Народ на народном наркотике

Первые годы пребывания Морелля в должности личного врача фюрера были в высшей степени успешным периодом в жизни избавившегося от желудочных колик, постоянно получавшего высокие дозы витаминов, бодрого и деятельного Гитлера. В немецком народе вера в него постоянно крепла. Это было связано главным образом с тем, что немецкая экономика переживала пору расцвета. Экономическая автаркия способствовала повышению как жизненных стандартов населения, так и обороноспособности Германии. В головах руководителей рейха зрели планы экспансии.

То, что Германия не располагает достаточными природными ресурсами для того, чтобы вести долгую войну со своими соседями, продемонстрировала Первая мировая война. Поэтому возникала необходимость производства искусственного сырья. Концерн «И.Г. Фарбен», во многом способствовавший превращению национал-социалистского государства в могущественную державу и ставший со временем крупным игроком на мировой арене, сделал ставку на производство синтетических материалов, бензина из угля, а также буны (синтетический каучук)[53]. Наблюдательный совет концерна даже называли «Советом Богов». В ходе осуществления под руководством Геринга Четырехлетнего плана экономика рейха должна была позволить отказаться от импорта тех видов сырья, которые можно было бы производить внутри Германии. Разумеется, это относилось и к наркотическим веществам, ибо в их производстве немцам по-прежнему не было равных. Так, хотя борьба нацистов с наркотиками и привела к значительному снижению потребления морфина и кокаина, бурными темпами развивалось производство синтетических стимуляторов, и немецкая фармацевтическая промышленность вступила в период расцвета. Увеличивалась численность работающих на фабриках «Мерк» в Дармштадте, «Байер» в Рейнской области, «Берингер» в Ингельхайме. Росла зарплата рабочих.

Фирма «Теммлер» тоже расширяла свою деятельность. Ее главный химик доктор Фриц Хаушильд[54] получил из США весьма эффективный амфетамин, именовавшийся бензедрином – в то время это допинговое средство еще было легальным, – которое самым прямым образом сказалось на результатах проходивших в Берлине Олимпийских игр 1936 года. В руках Теммлера сосредоточились все ресурсы развития в этом направлении, поскольку все говорили о прорыве и были убеждены, что столь идеальное средство, повышающее работоспособность, появилось как нельзя более кстати. Хаушильд обратился к работам японских исследователей, которые еще в 1887 году синтезировали вещество, обладавшее чрезвычайно мощным возбуждающим эффектом (оно носило название N-метиламфетамин), а в 1919 году получили его в чистой, кристаллической форме[55]. Был разработан стимулятор из эфедрина, природного вещества, которое расширяет бронхи, стимулирует работу сердца и подавляет аппетит. В народной медицине Европы, Америки и Азии эфедрин, как составная часть морских водорослей, был известен с давних времен. Он использовался также в так называемом «мормонском чае».

Хаушильд усовершенствовал продукт и осенью 1937 года открыл метод синтеза метамфетамина[56]. Вскоре после этого, 31 октября 1937 года, руководство фирмы «Теммлер» объявило о разработке первого немецкого метиламфетамина, по эффективности намного превосходящего американский бензедрин, после чего подало заявку в Имперское патентное бюро в Берлине. Торговая марка: первитин[57].

По своей молекулярной структуре это вещество сходно с адреналином и в силу этого способно легко преодолевать так называемый гематоэнцефалический барьер. В отличие от адреналина, метамфетамин не вызывает внезапного повышения кровяного давления и оказывает более мягкое и продолжительное действие. Эффект возникает вследствие того, что наркотик извлекает из нервных клеток мозга нейротрансмиттеры допамин и норадреналин и посылает их в синаптические щели. В результате клетки мозга возбуждаются, вступают друг с другом в связь, и в мозге возникает своего рода цепная реакция. Происходит нейронный фейерверк, биохимический пулемет непрерывно выстреливает мысли. Человек неожиданно ощущает бодрость и прилив энергии, его чувства резко обостряются. Ему кажется, что он вдруг ожил – до кончиков пальцев и волос. Возрастает уверенность в себе, создается субъективное впечатление, будто ускоряются мыслительные процессы, появляется эйфория, а также чувство легкости и свежести. Подобное состояние возникает в условиях неожиданной опасности, когда организм мобилизует все свои силы – хотя в данном случае никакой опасности нет. Это искусственное возбуждение.

Однако метамфетамин не только посылает нейротрансмиттеры в синаптические щели, но и блокирует возобновление их деятельности. Поэтому его действие продолжается длительное время – зачастую свыше двенадцати часов, что при высоких дозах может приводить к повреждению нервных клеток, поскольку нарушается их внутреннее энергоснабжение. Нейроны разогреваются, бормотание в голове не прекращается – словно там находится радиоприемник, который невозможно выключить. Нервные клетки безвозвратно гибнут. Дело может кончиться полным расстройством работы мозга – нарушениями речи, внимания, памяти, способности к сосредоточению. После окончания действия искусственного стимулятора накопитель гормонов оказывается пуст, и вновь он заполняется только спустя несколько недель. В течение этого времени имеет место дефицит нейротрансмиттеров, что может проявляться в апатии, депрессии и нарушениях восприятия.

Впрочем, в фирме «Теммлер», где все гордились новым продуктом, этим побочным эффектам, которые были изучены впоследствии, не придавали большого значения. Руководство фирмы почуяло огромную прибыль и, прибегнув к услугам известного берлинского рекламного агентства «Матес и сын», провело доселе невиданную в Германии по масштабам промоутерскую кампанию. За образец была взята компания «Кока-Кола», которая реализовывала чрезвычайно успешную рекламную стратегию, активно продвигая на рынок свою коричневую шипучку, используя ключевое слово «ледяной».

В первые недели 1938 года, когда первитин начал свое триумфальное шествие, на столбах, стенах домов, в автобусах, поездах метро и электричках появились плакаты. Минималистские – в стиле той эпохи, – они содержали только название торговой марки продукта и медицинские показания к его применению: вялость, апатия, депрессия. Кроме того, на них были изображены характерные упаковки первитина в виде оранжево-синих трубочек с надписью наискось. Одновременно с этим – еще один рекламный трюк – все берлинские врачи получили от фирмы «Теммлер» письма, в которых без обиняков говорилось, что цель фирмы заключается в том, чтобы внушить лично каждому врачу: если кому-то что-то понравилось, он будет рекомендовать это другим. К письму прилагались бесплатные пилюли с тремя миллиграммами вещества, а также открытка для ответа с почтовой маркой: «Уважаемый герр доктор! Ваш опыт использования первитина, даже не самый успешный, представляет для нас ценность, поскольку дает нам возможность произвести разграничение областей его применения. Мы будем очень благодарны вам за ваше сообщение на прилагаемой открытке»[58]. Новое средство проходило тестирование. Традиционный прием наркодилеров: первая доза бесплатно.

Представители «Теммлер» посещали врачей с большой практикой, больницы и клиники, заключали договора и раздавали средства, обещавшие уверенность в себе и бодрость. В рекламном проспекте фирмы говорилось, что первитин «возвращает радость жизни отчаявшимся и лечит больных». Даже «женская фригидность отступает перед первитином. Процедура лечения чрезвычайно проста: ежедневно четыре половинки таблетки, желательно в первой половине дня, десять дней в месяц, на протяжении трех месяцев. В результате у женщины повышается либидо и возрастает сексуальная сила»[59]. На прилагаемой карточке сообщалось, что данное средство сглаживает абстинентный синдром от употребления алкоголя, кокаина и даже опиатов. То есть своего рода средство, нейтрализующее воздействие наркотиков, которое должно было заменить все наркотики, и в особенности запрещенные. Однако метамфетамин был призван не доставлять удовольствие, а служить панацеей от всех болезней.

Новому средству даже приписывали функции стабилизации жизнедеятельности систем организма. «Мы живем в сложное, напряженное время, которое требует от нас более высокой работоспособности и предъявляет к нам более высокие требования, нежели какая-либо из прошедших эпох», – писал главный врач одной из больниц. Изготавливавшиеся в промышленных условиях и имевшие высокую степень очистки пилюли должны были противодействовать снижению работоспособности и вовлекать в производственный процесс «симулянтов, лентяев, нытиков и критиканов»[60]. Фармацевт из Тюбингена Феликс Хаффнер предлагал рассматривать назначение первитина как «высшую заповедь», поскольку речь идет об «участии в общем великом деле», и это своего рода «химический завет»[61].

При этом немцам не рекомендовалось принимать средства, вызывающие эйфорию. Они и без того испытывали голод в отношении пищи для мозга. Употребление подобных средств отнюдь не навязывалось сверху, как можно было бы ожидать в условиях диктатуры, инициатива шла снизу[62]. Так называемый векамин произвел эффект разорвавшейся бомбы, распространившись молниеносно, словно вирус, и очень скоро превратившись в нечто обыденное, вроде чашки кофе. «Первитин стал сенсацией, – говорил один психолог. – Он очень быстро проложил путь к самым широким кругам потребителей. Учащиеся принимали его, чтобы снимать напряжение и усталость при подготовке к экзаменам; телефонистки и медсестры – чтобы бороться со сном во время ночной смены; работники, занимавшиеся интенсивным физическим или умственным трудом, – чтобы поддерживать работоспособность на как можно более высоком уровне»[63].

Секретаршам первитин помогал быстрее печатать на пишущей машинке, актерам – взбадриваться перед выходом на сцену, писателям – просиживать ночи напролет за письменным столом, рабочим, стоявшим у конвейеров крупных заводов, – повышать производительность труда. Этот стимулятор проник во все слои общества. Упаковщики мебели упаковывали больше мебели, пожарные энергичнее тушили пожары, парикмахеры быстрее стригли волосы, ночные сторожа больше не засыпали, машинисты паровозов больше не роптали, а водители-дальнобойщики почти без перерыва гнали свои грузовики по построенным в рекордные сроки автобанам. Врачи лечили самих себя, предприниматели, чтобы продержаться от одного совещания до другого, регулярно употребляли стимуляторы, как и партийные боссы, и даже члены СС[64]. Эти средства снимали стресс, усиливали сексуальный аппетит, искусственно повышали мотивацию.

Один врач писал: «Экспериментируя на самом себе, я явственно ощущал приток как физической, так и умственной энергии, что вот уже полгода побуждает меня рекомендовать первитин коллегам, работникам физического и умственного труда и особенно, для приема время от времени, соотечественникам, которые подвергаются чрезмерным нагрузкам, – ораторам, певцам (если они испытывают волнение перед выходом на сцену) и экзаменующимся […]. Одна дама принимала стимулятор (примерно 2 ? 2 таблетки) перед вечеринками. Другая (весьма успешно) – по утрам (до 3 ? 2 таблетки), перед тем как ей предстоял трудный рабочий день»[65].

Первитин стал симптомом формирования общества достижений. На рынке появились даже глазированные конфеты пралине, начиненные метамфетамином. На одну единицу этого удовольствия приходилось четырнадцать миллиграммов метамфетамина – почти в пять раз больше, чем содержалось в одной пилюле первитина. «Хильдебрандт-Пралине всегда приносит радость» – так звучал слоган рекламы этого весьма действенного лакомства: Mother’s little helper[66]. Согласно бойко составленной рекомендации, следовало съедать от трех до девяти конфет, при этом указывалось, что, в отличие от кофеина, это средство безвредно[67]. После столь замечательных конфет делать работу по дому стало гораздо легче и приятнее, и к тому же первитин, подавлявший аппетит, оказался прекрасным средством для похудения.

Одним из успешных рекламных ходов стала статья доктора Фрица Хаушильда в солидном, уважаемом издании Klinischen Wochenschrift («Клинический еженедельник»). Три месяца спустя в том же журнале появилась его заметка под заголовком «Новые специальные средства»[68], в которой Хаушильд сообщал о чрезвычайно сильном стимулирующем действии первитина, о том, что он способствует мощному приливу энергии, придает уверенность в себе и решительность, значительно ускоряет мыслительные процессы и заметно повышает работоспособность при физическом труде. Разнообразные возможности использования первитина в общей медицине, хирургии и психиатрии открывают широкие перспективы его применения и одновременно с этим побуждают к постановке новых научных проблем.

В университетах по всему рейху взялись за разработку этих проблем. Начало данной тенденции положил профессор Шён из поликлиники Лейпцига, который сообщал, что «после длившейся часами психической стимуляции на смену усталости и сонливости приходили физическая активность и эйфория»[69]. Среди исследователей вошло в моду принимать первитин – возможно, потому, что поначалу он доставлял столько радости. Эксперименты над собой считались хорошим тоном: «Люди сообщали о своих ощущениях после неоднократного приема 3–5 таблеток (9-15 мг)[70] первитина, после чего, на основании этих сообщений, мы оценивали его психическое воздействие»[71]. Выявлялись все новые и новые достоинства стимулятора. Побочные эффекты оставались на заднем плане. Профессоры Леммель и Хартвиг из Кенигсбергского университета свидетельствовали об улучшении способности к концентрации внимания и говорили: «В эту богатую событиями эпоху конфликтов и экспансий одна из главных задач врача состоит в том, чтобы поддерживать работоспособность отдельных людей, а по возможности и повышать ее»[72]. Эксперименты двух исследователей деятельности мозга из Тюбингена выявили ускорение мыслительных процессов и общее повышение уровня энергии в результате употребления первитина. К тому же их подопытные становились более решительными и уровень депрессии у них значительно снижался. Отмечалось также заметное повышение интеллекта. Данные профессора Пюллена из Мюнхена, изучившего «многие сотни случаев», подтверждали эти результаты. Он сообщал о стимулирующем воздействии на мозг, систему кровообращения и вегетативную нервную систему. Кроме того, он установил, что «однократная высокая доза в 20 миллиграммов резко понижает страх»[73]. Неудивительно, что руководство фирмы «Теммлер» поддерживало постоянный контакт с врачами, получавшими столь впечатляющие результаты.

Первитин совершенно неожиданно стал олицетворением духа своего времени. В самом деле, когда он завоевал рынок, казалось, что появились предпосылки для прекращения всякого рода депрессий. По крайней мере, так казалось тем немцам, которые в экономическом плане выиграли от прихода к власти национал-социалистов, а их было большинство. Если в 1933 году еще многие верили в быстрое завершение карьеры нового канцлера, то спустя пару лет ситуация изменилась кардинальным образом. Произошли два чуда – в экономической и военной областях. Благодаря им разрешились две проблемы, самые насущные для немецкого общества 30-х годов. Когда нацисты пришли к власти, в стране было шесть миллионов безработных и всего сто тысяч плохо вооруженных солдат. К 1936 году, несмотря на продолжавшийся мировой кризис, в Германии была обеспечена почти полная занятость населения, а вермахт стал одной из самых боеспособных армий в Европе[74].

Множились и внешнеполитические успехи: ремилитаризация Рейнской области, аншлюс Австрии, «возвращение судетских немцев домой в рейх». Западные державы никак не реагировали на эти надругательства над Версальским договором – напротив, они шли на дальнейшие уступки в надежде на то, что таким образом им удастся предотвратить новую войну в Европе. Гитлер не мог довольствоваться дипломатическими успехами. «Подобно морфинисту, который не может отказаться от наркотика, он не мог отказаться от своих планов все новых внезапных нападений и захватов все новых территорий», – пишет историк и писатель Голо Манн о характере «императора из Браунау»[75]. Англия и Франция не осознавали, что удовлетворить Гитлера невозможно. От Германского рейха к Великогерманскому, а затем и к Всемирному Германскому: постоянное возрастание дозы, без которой не мог обходиться национал-социалистский режим, было характерно для его сущности. Его политика выражалась двумя лозунгами: «За возврат в рейх» и «Народ без пространства».

Захват Чехии не обошелся без непосредственного участия личного врача фюрера Морелля. В ночь на 15 марта 1939 года усталый и не вполне здоровый президент Чехословакии Эмиль Гаха был вынужден прибыть по вызову в Новую Имперскую канцелярию. Он отказывался подписывать лежавший перед ним документ, фактически означавший капитуляцию его войск перед вермахтом. Неожиданно у него случился сосудистый коллапс, и он потерял сознание. Гитлер срочно вызвал Морелля, и тот вколол иностранному гостю настолько сильное средство, что через несколько секунд Гаха словно восстал из мертвых и в конце концов подписал документ, поставив тем самым крест на существовании своего государства. Уже на следующее утро вермахт без единого выстрела занял Прагу. В последующие годы, когда Гаха стоял во главе «имперского протектората Богемии и Моравии» – того, что осталось от его страны, – он был преданным пациентом Морелля. Воистину фармакология – это продолжение политики другими средствами.

В первой половине 1939 года, в последние месяцы мирной жизни, популярность Гитлера достигла невиданных высот. «Чего только не может добиться этот человек!» – говорили немцы в те дни, и многие из них тоже хотели испытать свои возможности. Это было время, когда казалось, что все усилия, старания и тяготы обязательно будут вознаграждены. Время, когда казалось, что необходимо принадлежать обществу и быть успешным – хотя бы затем, чтобы не вызывать недоверия. Всеобщий душевный порыв набирал такие обороты, что многие стали опасаться, как бы не отстать от других. Возраставшая схематизация работы предъявляла все новые требования к отдельным людям, которые превращались в винтики одной машины. Использовались любые средства, чтобы жить в унисон со всеми остальными, – в том числе и любые химические средства.

Первитин открывал отдельным людям доступ к сладостному возбуждению и широко распропагандированному «самоизлечению», возможность которого якобы была предоставлена немецкому народу. Этот эффективный стимулятор превратился в предмет первой необходимости, и его производители тоже не хотели, чтобы применение первитина ограничивалось только медицинской сферой. «Германия, пробудись!» – требовали нацисты. Метамфетамин был призван поддерживать страну в бодром состоянии. Воодушевляемые убийственным коктейлем из активной пропаганды и действенного наркотика люди все больше попадали в зависимость от него.

Утопическое представление о гармоничном социальном единстве, основанном на убеждениях, о котором твердила национал-социалистская пропаганда, в условиях реальной конкурентной борьбы индивидуальных экономических интересов в современном обществе, оказалось иллюзией. Метамфетамин снимал возникшие противоречия, и постепенно образ мысли, базировавшийся на постоянном принятии допинга, распространился по всему рейху, затронув каждый его уголок. Первитин дал возможность отдельным людям успешно жить и работать в условиях диктатуры. Национал-социализм утверждал свою власть с помощью пилюль.