Выездная сессия: Национальный архив в Вашингтоне

Напоминающее античный храм монументальное здание архива стоит на Пенсильвания-авеню, внутри правительственного квартала столицы державы-победительницы во Второй мировой войне. Белый дом находится в двух шагах, на той же улице. What is past is prologue – «Прошлое – это прелюдия» – выбито на портале здания из белого камня.

Внутри, в светлых залах, где располагаются хранилища, царит порядок. Однако найти нужные документы здесь не так легко – их просто слишком много. Подобно гигантскому пылесосу армия и спецслужбы Соединенных Штатов всосали в себя горы документов поверженного Германского рейха. Ныне они хранятся в Вашингтоне и в филиале Национального архива в Колледж-парке, сравнительно недалеко отсюда, в штате Мэриленд – в самом большом архивном здании в мире. Для того чтобы найти нужные материалы, можно воспользоваться каталогом, компьютером и, главное, услугами женщины-архивариуса, которая способна ввести в поисковик такой сложный немецкий термин, как Reichssiherheitshauptamt (Главное управление имперской безопасности).

Сопровождавший меня Пол Браун не разделял моих надежд на то, что мне удастся найти здесь всё о личном враче Гитлера. В процессе поисков у меня не раз возникало чувство, будто я бросаю плоские камешки параллельно поверхности воды, которые, едва соприкоснувшись с ней, подпрыгивают, продолжая лететь дальше. Полный доступ к информации, полное погружение в нее отсутствовали. Более или менее внимательно просмотреть всю эту гору документов не представлялось возможным. По мнению Брауна, история всегда представляет собой одно и то же: спекуляцию, основывающуюся на разрозненных фактах. Он не верил, что я сумею докопаться до исторической правды.

Ясно было одно: вскоре после окончания войны Тео Морелль стал объектом тщательного изучения со стороны спецслужб США в рамках Nazi War Crimes Disclosure Act – Акта расследования военных преступлений нацистов[227]. Американцы хотели выяснить, какую роль играл личный врач Гитлера: был ли он причастен к очевидному ухудшению состояния здоровья своего пациента, быстро прогрессировавшему с осени 1941 года, или, может быть, даже пытался отравить его. При этом в центре расследования находился вопрос о наркотиках и наркотической зависимости. Так виновен ли лейб-медик в том, что он накачивал Гитлера стимуляторами?

Начиная с лета 1945 года Морелль в течение двух лет подвергался допросам и, по некоторым данным, даже пыткам – якобы ему вырывали ногти, дабы он открыл свою тайну. Но у американских военных ничего не вышло. Секретное досье отражает разочарование следователей, которые свидетельствуют о противоречащих друг другу показаниях Морелля. В Medical Assessment File[228] Морелля значится: «Он общителен, говорит о разных несущественных мелочах, пытается заполнить откровенные пробелы в памяти измышлениями, в результате чего зачастую противоречит сам себе […]. Психическое состояние пациента подвержено резким переменам […]. По всей видимости, профессор Морелль страдает легкой формой экзогенного психоза, причиной которого является его тюремное заключение. Его вменяемость ни в коей мере не ограничена. С другой стороны, достоверность его показаний представляется сомнительной в силу наличия провалов в памяти, которые он пытается заполнить всевозможными выдумками»[229]. Вывод был следующим: Морелль не желает или не может разъяснить суть своей деятельности.

Не смогли прояснить картину и три немецких врача-фармаколога, которые были привлечены в качестве экспертов[230]. Вывод Специального отчета № 53, озаглавленного «Слухи об отравлении Гитлера», гласил, что Морелль не давал своему пациенту ни яд, ни слишком большие количества наркотических средств с целью подорвать его здоровье. Единственными причинами столь удивительной психической и физической деградации Гитлера явились сильный стресс и несбалансированная вегетарианская диета.

Но все же верна ли эта оценка? Может быть, в силу близости событий войны, затуманивающих взгляд, а также недостаточности документальной базы следует относиться к ней, по крайней мере, с осторожностью? Американцы хотели собрать необходимую информацию, чтобы разоблачить бесчисленные мифы, окружавшие фигуру Гитлера[231]. Но, не сумев ничего добиться от Морелля, они потерпели неудачу.

При этом все ответы на их вопросы находились в оставленных ими записях – пусть они были где-то спрятаны и не имели однозначной интерпретации. Наследие Морелля включает в себя исписанные убористым почерком страницы с рецептами, изобилующие загадочными сокращениями карточки, записные книжки с трудночитаемыми текстами, исписанные от обложки до обложки календари-еженедельники, разрозненные листы с записями, огромное количество деловых и личных писем. Заметки повторяются, слегка варьируются, вновь появляются в тетрадях, на конвертах, на визитных карточках.

С августа 1941 по апрель 1945 года лейб-медик пользовал своего пациента ежедневно. Из этих 1349 дней имеются записи о 885. Медикаменты упоминаются 1100 раз, плюс почти 800 инъекций – примерно по одной на те дни, на которые приходятся записи. Частота их упоминания производит впечатление, что Морелль намеренно создавал видимость прозрачности всех своих действий. Ибо он боялся гестапо. Ему было хорошо известно, что жизнь личного врача постоянно находится в опасности.

В результате мы имеем чрезвычайно запутанную историю, ориентироваться в которой сторонним людям чрезвычайно трудно, особенно если они не владеют немецким языком. При всей этой чрезмерной тщательности многие записи носят отрывочный характер, и при внимательном ознакомлении становится очевидным, что некоторые визиты врача остались незарегистрированными. Может быть, Морелль, который в прежние времена хранил свою профессиональную документацию в идеальном порядке, умышленно создав этот хаос и одновременно инсценировав полноту и точность материалов, хотел что-то скрыть? Может быть, он хотел сохранить тайну, неизвестную, кроме него, никому – возможно, даже его пациенту? Что же случилось между Гитлером и его личным врачом, когда в войне произошел роковой для Третьего рейха поворот?