185. 19 марта 1937 г.

Париж, авеню де Версаль, 130 —

Берлин, Несторштрассе, 22

Душенька моя, жизнь моя, моя любовь дорогая. I forbid you to be miserable, I love you and… не существует такой силы на свете, которая могла бы отнять или испортить хоть один дюйм этой бесконечной любви. А если пропускаю лишний день без письма, так это потому, что я совершенно не справляюсь с кривизной и извилинами времени, в котором сейчас живу. I love you.

Теперь о деле. По-моему, это безумие – твой план. И Фондаминский, и Люся, которого я только что видел, того же мнения. Но ты поступай как хочешь, и в соответствии с твоим – воздушным же – ответом буду писать в Прагу. Во-первых: если тебе необходимо какое-то специальное лечение (и ты могла бы точнее это написать мне), которое можно получить в специальном же чешском курорте (и тут тоже ты могла бы написать определеннее), то, конечно, рассуждать нечего – надо нам ехать туда. Но если тебе нужно просто хорошо отдохнуть и поправиться, то лучшего места нельзя найти, чем Born?es, – и это бы тебе сказал всякий врач. Во-вторых: неужели ты серьезно думаешь, что это нам обойдется дешевле, чем жизнь в Bormes’ском пансионе (а ведь 60 фр. за троих avec tout confort – это дешево, все это говорят!). В-третьих: после всего того, что я наладил с французскими издателями и журналами – не говоря о друзьях, которые так или иначе могут мне помочь, – совершенно нелепо забираться опять далеко (и кто вообще едет на курорт чешский в апреле!). Не говорю еще о том, что с визами будет чрезвычайно сложно, ведь карты у меня еще нет, а тут изволь еще устраиваться с поездкой в Англию. One thing is definite: предпочитаю написать в Англию, что поездка откладывается (если иначе нельзя), тому, чтобы тебя не видеть еще один месяц, – и напишу, если это будет служить помехой, – а между тем я не вижу, как это можно все соорудить, если ехать первого в Чехию. Единственный резонный довод за Чехию – это мама, но мне кажется, что уж во всяком случае дешевле обойдется, если я один съезжу туда на неделю. После всех усилий устроиться, it is rather hard upon me and everyone – Fondaminsky included, – что ты вдруг решаешь ехать на чешский курорт, где мы опять будем оторваны от мира, где будет холодно, дорого и противно. Теперь сделаем так: если ты все-таки решаешь сделать так, как пишешь, то ответь мне немедленно, и уж приму твое решение и сразу протелеграфирую маме, чтобы она устроила визу, с тем чтобы мы в Праге встретились 1 апреля. Но я совершенно решительно говорю тебе, что уж в мае мы должны быть в Favi?res (перечти мое письмо), – ибо застрять в Чехии я не желаю, а к тому, пожалуй, сведется.

Хуже всего, что ты уже маме написала о визе! Это ужасно… Меня очень расстроил твой план. Нужно было об этом подумать раньше. Мое убеждение – что на юге (ведь с мальчиком я буду бессменно, пока ты хорошо не отдохнешь) ты поправишься, – если только это не специальное что-либо, что можно только поправить в Чехии.

Люблю тебя, моя единственная любовь. Ответь скорее. Маленького целуй. Пришлю еще паровозик.

Страшно спешу, чтобы послать еще сегодня воздухом.