраль».

После сложных переговоров и с афганскими лидерами, и в Вашингтоне, которые проводились и дипломатами, и военными, Политбюро ЦК КПСС постановило начать вывод советских войск 15 мая 1988 г., а все остальное привязать к этой дате. Только недавно был впервые опубликован подробный оперативный план этой чрезвычайно сложной операции, который был разработан штабом генерала Б. Громова и утвержден его приказом по армии за № 042[94]. Этот приказ был подписан 11 ноября 1987 г., а вскоре после этого начался отвод и советских, и афганских войск от границы с Пакистаном. Зимой с декабря 1987 по март 1988 г. советские войска отошли от границы с Пакистаном и сосредоточились в крупных гарнизонах. В течение нескольких месяцев шла подготовка как к выводу советских войск из Афганистана, так и к укреплению афганских войск техникой и кадрами: для афганских частей готовились экипажи танков, артиллерийские расчеты и др. С мая по август 1988 г. советские войска были выведены из западных и южных районов Афганистана. Затем был перерыв, а уже с 15 января по 15 февраля 1989 г. советские войска были выведены из Кабула и из центральных районов Афганистана. В военных кругах не без оснований считают эту масштабную операцию, которая прошла практически без потерь, одной из самых выдающихся военных операций подобного рода. Она была позднее подробно описана самим Б. Громовым в его книге «Ограниченный контингент» (М., 1994).

К концу 1988 г. международная обстановка с точки зрения СССР значительно улучшилась, и «холодная война» шла на убыль. В этих условиях Михаил Горбачев принял решение принять участие в декабрьском заседании Генеральной Ассамблеи ООН и выступить здесь с большой речью, которая была бы «Фултоном наоборот». Как известно, в марте 1946 г. Уинстон Черчилль выступил в Фултоне в США с большой речью, содержавшей призыв едва ли не к превентивной войне США и Англии против СССР и стран народной демократии. Считается, что именно эта речь, произнесенная в присутствии президента США Г. Трумэна, стала началом «холодной войны». Теперь М. Горбачев решил произнести в США новую речь, которую можно было бы считать концом или хотя бы началом конца «холодной войны». Речь для М. Горбачева была очень хорошо подготовлена. Призыв к самоограничению, обращенный к большим и сильным странам, призыв к исключению силы из внешней политики всех государств, призыв к деидеологизации всех международных отношений, к принципу свободы выбора путей общественного развития для всех народов и стран, призыв к верховенству общечеловеческих идей над эгоистическими мотивами – все это были хорошие и благородные предложения. Чтобы они не звучали только как абстрактная проповедь, М. Горбачев объявил, что во исполнение этих принципов Советский Союз объявляет о добровольном и одностороннем сокращении своих вооруженных сил на 500 тысяч человек, что Советский Союз выведет в одностороннем порядке шесть танковых дивизий из Восточной Европы, а затем расформирует эти дивизии. М. Горбачев предлагал повысить роль ООН в решении проблем экономики и экологии. ООН должна помочь снижению долговой зависимости стран Юга от богатых стран Севера и создать центры срочной экологической помощи.

Речь М. Горбачева была встречена хорошо, особенно журналистами. Политики предпочитали отмалчиваться. В США происходила смена президентов, и Р. Рейгана в январе 1989 г. должен был сменить Джордж Буш-старший. Программа поездки Горбачева предполагала встречу как с Рейганом, так и с Бушем. Из Нью-Йорка Горбачев должен был лететь на Кубу для обсуждения проблем Центральной Америки. После Кубы М. Горбачев планировал посетить Англию и обсудить здесь ряд европейских военных и экономических проблем. Однако после выступления в ООН Михаил Горбачев не смог даже отдохнуть. Не прошло и нескольких часов после того, как Горбачев покинул трибуну ООН, как внимание политиков и прессы переключилось на события в Армении, где произошло землетрясение – самое крупное на Кавказе за несколько столетий.

Земля содрогнулась на Кавказе еще до того, как Горбачев поднялся на трибуну ООН. Однако никто не знал масштабов бедствия, так как связь с районами, оказавшимися в эпицентре землетрясения, была нарушена. Но уже вскоре после того как Горбачев закончил свою речь, из Армении стали поступать все более тревожные сообщения. М. Горбачев направил в Ереван телеграмму соболезнования. В Москве была быстро сформирована комиссия во главе с премьером Н. Рыжковым, которая вылетела в Армению. Еще через несколько часов в Нью-Йорк пришло сообщение, что сила землетрясения в Армении превысила 10 баллов по шкале Рихтера и погибли десятки тысяч человек. Михаил Горбачев и его делегация изменили все свои планы и приняли решение о возвращении в Москву. Из Москвы Михаил Горбачев вылетел в район бедствия, куда уже шла помощь из всех регионов СССР и из многих стран мира. Картина разрушений и жертв была страшной, но не только от буйства природы. Были полностью разрушены и сотни домов старой постройки, и сотни домов, построенных в 50 – 70-е гг. Бетонные блоки, из которых складывались эти дома, в ряде случаев не были даже приварены в местах соединения и были слишком хрупки. Как будто никто из строителей не думал, что школы и дома будут стоять в сейсмоопасной зоне. К счастью, многочисленные химические предприятия республики, а также Армянская АЭС оказались далеко от эпицентра землетрясения.

В отличие от Николая Рыжкова, который сразу же начал руководить спасательными работами, Горбачева встретили в Армении холодно. Мало кто приветствовал его и в соседнем Азербайджане, куда он приехал с коротким визитом из Еревана. Трагедия в Спитаке и Ленинакане не смягчила, а даже обострила начавшийся ранее армяно-азербайджанский конфликт. Экономический и политический кризисы, которые развивались в СССР, осложнились и национальными конфликтами, которые потенциально были крайне опасными для судеб страны, но для разрешения которых у руководства СССР и КПСС не имелось никаких ясных предложений.