Здравствуй, Теодор Нетте!

Здравствуй, Теодор Нетте!

Февраль двадцатого года застал Урасова в Вене. Здесь находились венгерские коммунисты, покинувшие Будапешт после поражения революции. Среди них нет Бела Куна: его арестовали венские власти. Нужны какие-то срочные меры, чтобы спасти Куна и тех, кого реакция бросила за решетку. Ференц Мюнних отправляет Урасова в Москву.

Владимир имел в те дни испанский паспорт: испанское посольство, бывшее «попечителем» русских военнопленных в Австрии, продолжало по инерции выполнять эту миссию, правда с существенной поправкой: вербовало в белые армии. Вот Владимир и явился в посольство за визами.

Его принял русский поручик Гельмштейн.

— Зачем пожаловал?

— Хочу на родину, сражаться против большевиков. Надоело здесь сапоги тачать.

Владимир выдержал пристальный, испытующий взгляд поручика. Чтобы прервать напряженную паузу, добавил:

— Я слышал, в Праге генерал Артамонов набирает Добровольцев к Деникину…

Виза была получена. А дальше — Прага, Дрезден, Кенигсберг, Мемель, Ревель. Где поездом, где пешком, где — по людной дороге, а в иных местах — лесом… Нередко выручало то, что после войны много было беспорядка и неразберихи.

В Ревеле на вокзале взял извозчика: «К советскому посольству!»

Полпредство помещалось тогда в гостинице «Петроградская». Расплатившись с извозчиком, Урасов вошел в вестибюль. Увидел трех сотрудников. Радостно гаркнул:

— Здорово, товарищи!

— Вы к кому?

— К полпреду.

— По какому делу?

— Я не знаю, с кем разговариваю.

Трое оказались курьерами охраны. Владимир повторил, что ему нужен только полпред или заместитель.

— Полпред уехал в Министерство иностранных дел, а заместителя у него вообще нет.

Покидать полпредство, не встретившись с кем-либо из начальства, никак нельзя. А трое парней — не хотят пускать. К счастью, на шум выглянул высокий брюнет.

— Кто такой? — спросил он.

Урасов интуитивно почувствовал: начальство. Действительно, оказалось, это был советник. Услышав просьбу Урасова поговорить наедине, довольно холодно пригласил в кабинет.

— Меня послал Бела Кун…

И предъявил свой тщательно спрятанный мандат: «Владимир Урасов направляется в Москву с особым заданием…» Подпись: Ференц Мюнних.

Тон советника стал мягче, исчезла настороженность. В конце беседы советник сказал:

— Оформим ваш выезд как военнопленного. Ну, а пока дня три придется обождать. В полпредстве оставить вас не можем. Придумайте сами что-нибудь. Раз вы сумели пройти такой сложный путь до Ревеля, сделайте и последнее.

Урасов пошел наугад за город. «Конечно, им надо узнать у Москвы обо мне». Сперва думал о разговоре с советником, потом мысли переключились на практическое: «Не следит ли кто за мною?» Попетлял по улицам — слежки нет. «Ну, а где же все-таки обитать три дня? О гостиницах не может быть и речи. Знакомых нет. Вокзал? Ненадежное место, там жандармы, шпики. Днем еще, куда ни шло, можно шататься где-нибудь на окраинах или за городом, а ночью?»

С досады Владимир даже выругался. Из-за перекрестка, пересекая улицу, показалась похоронная процессия. Урасов остановился и, как многие, проводил ее взглядом, а потом пошел за процессией. Так он очутился на кладбище. Побродил по аккуратным дорожкам между ухоженных могил, добротных надгробий. В правом углу кладбища заметил две часовни. Толкнул дверь одной — не поддается. Толкнул вторую — дверь скрипнула, открылась. Заглянул внутрь, осмотрелся и снова прикрыл дверь.

В этой часовне и провел Владимир три холодные мартовские ночи, ежась от холода, от прибалтийской сырости.

Наконец в полпредстве все уладилось. И вот настал час отъезда. Вокзал. Поезд. В четырехместном купе заняли места Владимир Урасов и дипкурьеры — Теодор Нетте, Коротков, Зимин.

Как-то само собой получилось, что Урасов, Нетте и Зимин, познакомившись, сразу перешли на «ты». Узнав, где Владимир маялся три ночи, Зимин предложил:

— Выпей рюмку коньяку, согрейся. У меня есть про запас. А то ты вон как ежишься.

— От вина воздержусь, — твердо сказал Владимир. — На службе не употребляю.

Нетте неожиданно захохотал. Его смех был таким заразительным, что другие тоже заулыбались, хотя не понимали, что рассмешило товарища.

— Федя, ты чего залился? — спросил Коротков. (Он называл Теодора Федей).

Нетте снял очки, вытер белоснежным платком близорукие глаза, снова надел очки.

— Вы слышали, как сказал Владимир: «служба». Какая же у него служба? Хождение по мукам, а не служба.

Он повернулся к Владимиру:

— Ты когда последний раз спал по-человечески? То-то! Вот у нас действительно служба: поезд, автомобиль, гостиница, документы в порядке, неприкосновенность, безопасность.

— Ишь ты, безопасность! А пистолет у тебя для чего? — спросил Урасов.

— Пистолет? Все возят, и я тоже. — Нетте взвесил на руке оружие. — Тяжеловат, черт! Лучше бы вместо него лишнюю книжку захватить в дорогу.

Беседа то оживлялась, то утихала. Потом Владимир Уснул сидя, прислонясь к стенке.

Нетте достал томик стихов Гете на немецком языке Читая, время от времени поглядывал на Урасова:

— Сильно измотался парень, плохо выглядит. Нелегкая выпала ему поездка.

Поезд резко затормозил, вагон дернулся. Владимир проснулся. Торопливо осмотрелся, вскочил, потом улыбнулся:

— Снилось мне, будто я опять в часовне и там меня застукали жандармы.

— Маешься даже во сне! Успокойся. Теперь опасности позади, скоро будем дома, — сказал Нетте. И он прочел из томика Гете восьмистишие. Потом продекламировал по-русски:

Горные вершины

Спят во тьме ночной;

Тихие долины

Полны свежей мглой;

Не пылит дорога,

Не дрожат листы…

Подожди немного,

Отдохнешь и ты.

И восхищенно добавил:

— Не знаешь даже, что лучше: у Гете или вот это, лермонтовское.

— Володя, а где ты остановишься в Москве? — спросил Теодор.

— Пока не знаю.

— Значит, жить тебе негде в Москве. Вот что, остановишься у меня.

— Спасибо, только надо мне в Пермь, там родители, давно их не видел. Не знаю даже, живы ли старики.

Стемнело. Дипкурьеры условились: до трех ночи дежурит Нетте, с трех — Зимин.

— Я тоже буду дежурить, — сказал Владимир. — Разделим ночь на четыре части.

— Нет, ты уж отсыпайся, — не принял его предложения Теодор. — Дипкурьеры не могут никому передоверять вахты. Даже такому надежному и бывалому парню, как ты. Вот если станешь дипкурьером, тогда пожалуйста.

Все рассмеялись.

В Петрограде все пересели на московский поезд. В столице, распрощавшись, разошлись каждый по своим делам.

Владимир завертелся в водовороте срочных дел, а освободившись, тут же уехал в Пермь. Пробыл там совсем недолго и снова приехал в Москву: нужно было устраиваться на работу. Поселился Урасов у старого знакомого, пермяка. Вскоре встретил Теодора. Нетте только что возвратился из Берлина. Сказал:

— Присматривать за нами стали нахальней.

В тот вечер они долго беседовали. В конце концов Теодор убежденно сказал:

— У тебя призвание к дипкурьерской работе. А это очень важно. Мой совет — иди в дипкурьеры.

Владимир и сам давно уже подумывал об этом. Через месяц Урасов уже держал в руках сумку дипкурьера. Он первый раз вез за границу дипломатическую почту.

Снова — дорога.

Снова — тревога.