Петь умеет каждый?

Дэниел Левитин в книге «Музыкальный инстинкт» рассказывает о случае с антропологом Джимом Фергюсоном, который долгое время проводил исследования в южноафриканской стране Лесото. Когда жители деревни пригласили его спеть с ними вместе, он застенчиво ответил: «Я не пою». В ответ прозвучало недоверчивое: «Что значит, ты не поешь? Говорить ведь умеешь!» Левитин приводит слова Фергюсона: «Для них это было так же нелепо, как если бы я сказал, что не умею ходить или танцевать».

С этим трудно спорить: голос — действительно музыкальный инструмент, причем такой, который оказывает сильное эмоциональное воздействие и может многое рассказать о чувствах самого поющего. Любой из нас обладает врожденным умением пользоваться этим древнейшим инструментом. К сожалению, все меньше людей это делают, хотя слушают больше музыки, чем когда-либо раньше. Быть может, доведенные до совершенства фонограммы, которые звучат по радио или из айпода, отбивают у нас желание попробовать спеть самим? И мы попадаемся на удочку уже упомянутого телешоу «Германия ищет суперзвезду» и верим, что все человечество делится на гениев и безликую массу дилетантов?

Тот факт, что коллективное пение себя скомпрометировало, имеет, особенно в Германии, исторические причины. «После 1933 года пели очень много», — говорит исследователь музыки Эккарт Альтенмюллер. Факельные шествия нацистов сопровождались маршами, а объединяющая сила музыки проявляется и тогда, когда сообщество преследует недобрые цели. После Второй мировой войны многие перенесли свою ненависть к тоталитарной идеологии нацизма на любую форму коллективного пения. «Нигде не написано, что пение есть необходимость», — писал философ и музыкальный теоретик Теодор Адорно. Началось, по крайней мере в кругах культурной элиты, победное шествие абстрактной, атональной музыки, которой невозможно подпевать, а коллективное пение стали считать признаком ограниченности.

Но пение — слишком важная часть культуры, чтобы уступать ее милитаристам, фанатикам маршевой или псевдофольклорной музыки. В определенном смысле петь, что бы там ни говорил Адорно, — естественная потребность человека. Дети в возрасте 18 месяцев, еще не начав говорить, начинают повторять услышанные мелодии и сочинять собственные. Почему же по мере взросления пение становится для нас чем-то постыдным?

Повторю, все люди — музыкальны, даже если некоторые из них поют фальшиво. Я почти десять лет пел в хоре, где постоянно менялся состав участников, наделенных самыми разными певческими данными.

Хоровое пение предъявляет к певцам определенные требования, так как в западной культуре распространено многоголосие. У большинства из непрофессионалов такая манера исполнения вызывает трудности, ведь поздравляя кого-то с днем рождения, мы поем «в унисон», то есть один звук (либо на одну октаву выше или ниже). Петь звуки, отличающиеся от тех, что поет стоящий рядом с тобой, значительно сложнее. Но этому можно научиться. Я часто проделывал с неопытными певцами, например, с детьми, такой опыт: мы начинали вместе петь какую-нибудь популярную мелодию, и через какое-то время я заводил другую — и все тут же ее подхватывали. Такая реакция — признак музыкальности, ведь человек пытается петь то, что слышит, и очень быстро переходит на другую мелодию.

В хоре тех, кто к такому склонен, ставят по-возможности вне зоны слышимости других голосов, в своей группе: например, баса среди басов, чтобы исключить опасность, что он съедет на партию тенора. Такой метод, как правило, действует, хотя иногда тем, кто поет фальшиво, чужое «пение в ухо» мешает.

Люди, неспособные взять верную ноту, действительно есть. Но составляют ли они большинство? При опросах 60 процентов неизменно отвечают, что не умеют петь. Однако если изобразить способности к пению в виду кривой, опираясь на данные фабрикующих «звезд» телешоу, она стремилась бы к нулю — множество бездарных с одного края и минимум талантливых с другой. В действительности же она выглядит как колокол — совсем слабые и особенно способные по краям, основная масса — в зоне средних данных: эти люди могут петь очень чисто.

Научных исследований певческих дарований «широких масс» проведено до обидного мало. Психолог Симон Далла Балла, преподающий в Варшавском университете, провел эксперимент совместно с канадскими коллегами, среди которых была Изабель Перес, признанный авторитет в области амузии. Опыт проводился в франкоговорящей канадской провинции Квебек, где очень популярна песня шансонье Жиля Виньо под названием «Gens du Pays» («Земляки»), — ее поют на днях рождения вместо «Happy Birthday». В число испытуемых входили 20 человек, имеющих отношение к университету (вероятно, студентов-психологов), 42 случайных прохожих, 4 профессиональных вокалиста и сам автор песни. Чтобы уговорить посторонних людей на улице спеть, пришлось прибегнуть к трюку — один из экспериментаторов говорил им, что празднует свой день рождения. Он заключил с организаторами эксперимента пари, утверждая, что не меньше 100 человек согласятся пропеть для него «Gens du Pays». Так и вышло.

Сделанные в процессе эксперимента записи оценивались жюри и анализировались электронным способом. Ученые определяли ряд параметров: насколько точно певцы выдерживали первоначальную высоту звука (тональность им не задавали), сколько было в мелодии фальшивых нот, повышал ли поющий тон, в то время как его следовало бы понижать, какой темп они брали, выдерживали ли его, насколько точно соблюдали ритм.

Полученные результаты соответствовали ожиданиям: лучше всего спели четыре профессионала, далее шел автор песни. Дилетанты были хуже во всех категориях, однако не настолько хуже, чтобы оценить их исполнение как абсолютно неприемлемое.

В первую очередь бросалось в глаза, что дилетанты пели почти вдвое быстрее, чем профессионалы, как будто пение для них — тяжкая повинность, с которой нужно покончить как можно скорее. В результате эксперимента стало очевидно — чем быстрее пел участник, тем больше ошибался. Что вполне логично.

Через три года Далла Балла с коллегами повторил этот эксперимент. На сей раз каждому певцу «с улицы» была предоставлена вторая попытка — спеть в заданном метрономом темпе 120 ударов в минуту, то есть том, в котором пели профессионалы. И что же? Не считая двух, совсем неспособных, на этот раз подопытные держали темп значительно точнее. Их результаты мало отличались от тех, что продемонстрировали профессиональные певцы и автор музыки в первом эксперименте. Исследователи сделали вывод: «Среднестатистический человек в состоянии почти так же хорошо держать темп, как и профессиональный вокалист».

Следует сказать, что при этом не оценивалась «красота» голоса. На самом деле, какой голос считать красивым — дело вкуса. Оперные певцы для многих не являются идеалом. Отточенная вокальная техника, которой они добиваются, является пережитком прошлого, когда голос солиста должен был «перекрывать» оркестр, чтобы быть слышен зрителю. А для этого приходилось либо петь очень громко, напрягая голос, либо найти собственную нишу в спектре частот. Поэтому в процессе обучения классическому вокалу вырабатывают так называемую «певческую форманту», то есть обертоны, выделяющиеся из общего звучания. Это приводит к искажению гласных звуков, и публика зачастую не распознает слова арий. В джазе и поп-музыке громкость проблемой не является, так как голос усиливается микрофоном. За счет этого значительно расширяется возможный спектр звучания, и становится возможно всё — от шепота до крика.

Это вовсе не означает, что поп-музыканты не нуждаются в уроках вокала. Они тоже должны уметь правильно брать дыхание, «поддерживать» голос с помощью диафрагмы, чисто формировать звук. Поэтому их пение легко отличить от любительского. Не следует также забывать, что их голоса мы практически никогда не слышим «живьем» — только в записи, а современная аппаратура позволяет вносить в звучание немалые коррективы, хотя представление, что даже слабенький голосок в студии можно заставить звучать, как орган, не соответствует истине, а усилить его эмоциональную выразительность вообще практически невозможно. Высоту же звука можно подчищать: программа «Auto-Tune» фирмы «Antares» распознает фальшивые ноты и повышает или понижает их до ближайшей «правильной» высоты. Впрочем, если при этом не соблюдать меру, возникает эффект, введенный в моду певицей Шер (песня «Believe»), который в последнее время все шире использует скажем, исполнитель музыки хип-хоп и ритм-энд-блюз T-Pain.

Эта программа дает массу возможностей добиться, чтобы вокал звучал «чисто», причем даже в «живых» концертах, и ходят слухи, что сейчас уже даже исполнители классического репертуара используют их при студийных записях.

Тем важнее научно установленный факт, что большинство людей умеют петь, — по крайней мере, в состоянии брать верные ноты. Ну, а что же с тем меньшинством, которое на это неспособно?

Для них тоже не все потеряно. Исследования показали: если кто-то фальшиво поет, это не означает, что он не слышит фальши.

Питер Пфёрдрешер из университета штата Техас в 2005 году взялся основательно изучить проблему фальшивого пения. У него было четыре гипотезы на этот счет:

— Люди поют фальшиво, потому что они не способны правильно слышать звуки;

— Они не контролируют свой голос и издают не те звуки, которые хотели бы произвести;

— Люди не в состоянии воспроизводить новые, незнакомые им мелодии, потому что им не удается их правильно запомнить (что не оправдывает неточности при исполнении знакомых композиций);

— Человек не способен воплотить свои представления о высоте звуков в жизнь из-за нарушения взаимодействия различных областей головного мозга.

В своих опытах Пфёрдрешер предлагал не имеющим никакой музыкальной подготовки студентам повторить услышанные мелодии. Сначала это был простейший набор звуков, который затем усложнялся интонационными модуляциями. При этом экспериментатор сознательно использовал мелодии, которые никто из участников никогда раньше не слышал.

После обработки результатов стало ясно, что три гипотезы можно отбросить: во-первых, приблизительно 15 процентов участников, которых отнесли к слабым певцам, при слуховых тестах определяли ноты (то есть высоту звуков) не менее уверенно, чем хорошие певцы. Проблем с моторными реакциями у них также не было, поскольку отклонения от верной ноты демонстрировали определенную закономерность — одни всегда пели слишком высоко, другие — слишком низко, и все имели склонность уменьшать большие интервалы. Что касается третьей гипотезы, то при сложных мелодиях показатели поющих фальшиво были лучше, чем при простых.

Интересен также побочный результат эксперимента — никто не пел чище, рядом с ним ставили хорошего певца, это лишь вызывало дополнительные трудности, поскольку приходилось отличать свой голос от голоса соседа.

Пфёрдрешер пришел к выводу: причина фальшивого пения заключается в том, что информация в мозгу о требуемой высоте звука не преобразуется в адекватные команды для голосового аппарата. А значит, научиться петь чисто можно путем тренировок.

Обобщая результаты последних исследований, можно сказать: примерно 60 процентов населения считают, что не умеют петь, но при этом только 15 процентов не способны взять верную ноту. И лишь 5 процентов действительно не в состоянии научиться петь. Остаются, таким образом, 95 процентов, для которых не все потеряно.