206. 23 апреля 1937 г.

Париж, авеню де Версаль, 130 —

Берлин, Оснабрюкерштрассе, 21

Спасибо, жизнь моя обожаемая, за поздравленьице и за «Mercury» (кстати, читала ли ты очаровательную штучку о Вагнере в «Lit. Digest»?). Провожу день рождения так: завтракаю у Татариновых, затем – солнце, затем еду к Sylvia Beach, затем в «Candide» с Дусей, затем к Leon, а если успею, к Добужинскому, который пишет мой портрет, а вечером придется пойти на чтение Ладинского. Жду из Лондона вестей, но оттуда тянет холодной тишиной – боюсь, что моя книжечка is anything but a best-seller. Может быть, уже были рецензии, но я английских газет не покупаю.

Любовь моя, насчет Фавьер: жребий брошен, дом снят (с условием, что, если нам там не понравится, контракт аннулируется).

Voila. Он окружен виноградником, стоит отдельно от других дач, с юга тропа спускается на пляж (5 минут), с севера холмы и лес, сосновый. Она дает постельное белье, tub (говорит, что новый), всю нужную посуду. Ключи у фермерши-соседки, которая будет нам стирать (причем простыни стирать на имя Марьи Иван., которой она считает вдвое дешевле). Матрацы – новые, специально для нас. Мясо доставляет дважды в неделю мясник, оставляя его у фермерши (Mme Angele Montarard). У нее же, вероятно, можно будет нанять девочку для уборки – хотя там убирать крайне просто, – каменный пол, покрытый циновками. От солнца и песка все по-морскому чисто. Дом, вообще, в чистом, хорошем виде. Все продукты берутся на пляже в ?picerie Грудинского. Теперь так: въехать можно немедленно (8 мая), но, может быть, чтобы хоть неделю не заниматься нам кухней, будем первые дни столоваться рядом, в пансионе Елены Ив. Гольде, там хорошо и дешево. Электричества нету, но там темнеет (уже в мае) не раньше половины десятого, ложиться будем рано и вставать рано, как все там делают. На террасе большой фонарь, керосиновый, и несколько в доме керосиновых ламп. На угловой веранде (столовой) кран, воды сколько угодно. На кухне – духовка, примус и спиртовка (вообще, это единственное неудобство – отсутствие газа)[130]. За четыре месяца (т. е. от 8 мая до 15 сентября) она берет тысячу шестьсот франков (которые можно платить, когда и как нам удобнее); с условием, однако, что в июле она на два месяца приедет и поселится в комнате, отмеченной крестом (she is a very good soul, обожает детей, – и вообще, будет только удобнее от ее присутствия). Теперь так: на жизнь нужно считать еще семьсот франков в месяц – по ее широкому расчету, да еще пятьдесят на дрова[131] и керосин, так что tout compris месяц будет нам стоить 1350–1400 фр. (из них половину будет Виктор зарабатывать – по крайней мере). Отсюда поезд отбывает в половину десятого вечера и приходит в Тулон в половину девятого. Автокар довозит нас до Lavandon, а оттуда четверть часа таксомотором (25 фр. с багажом).

[Нет, устраивается это так: нанимается плита и бидон газа («Buta-Gaz» – совершенно, кстати, безопасный, так как даже если потечет, то стелется по земле тонким слоем). Это стоит 25 фр. в месяц; привозят и ставят из города, так что ни дров, ни возни не будет.] Любовь моя, любовь моя дорогая – и уже почти воплощающаяся! Да, 6-го или 7-го я уже буду здесь – если ты думаешь, что менее утомительно для тебя проехать через Париж, то встретимся здесь, – но я все-таки считаю, что лучше тебе прямо ехать в Тулон. Я, кстати, узнаю и напишу тебе часы отхода поездов из Берлина и цены. Сегодня строго деловое письмо, и спешу его отослать. Помни, что уже никаких перемен я не потерплю, что домик снят и что он хорош и дешев. Дешевле нигде устроиться нельзя, а климат там дивный and the little one will paddle to his heart(’s) content. Завтра напишу Анюте. He поедет ли она с нами? Целую тебя без конца, мое счастье. Купил тебе чудную краску для губ. В.