5.2.3 Эпоха глобальной фрагментации (З. Бжезинский)

Нельзя сказать, что осознание сущностного единства процессов глобализации и локализации произошло только в последние годы. Еще в 1970 г., т.е. более тридцати лет назад, об этом феномене писал крупный американский политолог Збигнев Бжезинский в книге «Между двух эпох. Роль Америки в технотронную эру», получившей широкий научный и политический резонанс.

В главе «Глобальная фрагментация и унификация» Бжезинский так описывает проблему этнической самоидентификации человека в современном глобализирующемся мире: «Поскольку человек обнаруживает себя живущим в очень плотном, взаимосвязанном, лишенном четкой структуры и личностных характеристик (impersonal) окружении, он ищет утешения в отношениях, ограниченных хорошо известным и близким ему кругом (in restricted and familiar intimacy). Очевидно, что национальная общность представляет собой один из подобных кругов и, чем шире развивается транснациональная кооперация, само определение того, чем является национальная общность, может становиться все более и более ограниченным. Для многих народов вхождение в государство-нацию (the nation-state) было компромиссом, продиктованным экономикой, безопасностью и другими факторами. Оптимальный баланс часто достигался после столетий конфликтов. Сегодня этот баланс нарушается, поскольку возникают новые и более широкие рамки (международной. —Авт.) кооперации и в возрастающей степени становится возможной эффективная интеграция значительно меньших и внутренне теснее связанных единиц (much smaller, more cohesive units) в более широкие целостности в силу развития компьютеров, кибернетики, коммуникаций и т.д. Следствием этого становится то, что фламандцы и валлоны в Бельгии, франко- и британо-канадцы в Канаде, шотландцы и валлийцы в Соединенном Королевстве, баски в Испании, хорваты и словенцы в Югославии, чехи и словаки в Чехословакии считают — а вскоре так могут думать и некоторые из нерусских национальностей в Советском Союзе и различные этнолингвистические группы в Индии, — что их национальное государство более не соответствует историческим потребностям (no longer corresponds to historical need). С позиции более высокого уровня (on a higher plane) национальное государство становится излишним в силу (объединения. —Авт.) Европы или возникновения некоторой региональной структуры (Общий рынок), в то же время с позиции нижнего уровня (on a lower plane) востребовано более тесное и интимное языковое или религиозное сообщество, способное преодолеть “подрывное” воздействие (the implosion-explosion characteristic) глобальной метрополии»[386].

Следует отметить, что в 1970 г. 3. Бжезинский достаточно четко обозначил будущие очаги этнического сепаратизма 1990-х гг.: франкоговорящая провинция Квебек провела чуть было не увенчавшийся успехом референдум по вопросу отделения от Канады, Шотландия и Уэльс обзавелись собственными парламентами, а хорваты, словенцы, чехи и словаки — собственными суверенными государствами. Последнее относится и к национальным республикам бывшего Советского Союза.

Говоря о феномене «нового» национализма, Бжезинский делал чрезвычайно важные оговорки: он подчеркивал его сущностное отличие от классического или «старого» национализма и, не используя сам термин «постмодерн», по сути дела вводил «новый» национализм в постмодернистский культурный контекст.

О развертывании националистических настроений в новых условиях американский политолог писал: «Однако подобное развитие не является возвращением к эмоциям или экстатическому стилю национализма XIX в., хотя и содержит много соответствующих поверхностных аналогий. По преимуществу оно происходит в контексте признания текущей необходимости в более широкой кооперации на уровне, превышающем национальный, и принимает в качестве идеала функциональную интеграцию регионов и даже целых континентов. При этом (новый национализм. — Авт.) отражает потребность людей в более определенном чувстве своей личностной принадлежности в стремительно обезличивающемся мире, а также изменение (функциональной. — Авт.) полезности некоторых из существующих государственных структур... “Новый” национализм несет в себе много элементов старого национализма, особенно у некоторых из новых наций. Там национализм до сих пор является радикальной силой перемен, творчески мобилизующей чувства общности, но также он инспирирует чувство этнической исключительности и конфликты. О том, что в целом дело обстоит именно так, свидетельствует и автор одного наводящего на размышления доклада, который замечает, что “общее видение и цели общества изменились. В наши дни новая концепция человека и его мира бросает вызов концепциям Ренессанса, которые управляли человеческим поведением на протяжении последних пяти сотен лет”. Государство-нация как фундаментальная единица организованной жизни людей перестает быть главной творческой силой: “Международные банки и многонациональные корпорации действуют и планируют свою деятельность в условиях, которые далеко ушли вперед от политических концепций государства-нации”. Но в то время как государство-нация постепенно утрачивает свой суверенитет, а психологическая важность национальной общности растет, попытка установить равновесие между требованиями (the imperatives) нового интернационализма и потребностью в более тесной и близкой (intimate) национальной общности становится ресурсом трений и конфликтов»[387].

Сочетание обозначенных Бжезинским «объективных» и «субъективных» тенденций глобализации и обусловило ту волну сецессий[388] или по крайней мере ее попыток, которая прокатилась по миру в последние десятилетия XX в. и которая сопровождалась весьма кровавыми «трениями и конфликтами». В связи с этим достаточно вспомнить гражданскую войну в бывшей Югославии или события в республиках Советского Закавказья. В качестве примера можно указать на многолетнюю войну, которую вели правительства Ирака и Турции с курдскими сепаратистами.