Кристаллический лис

Эрвин Роммель, впоследствии ставший одним из известнейших немецких генералов, не был экспертом в области танковой войны. Он начинал свою службу в пехоте. Однако именно отсутствие знаний, касающихся возможностей стальных монстров, помогло этому швабу во время кампании во Франции прорваться дальше всех. Он вел свою 7-ю танковую дивизию, руководствуясь интуицией, словно штурмовую группу, не дожидаясь, пока саперы наведут временные мосты, переправляя многотонные машины через французские реки на паромах, – и у него все получалось. Уинстон Черчилль, назначенный премьер-министром Британии в день начала немецкого вторжения, явно ошибался – что происходило с ним довольно редко, – когда утешал своего французского коллегу премьер-министра Рейно: «Как показывает опыт, любое наступление рано или поздно заканчивается […]. Через пять-шесть дней они неизбежно остановятся из-за отсутствия снабжения, и тогда появится возможность для контрнаступления»[154].

Тем не менее Роммель не остановился. Он рвался и рвался вперед, пользуясь в полной мере, как и Гудериан, отлаженной системой немецкой логистики – непредсказуемый, неконтролируемый, неудержимый. В Ставке фюрера он вызывал восхищение: «Хотелось бы оказаться на переднем крае, подобно генералу Роммелю. Он отчаянный смельчак – постоянно находится в боевой машине № 1 своей дивизии!»[155] Даже его непосредственный начальник генерал Гот перестал посылать ему письменные приказы, ибо, когда такой приказ поступал к нему на командный пункт, Роммель уже давно находился за всеми возможными горами и радиосвязь с ним отсутствовала. Он не чувствовал опасности, не обращал на нее внимания – типичный симптом употребления больших доз метамфетамина. И среди ночи он рвался вперед, с ходу атаковал даже хорошо укрепленные позиции, палил из всех стволов, словно берсеркер, постоянно застигая противника врасплох. Французы приходили в отчаяние перед лицом этого словно спущенного с поводка монстра, который с поразительной скоростью сокрушал, один за другим, их оборонительные рубежи. Что им было делать? У них отсутствовали какие-либо указания относительно того, что следует предпринимать в подобных ситуациях, поскольку во время военных учений они не прорабатывались.

Вот весьма характерный для того периода войны случай: Роммель, которому сверху давно уже перестали присылать приказы, мчался 17 мая 1940 года по шоссе от Сольр-ле-Шато, расположенного на севере Франции, в направлении Авена. Волею судеб именно там разбили лагерь 5-я пехотная и 1-я танковая дивизии, а также отдельные части 18-й пехотной дивизии французской армии. Не колеблясь ни секунды, генерал-майор обрушился на них, сметая все на своем пути, поливая все вокруг огнем, и продвинулся еще на 100 километров с несколькими сотнями машин и танков с окровавленными гусеницами, оставляя за собой убитых и раненых в придорожных канавах. Воодушевленный успехом, он стоял на командирском танке между двумя офицерами своего штаба в сдвинутой на затылок фуражке[156].

Блицкриг, во время которого немцы не имели права спать, перешел все границы. Семена будущей оргии насилия были посеяны. Казалось, этих солдат ничто и никто не в состоянии остановить. Национал-социалистская пропаганда начала превозносить их, называя лучшими в мире, и метамфетамин, придававший своим потребителям высокомерие, поддерживал эту сильно завышенную оценку. В Германии заговорили о «непобедимом вермахте». Однако Даладье, военный министр Франции, не желал признавать этого, когда кричал в телефонную трубку в Елисейском дворце во время разговора с главнокомандующим французской армией Гамеленом, который уже 15 мая в 20:30 признал свое поражение: «Нет! То, что вы говорите, просто невозможно! Вы наверняка ошибаетесь! Это просто невозможно!»[157] Боши уже приблизились к Парижу на расстояние 130 километров, а у французов не было резервов, которые могли бы защитить их столицу. Все произошло слишком быстро. «Следует понимать так, что французская армия разбита?» Даладье бессильно опустился на стул. Его лицо окаменело. «Я был словно оглушен, – писал Черчилль в своих мемуарах. – Признаюсь, это был один из самых больших сюрпризов в моей жизни»[158].

Всего за несколько дней немцы выиграли войну в Европе. Во всяком случае, почти выиграли.