Наследник Кулакова

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Несмотря на печальный пример Кулакова, звездный час, тот единственный шанс, который дает судьба и который так легко упустить, совпал у нескольких наших видных политиков с тривиальной пьянкой в новом доме, построенном Управлением делами ЦК КПСС в престижном районе столицы.

Сейчас уже трудно установить, был ли в тот вечер будущий президент Советского Союза действительно пьян или же удержался в рамках разумной достаточности. Тот, кто наливал, молчит. Сам Горбачев, не отрицая факт употребления горячительных напитков по случаю полувекового юбилея старого друга по комсомолу, выражается туманно:

– Как у нас такие даты отмечаются, известно. По-русски – широко, с обильным угощением, дружеским разговором, с шуткой и песней… Нравы того времени были таковы, что выпивать приходилось не так уж редко. Но мое состояние было вполне нормальным.

Пока Михаил Сергеевич гулял, решалась его судьба. Перспективного политика пожелал видеть генеральный секретарь, чтобы окончательно решить: способен ли Горбачев заменить Кулакова. На поиски бросили весь могучий аппарат ЦК КПСС, но проходил час за часом, а будущий президент как в воду канул.

Через много лет после этой судьбоносной пьянки сразу несколько мемуаристов пожелали рассказать о ней всю правду.

Первым свою версию изложил бывший помощник Горбачева, а потом предавший его активист ГКЧП Валерий Болдин в книге «Крушение пьедестала».

После смерти Кулакова, пишет Валерий Болдин, на смотрины в Москву вызвали кандидата в преемники – первого секретаря Ставропольского крайкома партии Михаила Горбачева. Но в решающую минуту кандидат исчез. Ушел утром из гостиницы и пропал. Брежнев был недоволен, Черненко злился. Речь уже зашла о том, чтобы вести к генеральному секретарю другого кандидата – первого секретаря Полтавского обкома Федора Моргуна, который гостиницы не покидал. Федор Трофимович учился в Днепропетровске, что для Брежнева было большим плюсом, работал на целине, получил Золотую Звезду Героя Социалистического Труда.

В папке у секретаря ЦК по кадрам Ивана Васильевича Капитонова были объективки и на других кандидатов помимо Горбачева и Моргуна. Фигурировали три фамилии:

– Иван Бондаренко, по профессии агроном, первый секретарь Ростовского обкома, пользовался репутацией крепкого хозяйственника;

– Григорий Золотухин, тоже начинал агрономом, первый секретарь Краснодарского крайкома, а потом министр заготовок;

– Владимир Карлов, заведующий сельскохозяйственным отделом ЦК КПСС.

Владимир Алексеевич Карлов в школьные годы подрабатывал чистильщиком дымоходов и звонарем в соборе, окончил Институт птицеводства при Воронежской сельскохозяйственной академии, работал зоотехником, пока его не взяли на комсомольскую работу. Во время войны руководил сельскохозяйственным отделом Сталинградского обкома. После войны Карлов стал первым секретарем Калининского обкома, вторым секретарем ЦК компартии Узбекистана. Кулаков его продвигал, посадил на свое место завотделом, сделал членом ЦК.

Все трое были людьми известными, все трое – Герои Социалистического Труда. Но Карлову уже исполнилось шестьдесят два года, Золотухину – шестьдесят семь. А хотели кого-нибудь помоложе и с более широким кругозором. Горбачев подходил идеально…

– Неизвестно, чем бы все кончилось, но знатоки жизни членов ЦК отыскали водителя машины, отвозившего Михаила Сергеевича, выяснили, кто живет в том доме, куда его доставили, и тогда определили, где он может быть, – вспоминает Валерий Болдин, намекая на некую фривольность поведения своего бывшего начальника, вырвавшегося на свободу из-под бдительного надзора Раисы Максимовны.

А кто же нашел Горбачева? Виктор Васильевич Прибытков, бывший первый помощник Черненко, вспоминает, как Черненко гневно сказал ему:

– Если за тридцать минут не найдешь Горбачева, то у нас есть и другие кандидатуры на секретарство!

Исполнительный Прибытков все-таки отыскал Горбачева. Но не допросив шофера (версия Болдина), а обратившись к своему приятелю, работавшему в ту пору у Горбачева в Ставрополье. Тот и подсказал, где искать шефа – в гостях у Марата Владимировича Грамова. Марат Грамов, еще один выходец из Ставрополя, трудился с Горбачевым в крайкоме, а в 1974 году его перевели в Москву, в отдел пропаганды ЦК.

«Веселенький» Горбачев успел вовремя попасть на Старую площадь, получил аудиенцию у Черненко, и на следующий день на пленуме Михаила Сергеевича сделали секретарем ЦК КПСС. Началось его восхождение к власти.

– Если бы я тогда оказался чуть менее расторопным, все сложилось бы по-иному, – вздыхает Прибытков. – Кто знает, поищи я его чуть дольше, и стал бы секретарем ЦК КПСС совсем другой человек…

Сразу после смерти Черненко Михаил Сергеевич убрал Прибыткова из ЦК КПСС и отправил в цензуру (Главлит).

Сам Михаил Горбачев с этой же исторической пьянки начинает свой увесистый мемуарный двухтомник «Жизнь и реформы». По версии Горбачева, не было ни болдинского шофера, ни телефонного звонка Прибыткова. Просто опоздавший на дружескую вечеринку товарищ сказал Горбачеву, что его давно ждут в ЦК. Михаил Сергеевич покинул гостеприимных хозяев и поехал к Черненко.

Тот день был действительно звездным часом в судьбе Горбачева. Он сделал первый шаг к тому, чтобы стать самостоятельным политиком и изменить судьбу страны. Сам Горбачев нисколько не сомневается, что вся история с пьянкой, долгими поисками, недовольством Черненко не могла остановить его политического взлета. Перемены в стране должны были произойти, он был призван их осуществить. И многие с ним согласятся. Мелкие аппаратные чиновники могли бы, наверное, при желании и при благоприятном для них стечении обстоятельств навредить Горбачеву. Но в реальности судьбу его решали другие люди.

Глава кремлевской медицины академик Евгений Иванович Чазов вспоминал, как после смерти Кулакова прилетел в Крым, где отдыхал Брежнев. Разговор зашел о смерти Кулакова. Думая, кем его заменить, Брежнев первой назвал фамилию Горбачева:

– Правда, есть и возражения, хотя большинство говорит, что он настоящий партийный руководитель. Вернемся в Москву – все взвесим.

Чазов пошел на соседнюю дачу к Константину Устиновичу Черненко. Тот был очень обеспокоен состоянием здоровья Брежнева:

– В этой ситуации важно, чтобы вокруг него были настоящие друзья, преданные люди.

Он с сожалением сказал о смерти Кулакова:

– На его место есть целый ряд кандидатур. Леонид Ильич хочет выдвинуть Горбачева. Отзывы о нем неплохие. Но я его мало знаю с позиций человеческих качеств, с позиций отношения к Брежневу. Вы случайно его не знаете?

Чазов пишет, что к этому времени он уже понял азбуку политической интриги – побольше молчать, поменьше говорить, не раскрывать свои карты и не верить в искренность собеседника. Поэтому говорил о Горбачеве очень осторожно.

Назначением в Москву Горбачев обязан не Андропову, как это многим кажется, а главному партийному кадровику Ивану Васильевичу Капитонову, который по просьбе Брежнева подбирал кандидатов на пост секретаря ЦК по сельскому хозяйству (и предложил нескольких человек), и, конечно же, Михаилу Андреевичу Суслову, второму человеку в партии.

Мнения председателя КГБ Андропова относительно кадровых вопросов в партии не спрашивали. Решающий голос принадлежал Суслову. Он, как бывший секретарь Ставропольского крайкома, следил за своими наследниками и Горбачева знал.

Профессор Вадим Александрович Печенев, который работал в отделе пропаганды ЦК, а потом был помощником Черненко, рассказывал мне:

– Была любопытная деталь в той аппаратной жизни. Мы знали, что если сегодня в каком-то отделе появился инструктор или заведующий сектором с Урала, который традиционно курировал Кириленко, то завтра появится кто-то со Ставрополья, которое курировал Суслов. То есть они следили за соблюдением баланса…

Через два года Горбачев стал членом политбюро, этим он тоже обязан Суслову.

– Как раз в этот период я участвовал в работе над докладом и три недели наблюдал Брежнева, уже больного, – вспоминал профессор Печенев. – Он страдал от прогрессирующего склероза сосудов, поэтому у него было какое-то перемежающееся состояние. Один день он был способен слушать, что мы ему писали, и даже косвенно участвовать в обсуждении, а на другой – отключался. Он ориентировался на мнение Суслова и спрашивал: а что по этому поводу думает Михаил Андреевич?

25 января 1982 года Суслов, который был секретарем ЦК тридцать пять лет, умер. Освободился кабинет номер два на пятом этаже в первом подъезде основного здания ЦК КПСС. Пока Суслов был жив, путь в Кремль Андропову был заказан. Суслов его не любил.

Александр Яковлев, который в тот момент работал послом в Канаде, рассказал мне такую историю. Когда весной 1979 года канадские власти объявили персоной нон-грата и заставили покинуть страну двенадцать сотрудников КГБ, которые работали под крышей советского посольства в Оттаве, Андропов докладывал об этом на политбюро. Заканчивался его доклад предложением «укрепить посольство», то есть снять посла.

Когда Андропов это сказал, Суслов, сидевший справа от Брежнева, произнес только одну фразу:

– Товарища Яковлева не КГБ направляло послом в Канаду.

Это была защита номенклатуры и ведомственного мундира: партийные кадры – это не твоя епархия, не лезь в чужие дела. Юрий Владимирович, который боялся Суслова, побледнел, не договорил фразы и сел. Брежнев не стал продолжать обсуждение и сказал:

– Все ясно. Переходим к следующему вопросу.

Михаил Сергеевич Горбачев стал секретарем ЦК, затем членом политбюро. Но чувствовал себя неуверенно.

Профессор Вадим Печенев, помощник Черненко, рассказывал мне:

– Мы пытались изнутри какие-то вещи реформировать. Я считал, что надо отказаться от идеи строительства коммунизма и строить социализм, соответствующий тем идеалам, которые присущи русскому народу, например, стремлению к социальной справедливости. У нас был серьезный разговор с Горбачевым, который сидел тогда в кабинете Суслова. Я сказал ему, глядя в его располагающие к доверию глаза: «Надо отказаться от идеи строительства развитого социализма».

Горбачев задумчиво ответил:

– Вадим Алексеевич, мы уже отказались от построения коммунизма, сейчас мы отказываемся строить развитой социализм. Нас не поймут.

Работать с ним тогда было очень трудно, вспоминал Вадим Печенев:

– Я понимал, какие перед ним стояли личные задачи, поэтому ему мои усилия что-то изменить были безразличны. Все наши предложения он блокировал с консервативных позиций. Я этому удивлялся, не понимал, как может человек нашего поколения занимать такую консервативную позицию. Но он уже чувствовал близкую власть и не хотел делать ничего, что могло бы ему помешать.

До того момента, как Горбачев стал генеральным секретарем, он держался фантастически осторожно. А когда стал хозяином страны, то решительно отринул прошлое. И покойника Федора Давыдовича Кулакова, который открыл ему дорогу наверх, вспоминал крайне редко. А ведь Кулаков вошел в историю как человек, без которого карьера Горбачева, возможно, и не состоялась. В отличие от других героев этой книги Кулаков в реальности не покончил жизнь самоубийством, но людская молва этому не верит и продолжает считать обстоятельства его смерти более чем загадочными…

Неожиданным и скорбным завершением этой истории стало самоубийство упоминавшегося в этой главе тогдашнего первого секретаря Пензенского обкома Льва Борисовича Ермина, агронома по образованию, окончившего Азово-Черноморский сельскохозяйственный институт. Меньше чем через год после смерти Кулакова его перевели в Москву первым заместителем председателя Совета министров РСФСР. В 1985 году, при Горбачеве, Ермин возглавил республиканский агропром.

Для многих советских чиновников девяностые стали временем личной трагедии. Они остались без дела, страдали от невостребованное™. Судьба Ермина в этом смысле сложилась удачнее. Он был представителем администрации Пензенской области при российском правительстве. Выйдя на пенсию, руководил Пензенским землячеством в Москве.

Около девяти утра 9 ноября 2004 года он вышел из квартиры, открыл окно на лестничной площадке восьмого этажа и бросился вниз. Ему было 82 года. В октябре он лечился в Центральной клинической больнице – врачи обнаружили у него суицидальные наклонности. Он выписался и все равно говорил о самоубийстве. Лев Борисович страдал приступами сильнейшей головной боли, повторял: если боль не прекратится, он покончит с собой…

В одном с ним доме жили бывший председатель КГБ Владимир Крючков и родственники бывшего управляющего делами ЦК КПСС Николая Кручины. Когда-то следователи допрашивали Ермина по его делу. Но об этом в одной из следующих глав.