6.1.1 Конфликт «отсталых» и «передовых» (Д. Горовитц)

С точки зрения Горовитца, в основе межэтнического соперничества и конфликтов лежат не столько «объективные» факторы, такие, как различающиеся экономические интересы или социально-классовые позиции, сколько факторы «субъективного» характера — ощущение «отсталости», чувства унижения и досады, возникающие у представителей одного этноса при сравнении с представителями другого, страх ассимиляции или «культурного поглощения» другим этносом и т.п.[418]

Речь, разумеется, не идет о полном отрицании влияния экономических факторов на межэтническое соперничество[419]. Тем не менее американский исследователь убедительно демонстрирует их подчиненность факторам другого — социально-психологического — уровня: «Если мы сконцентрируем внимание на поведении этнических групп, а не специфических слоев, то окажется, что очень сложно увязать конфликт с экономическими интересами. Напротив, со всей очевидностью обнаруживается готовность этнических групп пожертвовать экономическими интересами ради иных выгод. Например, сепаратисты в самых различных регионах готовы мириться с экономическими потерями ради достижения независимости. Они с готовностью поддержали бы франкоканадского сепаратиста, сказавшего: “Англоязычная Канада мирится с более низким уровнем жизни, чтобы остаться независимой от США. Почему же они отрицают наше право на такую же гордость?”»[420].

Именно подобная «гордость», или, если выражаться точнее, специфическое чувство достоинства, присущее членам каждой этнической группы и формирующееся в процессе взаимного межэтнического сравнения, и имеет ключевое значение в возникновении соответствующих конфликтов.

Вот как об этом пишет Дональд Горовитц: «Этнические различия, породившие бесчисленные конфликты в странах Африки, Азии и Карибского бассейна, связаны с делением групп на “отсталые” и “передовые”. Причисление себя к “передовым” (далее я буду опускать кавычки, хотя и не поддерживаю данный ярлык) происходит по многим причинам. Группа может быть передовой по уровню образования, диспропорционально высокой доле среди государственных служащих, лиц свободных профессий и наиболее обеспеченной части населения. Группа может быть отсталой, если она сосредоточена преимущественно в сельской местности, занята в основном в натуральном, а не рыночном хозяйстве, бедна и необразованна. Это противопоставление проявляется во многих формах и часто обозначается терминами традиционный и современный. В целом передовое ассоциируется с такими качествами, как заинтересованность в образовании и новых возможностях, связь с современным сектором, в то время как отсталость — с предрассудками в отношении новых возможностей и определенной отчужденностью от современного сектора экономики. Это противопоставление играет огромную роль в отношениях между группами, поскольку имеет центральное значение для концепции группового достоинства»[421].

Таким образом, взаимное противопоставление «отсталых» и «передовых» этнических групп и является основной причиной, порождающей между ними конфликты. «Осознание того факта, что этнические чужаки лучше освоили новшества, связанные с колониальным правлением, для некоторых групп еще более обострило восприятие их подчиненного и унизительного положения. Похоже, что это добавило им решимости сохранить свой статус или власть (насколько она была доступна) и во многих отношениях определило их поведение. Многочисленные факты подтверждают, что отсталые группы чаще выступают инициаторами этнического насилия, а более развитые — их жертвами... Ощущение отсталости в конечном счете интерпретируется однозначно: “нас лишают права распоряжаться собственной судьбой”. В то же время нелестное сравнение с более развитой группой побуждает их использовать политическую систему для утверждения собственного достоинства... (В конечном счете. — Авт.) быть отсталым означает прежде всего быть (и, что еще важнее, ощущать себя. — Авт.) слабее передовых групп»[422].

Разумеется, «передовые» группы платят «отсталым» соответствующими чувствами — недоверием, насмешками, презрением и страхом, — и стремятся, по мере возможностей, удержать их в подчиненном и безопасном для себя состоянии.

Другими словами, по мере нарастания между этническими группами социокультурной дистанции в сознании каждой из них формируется негативный образ этнического оппонента. При этом подобные взаимные образы «передовых» и «отсталых» включают в себя достаточно устойчивый набор стереотипов[423]. Подобные стереотипизированные представления этносов друг о друге Дональд Горовитц суммировал следующим образом[424].

«Отсталые» в представлении «передовых: бедные; ленивые; традиционные; трайбалистские[425]; неумелые; невежественные; праздные; вялые; легкомысленные; феодальные; вежливые; послушные; неумные; неинициативные; гордые; зависимые; расточительные.

«Передовые» в представлении «отсталых»: предприимчивые; агрессивные; безжалостные; жадные; трудолюбивые; хитрые; преуспевающие; высокомерные; умные; энергичные; находчивые; серьезные; клановые; непотичные[426]; прогрессивные; сильные; бережливые; пробивные; умелые; амбициозные; грубые; скряги.

Следствием закрепления в сознании этнических групп подобных негативных стереотипов становится дальнейший рост взаимного недоверия и подозрительности. При этом чувства страха и враждебности у «отсталых» этносов по отношению к «передовым» проявляются обычно в гораздо более острой форме. Больший «накал» негативных эмоций «отсталых» этносов по сравнению с соответствующими эмоциями «передовых» имеет под собой и определенные рациональные основания. Действительно, «передовые» этносы по определению обладают большими возможностями — техническими, экономическими, интеллектуальными, административными и т.д. — для защиты собственных интересов и реализации своих целей. Следовательно, в рамках межэтнического конфликта «отсталый» этнос оказывается более уязвимой стороной.

С этим связано и то обстоятельство, что в восприятии «отсталых» групп исход межэтнического соперничества для них самих (если, разумеется, не будут предприняты экстраординарные политические действия) выглядит, как правило, достаточно печально. «Будущее для отсталых групп представляется (им самим. — Авт.) неопределенным из-за опасности со стороны других групп. Прежде всего это страх оказаться в подчиненном положении и превратиться в “дровосеков” или “землепашцев”. Предполагается, что главные намерения чужаков — подчинить страну и отсталую группу. Поэтому каждый конкретный вопрос приобретает жизненно важное значение. Типичным становится довод, что отказ удовлетворить любое политическое требование приведет к исчезновению группы. При этом выживание отнюдь не воспринимается как метафора. Поразительно, как много отсталых групп боятся исчезновения, указывая при этом на судьбу американских индейцев»[427].

Подчеркивая силу и живучесть подобных представлений, Горовитц отмечает, что подобные опасения депопуляции и ассимиляции со стороны «отсталых» этносов или их «страх перед исчезновением» имеют под собой четыре важнейших основания.

Во-первых, взаимное сосуществование на одной территории нескольких этнических групп непременно порождает дискомфорт и неопределенность. Подобная ситуация усугубляется, если отношения между этносами не носят характера устоявшейся, т.е. исторически сложившейся, закрепившейся и ставшей традиционной иерархии.

Во-вторых, необходимо принимать во внимание и такие ситуации, когда страх одного этноса по отношению к другому представляет собой вполне оправданную психологическую реакцию. «Страх исчезновения и поглощения можно определить как синдром тревожности в тех случаях, когда он представляет собой адекватную реакцию на очевидную либо ожидаемую опасность. (Однако. —Авт.) тревожность искажает восприятие и усиливает реакцию даже на незначительные угрозы»[428].

В-третьих, страх и тревожность находятся в тесной связи с групповым чувством самоуважения: «Преувеличение опасности также выполняет важную функцию: поскольку синдром преследования несовместим с самоуважением, индивид, враждебно настроенный к другим группам, нередко выдумывает существование заговора, угрожающего его благополучию. Страх исчезновения представляет собой очень серьезную угрозу и с готовностью усваивается как мотивация враждебности»[429].

В-четвертых, в условиях дискомфортной ситуации сосуществования обвинение одним этносом другого во враждебных намерениях может быть просто выражением скрытого, возможно даже бессознательного, желания «жертвы» расправиться с самим этим «агрессором». Как пишет Горовитц: «Есть основания читать, что страх исчезновения — это на самом деле проекция, т.е. психологический механизм, посредством которого предосудительные побуждения индивида переносятся им на других, часто как раз на объекты этих побуждений. Если возникла (тайная. — Авт.) мысль, что “мы хотим победить или уничтожить их”, то она может быть выражена как “они хотят победить или уничтожить нас”. В данном случае перед нами так называемая прямая проекция»[430].

Именно с последним из оснований «страха перед исчезновением», выделенных Горовитцем, можно связать то эмпирически фиксируемое обстоятельство, что большинство конфликтов на этнической почве были развязаны представителями именно периферийных, «отсталых» этнических групп. Исследователями «неоднократно отмечалось, что зачинщиками насилия чаще всего выступают более отсталые группы, а его объектом — более развитые. (В этом случае — Лет.) крайние проявления враждебности как бы оправданы тем, что объект агрессии создает серьезную угрозу для группы»[431].

Наконец, свою точку зрения на причины возникновения межэтнических конфликтов американский ученый резюмировал следующим образом: «Сказанное помогает объяснить поведение масс в конфликтных ситуациях. В большинстве случаев инициаторы насилия озабочены невыгодным межгрупповым сравнением и охвачены синдромом тревожности. Сомнения в собственном достоинстве и стремление восстановить его как важнейшую часть групповой идентичности в большей степени, чем узкие групповые интересы, побуждают людей к насилию и непропорционально обостренной реакции на существующие угрозы. Дихотомия “развитый — отсталый” — не единственная причина конфликтогенных сравнений, но она явно наиболее значимая и распространенная. Без нее этнический конфликт играл бы далеко не такую важную роль в современном мире»[432].

Таким образом, согласно концепции Дональда Горовитца, непосредственные причины развертывания межэтнических конфликтов лежат в сфере специфических социально-психологических феноменов: коллективных (зачастую «зеркальных») стереотипов, негативных самооценок и агрессивных реакций. Однако сами подобные субъективные феномены возникают в ходе социокультурного расхождения или «размежевания» этносов по уровню развития, происходящего в ходе модернизации и имеющего вполне объективный характер.