Музыкальность слушателя

Если много столетий и даже тысячелетий музыку одновременно слушали и исполняли, то сегодня большинство из нас превратились в слушателей, и в течение жизни мы прослушиваем множество композиций. Такая музыкальность проявляется не в способности чисто спеть ноту или знании названий интервалов. Исследователи музыки единогласно приходят к выводу, что профаны, не владеющие терминологией, на эмоциональном уровне «понимают» музыку не хуже экспертов.

По традиции музыку фиксируют в виде последовательности нотных знаков. Мелодия остается той же, вне зависимости от того, поют ее или играют на фортепиано, и не меняется, если ее транспонировать в другую тональность. Песни, исполняемые устно, каждый поет в соответствии с регистром своего голоса.

С тех пор, как музыканты пишут ноты и композиторы предъявляют права на свои сочинения, высота звуков строго зафиксирована. До-мажорную прелюдию из «Хорошо теперированного клавира» никто не слышал в ре-мажоре, если, конечно, рояль не был вконец расстроен. А записи этого произведения отличаются, кроме интерпретации, только тембром, так как каждый рояль звучит по-своему, а кроме того, его иногда исполняют на клавесине.

В поп-музыке существуют «официальные» записи большинства хитов. Некоторые из них имеют кавер-версию, то есть исполнены другими музыкантами в их собственной интерпретации, например, «Yesterday» группы «Beatles» или «Umbrella» Рианы. Тем не менее, вспоминая «Hotel California», мы мысленно слышим характерное вступление гитариста группы «Eagles», а вовсе не версию, исполненную танцевальным оркестром на деревенском празднике. Насколько глубоко врезаются такие мелодии в нашу память?

Иногда в телепередачах мы видим, как прохожих на улице просят напеть свой любимый хит. Я часто замечал, что в эфире звучит при этом оригинальная запись. У большинства зрителей это не вызывает вопросов, однако профессиональный музыкант неминуемо задумается: а почему дилетант на улице поет так чисто, да и темп совпадает?

Уже упоминаемый мною выше Дэниел Левитин провел в 90-х годах два эксперимента, пытаясь выяснить, насколько точно люди воспроизводят по памяти популярные шлягеры. В первом речь шла о высоте звука. В нем участвовали 46 студентов-психологов. Им предлагалось выбрать из 58 музыкальных CD тот, где записан хорошо знакомый им шлягер, а затем напеть или насвистеть его с любого места. Компьютерная программа определяла высоту звука и сравнивала с оригиналом.

Результат превзошел все ожидания: примерно каждый четвертый испытуемый воспроизвел оригинал точно, а больше чем у половины отклонение составило максимум один целый тон. Этот результат и по сей день недостаточно оценен — а ведь принято считать, что лишь малая часть населения имеет абсолютный слух, то есть в состоянии точно назвать ноту. Эксперимент доказал, что для широко известных композиций этот постулат не работает — их помнят и способны чисто воспроизвести очень многие.

Перед учеными встал следующий вопрос: а как обстоит дело с темпом композиций? Выяснилось, что популярные песни каждый поет в том темпе, в каком ему удобно. Кстати говоря, в классической музыке, где композитор всегда указывает темп исполнения (от «адажио» до «престиссимо») тоже существует множество интерпретаций — так, бетховенская Девятая симфония, которой дирижирует Герберт фон Караян, длится 66 минут, а в исполнении Вильгельма Фуртвенглера она звучит 74 минуты, то есть разница в темпе составляет более 12 процентов.

Произведения поп-музыки, напротив, всегда исполняются в определенном темпе. Откладывается ли он в памяти слушателей? Левитин вернулся к данным своего первого опыта и сравнил темп оригинального и любительского исполнения. И снова поразился тому, насколько близки были дилетанты к оригиналу: 72 процента участников отклонились от него не более чем на восемь процентов (в ту или другую сторону). И это при том, что колебания темпа в пределах четырех процентов на слух вообще не воспринимаются. А значит, темп любимых композиций мы запоминаем практически точно.

Думаю, каждый из нас хоть раз попадал в такую ситуацию: по радио звучит песня, которую он последний раз слышал лет двадцать назад, — и эмоциональная реакция налицо. Особенно безотказно действует музыка, знакомая с юности и связанная с переживаниями счастливой или несчастной любви. Достаточно короткого отрывка — и звучание мгновенно всплывает у нас в памяти. Композиция «Angie» группы «Rolling Stones» начинается с простого ля-минорного гитарного аккорда. С него начинаются еще сотни песен, но эту мы узнаем с первого удара по струнам.

Какой же длины отрывка достаточно, чтобы узнать композицию?

Очевидно, очень небольшой. Радиостанции часто проводят конкурсы, где слушатели по фрагменту длиной в одну секунду должны угадать шлягер — и уже третий позвонивший дает правильный ответ. Такие же тесты проводились и в научных целях, например, Гленном Шелленбергом из Торонтского университета в 1999 году. 100 студентам предлагались для прослушивания пять хитов из чартов последних месяцев (среди них была и «Macarena»). Вначале участники могли прослушать более длинный фрагмент каждой композиции (две десятые секунды), а затем им проигрывали очень короткие (одна десятая секунды) отрывки тех же мелодий в случайной последовательности.

Потом запись запускали в обратном направлении, а также вносили в нее акустические искажения. Если вы хотите знать, как это звучало, — на сайте приведены фрагменты.

Результаты эксперимента Шелленберга показали: даже короткие отрывки больше половины участников узнавали с легкостью и не справлялись с поставленной задачей лишь при воспроизведении фонограмм задом наперед и с акустическими искажениями.

Феноменальную способность человека узнавать сверхкороткие отрывки популярных мелодий подтверждают и множество других экспериментов. Австрийский ученый Ханнес Раффазедер из Высшей школы города Санкт-Пёльтен каждый год повторяет со своими студентами такой опыт: предлагает прослушать начальный аккорд из композиции «Wonderwall» группы «Oasis» или «Don’t Speak» группы «No Doubt» и просит их назвать. Большинству испытуемых это неизменно удается. Раффазедер восторгается прежде всего тем, насколько точно сохраняется в памяти тембр: «То обстоятельство, что между премьерой песни и моментом проведения эксперимента прошло более семи лет, — пишет он, — неоспоримо доказывает, что тембр может храниться в памяти сравнительно долго».

Французский ученый Эммануэль Бига из университета Бургундии ужесточил условия эксперимента: он поделил классические мелодии, в частности, «Времена года» Вивальди, на фрагменты длительностью в пять сотых секунды — и испытуемые их тем не менее узнавали. Параллельно Бига тестировал отрывки звучащего текста. В этом случае, чтобы хоть что-то разобрать, участнику опыта требовалось услышать отрывок в пять раз более длинный, чем когда он должен был узнать музыку. То есть наша музыкальная память реагирует на экстремально короткие сигналы и восстанавливает мелодию в полном объеме.

Во всех этих экспериментах не было выявлено различий между музыкантами и немузыкантами, а значит, в этом смысле мы все эксперты. Причем это верно и для понимания музыки, ее теории и эмоционального содержания: непрофессионалы ни в чем не уступают специалистам.