25. Первая мировая война

28 июля 1914 года началась Первая мировая война, и новые бедствия обрушились на обитателей черты оседлости. Символично, что по еврейскому календарю день начала войны пришелся на 9 ава – самый «черный» день годичного цикла, когда вспоминают разрушение Первого и Второго Храма.

Черта стала ареной боевых действий: практически вся ее территория вошла в зону, которой в той или иной степени управляли военные.

Сотни тысяч человек были призваны в русскую армию. Всего в ней в 1914–1917 годах служило около 600 тысяч евреев (почти 12 % еврейского населения России), не менее 100 тысяч из них погибли на фронте, около 200 тысяч были ранены. Большинство этих людей составили именно жители Черты.

Их фронтовая, окопная жизнь практически не отличалась от той, которую вели солдаты коренной национальности. Но существовало и отличие: в рядах противника воевали соплеменники, немецкие евреи. Существует даже легенда о том, как в смертельной рукопашной схватке сошлись русские и германские солдаты и русский солдат-еврей, заколов штыком германца, вдруг услышал из уст умирающего: «Шма Исраэль…», – слова молитвы, которую произносит в минуту смертельной опасности соблюдающий традицию еврей.

За отвагу в боях свыше 3000 еврейских солдат были награждены Георгиевскими крестами, более 40 из них стали кавалерами «полного банта», то есть были награждены Георгиевскими крестами всех четырех степеней. Но военная цензура запрещала публиковать в русских газетах списки евреев – героев войны, мотивируя это тем, что подобные публикации якобы искажают реальную ситуацию, чрезмерно выпячивая еврейский героизм. В итоге вместо фамилий стали публиковать инициалы.

При этом в отношении солдат-евреев продолжали сохраняться прежние ограничения. Они не могли быть произведены в офицеры без крещения, зачастую не могли после ранения оставаться на излечении в городах внутренних губерний.

А что же происходило в это время в самой Черте?

Призыв сотен тысяч мужчин, с одной стороны, частично решил проблему занятости. С другой – изъятие их из семей привело к тому, что на работу, в том числе на промышленные предприятия, были вынуждены выйти женщины и подростки. Война обострила экономические проблемы еврейского населения в районах Черты. Она привела к разрыву экономических связей, к существенному сокращению, а в ряде случаев и к прекращению производства.

Впрочем, более всего ударили по еврейскому населению черты оседлости не экономические трудности военного времени, а поднявшаяся уже в 1914 году волна обвинений в шпионаже и помощи немцам. Как отмечал известный публицист Давид Пасманник, «вдруг по всему фронту и во всех правительственных кругах заговорили о еврейском шпионаже». Появление этих обвинений могло быть следствием шока, охватившего все слои общества после неудач русской армии в 1914 и особенно в 1915 году. Вплоть до последнего периода войны страна не хотела верить, что эти поражения стали следствием объективных причин, а военное руководство стремилось снять с себя ответственность за неудачи. Учитывая уровень антисемитизма в обществе, и в том числе в армии, неудивительно, что именно на евреев (наряду с российскими немцами) обрушились обвинения в шпионаже и пособничестве врагу.

Протопресвитер[122] русской армии о. Георгий Шавельский в своих мемуарах рассказывал о подобных «шпионских историях»: «Рассказывалось множество примеров, как евреи-солдаты перебегали к неприятелю или удирали с фронта, как мирные жители – евреи сигнализировали неприятелю, при наступлениях противника выдавали задержавшихся солдат, офицеров и пр.».

Распространялись и куда более фантастические истории. Так, шауляйских евреев обвиняли в том, что они якобы провели подземный туннель, через который гонят скот и живность в Германию. Как сообщали «очевидцы», иногда скот вывозили при помощи дирижабля. Евреев Царства Польского обвиняли в том, что они встречают вражеские отряды хлебом-солью, посылают в Германию золото «в гусиных кишках», сообщают немцам по телефону секретные сведения о местонахождении русских войск и их численности, сигнализируют при помощи ветряных мельниц или флагов. В Березницах Волынской губернии священник сообщил народу с церковного амвона, что евреи – шпионы и что в брюхе коровы найден телефон, приспособленный ими для связи с неприятелем. Властям поступали доносы об отправке евреями депеш в Германию «в яйцах кур ценных пород» или о заготовке евреями города Вильно «в подземельях и трущобах» кастрюль для выплавки снарядов, которые ждет армия противника. Евреи якобы пытались переправить немцам полтора миллиона рублей золотом, спрятав их в гробу; еврей-мельник связывался с австрийцами посредством телефона, установленного в подвале; другие, наоборот, перерезали русские телефонные линии и соединяли провода с австрийскими; евреи использовали костры и световые сигналы для передачи информации противнику, подавали сигналы из окон собственных домов, с деревьев и крыш, раскрывая врагу расположение русских войск; евреи строили планы по организации мятежа в Кронштадте и пытались переправить план восстания немцам в Данциг, опустив запечатанную бутылку в море, и т. д.

Надо отметить, что авторами подобных обвинений были не только безграмотные солдаты и младшие офицеры. После занятия Галиции, например, было отдано распоряжение о закрытии всех еврейских ветряных мельниц – военное командование опасалось, что с их помощью могли передаваться сигналы о передвижении войск.

А считавшийся вдохновителем антиеврейских мер генерал Николай Янушкевич, будучи начальником штаба Верховного главнокомандования, летом 1915 года писал о некой «германско-еврейской организации», которая якобы тратила довольно значительные средства на содержание зараженных сифилисом женщин, для того «…чтобы они заманивали к себе офицеров и заражали бы их». Кроме того, в войска поступила инструкция по опознаванию «евреек-шпионок»: «Еврейские девушки, занимающиеся шпионажем в пользу противника, снабжены шифрованными документами австрийского штаба, по большей части зашитыми в подвязку, и носят шелковые чулки со стрелками».

Всероссийскую известность получило обвинение в измене евреев местечка Кужи близ Шавли (Шауляя). Военная газета «Наш вестник», издававшаяся штабом Северо-Западного фронта, 5 мая 1915 года обвинила евреев местечка Кужи в том, что они якобы спрятали немцев в погребах своих домов, откуда те 28 апреля 1915 года совершили неожиданное нападение на русский отряд, понесший в результате большие потери. Расследовавшие эту историю депутаты Думы Александр Керенский и Нафтали Фридман выяснили, что в Кужах просто не было погребов, где могли бы укрыться немецкие солдаты. Кроме того, по приказу командования русского отряда еврейское население в количестве шести семей вообще ушло из местечка за сутки до нападения.

Шпиономания и гонения на евреев не привели к сколь-нибудь серьезному подъему боевого духа среди солдат. Напротив, подозрения в отношении местного населения, якобы поголовно шпионившего в пользу немцев, часто приводили к паническим настроениям. Новые и новые неудачи на фронте требовали новых виновников, и шпиономания обратила свой проницательный взор уже на военное командование и, наконец, на правящую династию, включая саму императрицу.

Все это, опираясь на уже сформированное общее восприятие евреев как «врагов», не могло не привести к росту насилия.

Первые «акции» прошли в Царстве Польском. Там к началу 1915 года было зафиксировано около полутора сотен еврейских погромов. Как правило, они происходили после того, как российская армия отбивала у немцев занятые города и местечки. Солдаты требовали у евреев, уже обобранных немцами, продовольствия, а при отказе – отбирали его силой, устраивая погром.

Занятие русскими войсками в 1914–1915 годах Галиции, входившей в состав Австро-Венгрии, привело к разгрому местных еврейских общин. Десятки тысяч человек бежали вглубь страны. Оставшиеся подверглись насилию и издевательствам со стороны армейских чинов. В ряде случаев дело доходило до погромов, в которых особо «отличались» казаки. Жестокий погром, вошедший в историю как «кровавое воскресенье», произошел 27 сентября 1914 года во Львове, где евреев обвинили в том, что они будто бы вели огонь по вступившим в город русским войскам. Как показало расследование, ни в одном случае факт стрельбы не подтвердился.

Очевидец тех событий, депутат Государственной думы и организатор действовавшего в прифронтовой полосе санитарного отряда, Игорь Демидов рассказывал известному писателю и публицисту Семену Ан-скому, что причиной погромов было желание казаков поживиться, и саркастически замечал: в каждом городе некая еврейская девушка стреляет в русских, причем «выстрел еврейки» всегда раздается из окна того дома, в котором помещается лучший магазин в городе.

С неудачами на фронте была связана и еще одна практика – взятие евреев в заложники. Впервые ее «опробовали» в 1914 году в Галиции, когда военные власти пригрозили расстреливать по два еврея за каждого русского, «казненного в пределах Австрии по извету еврея». Всего в заложники было взято около 400 человек. Галицийский «опыт» получил распространение и в губерниях черты оседлости. В частности, комендант крепости Новогеоргиевск генерал от кавалерии Николай Бобырь выпустил приказ, гласивший: «…При занятии населенных пунктов брать от еврейского населения заложников, предупреждая, что в случае изменнической деятельности какого-либо из местных жителей заложники будут казнены». Интересно, что сам Бобырь при осаде немцами Новогеоргиевска в августе 1915 года после продолжительной обороны все же сдал крепость с гарнизоном в 83 тысячи человек.

Практика заложничества получила одобрение главнокомандующего – великого князя Николая Николаевича. Он признал необходимым «в предупреждение их (евреев) преступных выступлений, брать из числа правительственных раввинов и богатых евреев заложников под стражу, подвергая имущество их в то же время секвестру, с предупреждением сих последних о применении к ним, в случае малейшего попустительства со стороны евреев, клонящегося во вред нашей армии, самых репрессивных мер». Общее число заложников измерялось тысячами. Списки потенциальных жертв обычно составляли местные чиновники. В ряде случаев (особенно если заложников брали казаки) это превращалось в форму вымогательства денег у общин под угрозой казни заложника.

Командующий Северо-Западным фронтом генерал Михаил Алексеев, будущий начальник штаба Верховного главнокомандующего, 30 июня 1915 года подписал «Правила высылки евреев из военных округов Северо-Западного фронта», регламентировавшие процедуру взятия заложников. Эти правила использовались вплоть до революции.

Власти использовали и другие способы коллективного наказания за якобы имевшуюся вину. Осенью 1914 года командующий 1-й армией генерал-адъютант Павел Ренненкампф приказал всем евреям Мариамполя, Кальварии и других мест Сувалкской губернии[123] во время праздника Суккот[124] выйти на шоссейные работы – в наказание за помощь, якобы оказанную немцам.

В августе 1914 года почта получила предписание уничтожать все письма, в которых содержалось «хотя бы несколько слов на еврейском языке». 5 июля 1915 года Ставкой Верховного главнокомандования было полностью запрещено издание еврейских газет и журналов на иврите и идише, вплоть до детских, под тем предлогом, что в еврейских газетах печатаются условные объявления в интересах немецкой разведки.

Были и индивидуальные судебные процессы по обвинению евреев в измене, по большей части надуманному. Более того, не только высшее командование, но и старшие офицеры могли своей властью казнить подозреваемых в шпионаже. По немецким данным, только в первые недели войны по подозрению в шпионаже было казнено свыше ста евреев.

Апогеем антисемитской политики властей в отношении населения черты оседлости стали массовые депортации. Принято считать, что они имели место только весной 1915 года, однако на самом деле первые депортации начались уже во время осенней кампании 1914-го на территории Царства Польского, где только из Варшавы были высланы 80 тысяч человек.

Наиболее массовый характер явление приняло после наступления немецких войск весной 1915 года, когда общее число выселенных евреев составило не менее 200 тысяч человек. Депортировали больных, раненых солдат, семьи фронтовиков. Выселения привели к новой волне насилия, поскольку и солдаты, и местные жители других национальностей считали, что выселяемые евреи поставлены вне закона.

Еврейские общины местечек, через которые шли колонны депортируемых (иногда до железных дорог требовалось пройти несколько десятков километров), пытались помочь им продовольствием, давали подводы, ночлег. К поездам с выселенцами подвозили продукты. Однако в некоторых местах (Гомель, Белица) полиция запрещала общинам помогать депортируемым. Евреи местечка Посволь, например, были вынуждены десять суток ехать в поезде до места высылки, и товарные вагоны ни разу не были открыты.

Депортации вызвали протесты со стороны еврейских организаций и широких кругов интеллигенции; скандалы вспыхнули и за границей (особенно в США), осложнив для России получение кредитов за рубежом. По воспоминаниям современников, даже непримиримые антисемиты стали обращаться к членам правительства с протестами и жалобами на возмутительное отношение к евреям в зоне боевых действий и прифронтовой полосе. К протестам против депортаций присоединились и отдельные министры. Председатель Совета министров Иван Горемыкин[125], в частности, написал Николаю II докладную записку, в которой отмечал, что продолжение депортаций усилит обнищание еврейских общин, вызовет эпидемии, приведет к кризису в городах, обострит напряженность в отношениях между христианами и иудеями и приведет к погромам.

И действительно, масштабные выселения евреев весной 1915 года привели к совсем иным последствиям, нежели те, на которые рассчитывали их инициаторы. Следствием депортаций стал серьезный упадок экономики в регионах выселения. Использование железных дорог для перевозки больших масс людей на значительные расстояния привело к разбалансировке транспортной системы Российской империи, затруднило снабжение армии и крупных городов всем необходимым (в декабре 1915 года это признал и сам генерал Алексеев). Колонны депортируемых мешали передвижению войск. Приток беженцев и выселенцев в Петроград существенно осложнил продовольственное положение столицы. Интересно, что три десятилетия спустя с аналогичными проблемами столкнулась нацистская Германия[126].

Еще одним последствием, о котором организаторы депортаций не подумали, стал расцвет еврейской жизни на территориях, куда были перемещены выселенцы. К примеру, подъем еврейской культуры начался в Харькове, ранее ничем подобным не отличавшемся. Значительным еврейским культурным центром стал Екатеринослав.

После революции Временное правительство разрешило депортированным вернуться домой, но военные власти старались пресечь эти попытки и сдерживали стремление правительства создать схему возвращения изъятой собственности. Стихийное же возвращение порождало явление, с которым евреи столкнулись и во время Второй мировой войны, – конфликты с новыми владельцами еврейского имущества.

По некоторым данным, общее число беженцев и депортированных составило около полумиллиона человек. Например, на сентябрь 1916 года только в еврейских комитетах помощи было учтено 212 тысяч беженцев и выселенцев (большей частью женщин и детей), прибывших из 1907 пунктов.

«Великое отступление» русской армии в 1915 году вызвало новую волну погромов. В Ковенской губернии в июле 1915 года от погромов пострадало 15 населенных пунктов, а в Виленской в августе – сентябре было разгромлено 19.

Погромы также фиксировались в Минской (15 случаев) и Волынской (7 случаев) губерниях. Зачинщиками погромов обычно выступали казаки, и двигала ими не только идеологическая ненависть к евреям, но и банальное стремление к наживе. Активное участие в погромах принимало и местное население. Особенно пострадали Сморгонь, Плотцы, Постава, Крево, Глубокое, Докшица, Лемешевичи. Солдаты и казаки под предлогом поисков спрятанных евреями немцев врывались в дома, грабили, ломали вещи, насиловали женщин. Евреи бежали в леса. При этом, как и в довоенное время, если военные, как власть, давали понять, что насилие против евреев и их имущества не останется безнаказанным, погромов не было (как это произошло в Риге в 1915 году).

Во время Брусиловского прорыва 1916 года солдаты, занимая местечки, грабили и убивали евреев. Население ряда местечек в ужасе бежало вслед за отступающими австрийскими войсками. Как минимум в 15 городах Галиции и Буковины были разгромлены синагоги, из которых выбрасывались свитки Торы. В Монастыржиске в одной синагоге устроили военный лазарет, что было объяснимо военной необходимостью, но другую отвели под отхожее место. Было разгромлено еврейское кладбище: разрыты могилы, разбиты мраморные памятники, а также уничтожена ограда, окружавшая братскую могилу немецких солдат-евреев.

Менялись времена, но не уходила ненависть к евреям. Деморализованная и неуправляемая после Февральской революции армия летом 1917 года устроила погромы в Калуще и Тернополе, и это стало прелюдией куда более масштабных и ужасных событий периода Гражданской войны.

Количество еврейских семей, пострадавших от войны и от антисемитских выступлений, множилось, и пострадавшим надо было оказывать помощь. В 1914 году в Петрограде возник Еврейский комитет помощи жертвам войны (ЕКОПО), создавший разветвленную сеть уполномоченных, обслуживавших еврейских беженцев в пути и на местах; в их распоряжении были подвижные кухни, столовые, бюро труда, технические курсы, сеть детских учреждений и школ. После проведения полулегального съезда в Вильно 6–8 января 1915 года была выстроена система помощи пострадавшим евреям, во главе с ЕКОПО, который координировал деятельность других еврейских организаций и изыскивал средства для финансирования их деятельности.

Жертвователями были как частные благотворители (в том числе зарубежные), так и российские власти (от них было получено до 25 миллионов рублей). Общество просвещения евреев (ОПЕ) взяло на себя заботу о школах для беженцев и об удовлетворении других культурных потребностей. Общество охранения здоровья (ОЗЕ) организовало медико-санитарную помощь и ведало призрением детей. Общество ремесленного труда (ОРТ) занималось оказанием экономической помощи, создавая, в частности, особые комиссии и бюро труда на местах. В области экономики работало и Еврейское колонизационное общество (ЕКО), приходившее на помощь беженцам путем выдачи кооперативного кредита, заботившееся о содействии ремесленному профессиональному образованию и оказывавшее поддержку евреям-земледельцам.

Конечно, наряду с экономической помощью российское еврейство нуждалось и в духовной поддержке.

Центром борьбы против антисемитской политики военного времени стало Политическое бюро в IV Государственной думе, в которое вошли депутаты-евреи и сочувствовавшие им политики. Работой его руководили юристы Шефтель[127] и Винавер (подробнее о последнем читайте в посвященном ему очерке).

Нужно также отметить и активную роль в борьбе против антисемитской политики властей части российской интеллигенции. Здесь наиболее заметным было возникшее в 1915 году Российское общество по изучению еврейской жизни, видными членами которого были лидер кадетов Павел Милюков, писатели Максим Горький, Александр Куприн, Федор Сологуб и Леонид Андреев, а председателем – городской голова Петрограда граф Иван Толстой.

Тем временем часть территории Западного края продолжала оставаться под германской оккупацией. Немецкие власти, не видя для себя угрозы в активности евреев, не препятствовали работе их организаций, и на оккупированной территории свободно действовал Бунд. Более того, после хаоса, депортаций и погромов солдаты немецкой армии порой выступали в качестве символов порядка, предотвращая грабежи и насилие. Заметим, что именно память о подобном поведении оккупантов послужила основой для трагических иллюзий многих евреев, решивших не эвакуироваться в 1941 году и ожидавших встретить таких же немцев, какими они были 25 лет назад.

Однако четверть века спустя мир был уже совсем другим. В отличие от участников Первой мировой, солдаты Третьего рейха, охваченные угаром пропаганды, не знали пощады по отношению к евреям. В том числе к тем, кто вырвался весной 1917 года из черты оседлости, но не последовал за призывами сионистов, а начал строить в советской России новую жизнь, свободную от национального гнета. Безжалостная рука нацистов провела еще одну черту, ставшую финальной для трех миллионов советских евреев.

Семен Александрович Чарный

историк, кандидат исторических наук, выпускник Еврейского университета в Москве. Автор работ по истории советского и постсоветского еврейства. Координатор Экспертной группы еврейской общины России по проблемам антисемитизма.

Евреи – солдаты Русской армии во время Первой мировой войны

Дважды Георгиевский кавалер кавалерист Айзик Гутман. Фото 1914-1916 гг.

Еврейские беженцы на Восточном фронте. 1915 г.