Вл. Крымский Нападение на реке Янцзы
Вл. Крымский
Нападение на реке Янцзы
Китайский народ переживал тяжелое время. Вместе с враждовавшими между собой китайскими милитаристскими бандами страну терзали и иностранные империалисты. В портах Китая дымили военные корабли Англии, США, Японии, охранявшие банки, фабрики, заводы — «собственность» захватчиков.
В Китае все шире развертывалась национально-освободительная революционная борьба. На Север с боями продвигались армии рабочих и крестьян.
Встревоженные всем этим, силы внутренней и внешней реакции усиливали репрессии, заливали страну кровью борцов за свободу. В борьбе с национально-освободительным движением особенно зловещую роль играл на севере и северо-востоке Китая ставленник и прямой агент Японии Чжан Цзолин. Его влияние распространилось на многие районы страны.
Под стать Чжан Цзолину был и его подручный — генерал Чжан Цзунчан, военный губернатор провинции Шаньдун. В войсках Чжан Цзунчана было полно всякого сброда, и особенно русских белогвардейцев, среди которых своей жестокостью «прославился» отряд Нечаева.
И вот в этот период пароход «Память Ленина» получил задание идти в Ханькоу за грузом чая. Пароход уже бывал в этих местах. И при довольно своеобразных обстоятельствах. Ранее уже говорилось, что в Китае разгоралась борьба за отмену неравноправных договоров, навязанных стране иностранными капиталистами. Такую борьбу начало и национальное правительство Нанкина, повысив прежде всего ввозные пошлины на горючее, поставлявшееся городу иностранными торговцами, которые наживали на этом огромные прибыли. В ответ на совершенно законную меру властей Нанкина иностранные капиталисты объявили бойкот и перестали снабжать огромный город нефтью и керосином.
Нанкин и его жители оказались под угрозой топливного голода. И тогда на помощь пришла Советская Россия, послав на пароходе «Память Ленина» необходимое горючее. Топливная блокада капиталистов была сорвана, и благодарные жители Нанкина устроили советскому пароходу торжественную встречу.
Сейчас на пароходе жила и работала та же самая дружная семья советских моряков.
На мостике седой капитан парохода Герман Мартынович Гроссберг о чем-то беседовал с вахтенным начальником.
Обстоятельства складывались так, что, погрузив в Ханькоу чай, необходимо было быстрее возвратиться во Владивосток. Пароходов не хватало, и Совторгфлот всячески торопил Гроссберга.
Еще до революции, в 1914 году, Гроссберг был назначен командиром парохода «Кишинев», переименованного в 1924 году в «Память Ленина». И все эти годы пароход и его капитан были неразлучны.
Когда грянула революция, капитан встретил ее с радостью. И служил народу верно. В 1920 году из японского порта Хакодате он без судовых документов увел пароход во Владивосток, спасая судно от захвата его бывшими владельцами.
…На мостик поднялся секретарь партийной ячейки судна, чтобы согласовать с капитаном день партийного собрания. Надо было обсудить, как быстрее погрузиться в Ханькоу, да и рассмотреть заявление о принятии в партию одного «хорошего хлопца», как говорил секретарь.
Пароход «Память Ленина», как правило, пассажиров на борт не брал. Но в этот рейс шанхайское агентство Совторгфлота просило доставить до Ханькоу четырех советских граждан — трех дипломатических курьеров и жену советника при национальном правительстве Ф. С. Бородину.
Дипкурьеры Крилл и Грейбус недавно прибыли с почтой из Москвы, а третий дипкурьер, комсомолец Карл Сярэ, ехал в Ханькоу на постоянную работу в советское консульство; до этого он был сотрудником консульства в Шанхае.
Крилл и Грейбус были опытными курьерами, не один год путешествовали они с дипломатической почтой по странам Скандинавии, Западной Европы и прибалтийским государствам.
Ивану Яковлевичу Криллу было в ту пору 42 года.
Родился он в Риге. С ранних лет начал принимать участие в революционном движении, а в 1905 году уже вступил в большевистскую партию. А затем эмиграция в США. Долгие годы служил матросом на разных судах.
Был он человек с открытой душой и добрым сердцем. В Москве у него остались жена и маленькая дочка. Мечтал и надеялся вскоре привезти им из Китая какие-нибудь редкостные подарки.
Михаил Алонзович Грейбус был моложе Крилла, ему было немногим более тридцати, но и он уже много повидал на белом свете. В прошлом рабочий, участник гражданской войны, человек огромной выносливости, он не терял самообладания ни при каких обстоятельствах.
Крилл и Грейбус должны были в Ханькоу сдать диппочту и оттуда выехать поездом в Пекин, а затем в Москву.
Сейчас все трое сидели у себя в каюте и рассказывали собравшимся морякам, с которыми уже успели подружиться, московские новости. Ф. С. Бородина, уставшая от Шанхая, дремала в своей каюте.
Впереди уже показались здания и башни Нанкина, одного из больших и древних городов Южного Китая, в прошлом неоднократно бывшего столицей страны.
Неожиданно вахтенный увидел впереди небольшое вытянутое судно серо-стального цвета, которое на полном ходу шло на сближение с пароходом «Память Ленина».
— Видимо, военная канонерка, — сказал Гроссберг и привычно вскинул к глазам бинокль.
— Да, канонерка, — подтвердил вахтенный.
Немного не доходя до парохода, канонерка развернулась и легла на параллельный курс. На ее мачте замелькали сигнальные флажки.
— Предлагает остановиться, — недоуменно промолвил вахтенный, — что будем делать?
— Застопорьте машину, — приказал капитан…
А сам подумал — не к добру это.
Так на территории, где хозяйничали бандиты Чжан Цзунчана, и был остановлен на реке Янцзы, в нескольких километрах от города Нанкина, советский пароход «Память Ленина».
Как только пароход замедлил ход, неизвестная канонерка также встала невдалеке, наведя на него кормовое орудие.
Через минуту с канонерки спустили несколько шлюпок, наполненных вооруженными матросами. Они пристали к советскому пароходу, вскочили на палубу и, щелкая на ходу затворами винтовок, рассыпались по всем помещениям, заняли трапы, машинное отделение, каюты команды.
Старший офицер с несколькими матросами поднялись на мостик.
— В чем дело, господа? — спросил по-английски Гроссберг.
— Есть приказ обыскать ваше судно, — послышался ответ. — Мы имеем сведения, что на судне перевозится оружие для красных.
— Какое оружие? У нас его нет. В трюме только балласт, идем за чаем в Ханькоу. Вот у меня да и у моего помощника по револьверу. Но нам положено оружие, — заявил Гроссберг.
— Не разговаривать! Оружие сдать сейчас же! — Офицер в сопровождении солдат быстро спустился вниз и направился к каютам, занимаемым Ф. С. Бородиной и курьерами. Убедившись, что перед ним Бородина, офицер приказал ее обыскать.
В каюту дипкурьеров налетчики вломились еще раньше. Но дипкурьеры уже заметили опасность. И когда каюту заполнили вооруженные люди, все трое были совершенно спокойны. Они приготовились к нападению. Но что они могли сделать? На троих, по существу, невооруженных людей (у них было всего два револьвера) напал целый вооруженный отряд.
— Кто такие?
— Советские дипломатические курьеры, — спокойно ответил Крилл, показывая дипломатические паспорта, курьерские листы и «хаджоу» (охранные грамоты, выданные китайскими властями). Все паспорта были снабжены китайскими визами.
— Где почта?
— Почта здесь, но вам ее не дадим. Не имеем права. Она опечатана печатями Народного комиссариата по иностранным делам и не подлежит досмотру по международным законам. Вот «хаджоу».
— Взять! — послышалась визгливая команда.
Крилл схватил баулы с почтой. Грейбус бросился ему на помощь.
— Не дадим! Не имеете права! — закричали оба.
— Взять их! — бесновался офицер.
Десяток матросов схватили дипкурьеров и стали крутить им руки. Надели наручники, а Крилла, кроме того, веревкой привязали к какому-то крюку. Начали вскрывать почту.
Из мешков посыпались книги, журналы, газеты — все на русском языке, и ни одного письма. Переводчик с жадностью набросился на книги и журналы. Постепенно его лицо вытягивалось.
— А где документы, письма?
— Здесь все. У нас больше ничего нет!
Сярэ невольно улыбнулся. Он вспомнил, что за несколько минут до того, как в каюту явились непрошеные гости, Крилл и Грейбус с какими-то пакетами спускались куда-то в машинное отделение парохода.
Разочарованные налетчики снова запихали в мешки бесполезные для них газеты и книги. Курьеры стояли скованные перед наведенными на них дулами винтовок.
Ни одного документа не было найдено в дипломатической почте. Для Чжан Цзунчана это был провал всей затеянной операции. Необходимо было найти хоть что-то компрометирующее, чтобы оправдать пиратский налет, а главное, выслужиться перед начальством.
Обыск шел по всему пароходу. Искали даже в угольных бункерах, в водяных цистернах, в помещении команды. Разворошили все личные вещи. Красный уголок был разгромлен. Портреты Ленина и Сунь Ятсена порваны. Перетряхнули багаж и личные вещи матросов.
— Швартуйтесь к причалу на стороне Пукоу! — приказал офицер Гроссбергу.
Не успело судно пришвартоваться, как на него вошла новая группа военных. Одетого в штатское пожилого китайца в золотых очках назвали — «главный советник генерала господин Сунг».
Начался новый обыск.
— Где секретные бумаги? — в десятый раз спрашивал переводчик.
— Все здесь, больше у нас ничего нет, — спокойно отвечали Крилл и Грейбус.
И новый обыск ничего не дал.
— Составим акт о результатах обыска, — предложил капитан парохода, — так полагается.
— Зачем? Не нужно, — сквозь зубы процедил руководитель налета.
— Как не нужно? Ведь есть же правила…
Но китайский офицер отказался составить акт. Также отказались выдать расписку в том, что они изъяли у дипкурьеров.
Уже начало смеркаться, когда на палубе появилась третья группа военных. По всему было видно, что это уже другие птицы. Одетые в китайскую военную форму, они свободно разговаривали по-русски.
К Бородиной подошел один из этой группы и коротко бросил:
— Я Меркулов.
Это был тот самый Меркулов, авантюрист и мародер, который вместе со своим братом бесчинствовал во Владивостоке в период японской интервенции. После освобождения города Красной Армией братья, захватив награбленное, бежали в Японию.
Было известно, что Меркулов состоит в отряде Нечаева, одного из главарей русских белогвардейцев, который попеременно служил у Чжан Цзолина, У Пэйфу, а теперь — у Чжан Цзунчана. Как выяснилось позднее, именно Нечаев разработал и осуществил план захвата советского парохода. А теперь его сообщник Меркулов был послан добыть хоть какие-нибудь «доказательства», оправдывавшие этот пиратский налет. После того как и этот обыск ничего не дал, было решено: найти улики во что бы то ни стало! Не может быть, чтобы у дипкурьеров не было каких-либо секретных писем, инструкций или, на худой конец, революционных прокламаций, конечно на китайском языке.
— Если улик нет, их надо сделать, — приказали главарю белогвардейцев-налетчиков.
После этого бандиты вновь явились на советский корабль.
Обыск был долгим. Наконец один из белогвардейцев подбежал к Меркулову: в руках он держал какие-то листки с китайскими иероглифами.
— Нашел, ваше превосходительство, вот прокламации! Они были в почте!
— Наконец-то, — обрадовался Меркулов, схватил листовку и бросился к Сунгу.
Снова начали допрашивать дипкурьеров. Те недоуменно пожимали плечами.
— Провокаторы… — сказал Грейбус. — Так ведь делала только царская охранка, и то умнее.
Теперь было понятно, почему китайские офицеры отказались подписать акт о результатах обыска.
Работа с подброшенными листовками была сделана топорно, грубо. Всем был ясен этот дешевый прием. Даже китайские матросы как-то смутились. Вскоре Бородиной и дипкурьерам было объявлено: они будут отправлены в город Цзинань.
Их доставили на вокзал. Посадили в вагон. Дипкурьеры оставались закованными в наручники, а Крилл связан веревкой. И началось хождение советских людей по мукам. Арестованных держали в маленьком домике на окраине города под сильной охраной, изолированными от всего мира.
Дни в заточении тянулись медленно. Дипкурьеры ежедневно вызывали начальство, будь то караульный начальник, комендант или кто-то из начальства повыше, и требовали немедленного освобождения или предъявления обвинения. Бандиты отмалчивались.
Наконец, Крилл предложил объявить голодовку. Это будет известно в Москве и в Пекине! Ведь в Цзинани много рабочих, наших верных друзей, от которых чжанцзунчановские жандармы скрыть голодовку не смогут.
Предложение было сразу же одобрено, и наутро, когда стража принесла скудный завтрак, дипкурьеры решительно отказались его принять.
Явился комендант, толстый, с хитрыми острыми глазами, и на ломаном английском языке спросил: чем недовольны заключенные? Крилл заявил, что держат их в тюрьме беззаконно, поэтому они требуют немедленного освобождения, а до тех пор объявляют голодовку. Китаец побежал доносить начальству.
Четыре дня не притрагивались наши товарищи к еде. Уже к вечеру первого дня в городе стало известно о голодовке советских заключенных. Было немедленно сообщено в Пекин и Ухань. Китайские власти взволновались: узнают за границей, будут неприятности, тем более что налет, по существу, ничего не дал.
На пятый день явился доктор Сунг и попросил прекратить голодовку, так как все будут освобождены в скором времени. Сунг говорил как будто искренне…
Советское правительство разоблачало перед всей мировой общественностью произвол китайских милитаристов и требовало его прекращения. С китайской стороны следовали все новые и новые лживые обещания о скором освобождении заключенных.
Было очевидно: китайская военщина пыталась выиграть время.
Англия, США и Япония усиленно готовились к новой интервенции против Советской России. Одна за другой следовали провокации, направленные против молодой республики Советов. Нападение на дипкурьеров, нападения на наши заграничные органы, убийства послов, организация заговоров внутри страны — все было направлено на обострение международной обстановки. Как указывалось в воззвании ЦК КП Великобритании, «фактическое положение таково, что под давлением зловещих сил… готовится новая война и интервенция в СССР»[41].
Когда наши товарищи находились в заточении, Чжан Цзолин с прямого благословения и по указке английских, американских и японских поджигателей войны организовал еще большую провокацию, напав на советское полпредство в Пекине.
Советское правительство заявило, что в такой обстановке оно не может далее поддерживать нормальные отношения с китайскими властями, не желает терпеть подобных бандитских действий и впредь до освобождения задержанных советских граждан, наказания виновных и возмещения убытков отзывает из Пекина своего поверенного в делах со всем персоналом полпредства.
В ноте Советского правительства от 9 апреля 1927 года указывалось:
«Советское Правительство, обладающее достаточными техническими ресурсами, чтобы прибегнуть к репрессивным мерам воздействия, заявляет тем не менее, что оно решительно отказывается от таких мер. Советское Правительство отдает себе ясный отчет в том, что безответственные круги иностранных империалистов провоцируют СССР на войну. Советское Правительство отдает себе полный отчет и в том, что Пекинский Кабинет сделался орудием игры, разыгрываемой иностранными империалистическими кругами. Но Советское Правительство исходило, исходит и будет исходить в своей политике из интересов трудящихся масс всего мира, в том числе и из интересов масс китайского народа и рабочего класса всех стран»[42].
О нападении на советское полпредство дипкурьеры узнали спустя много дней, после того, как их самих 4 мая 1927 года доставили в пекинскую тюрьму под новым лживым предлогом, что здесь-де будет оформлено их освобождение.
Начались новые допросы. Одно предъявленное обвинение было глупее другого.
Не было найдено ни одного доказательства хоть какой-нибудь вины арестованных. Тем не менее вскоре был организован суд. Дипкурьеры держались стойко и мужественно. Все трое не только отвергли вздорные обвинения, объявив, что не совершали ничего противозаконного, но подчеркивали, что арест и предание их суду не имеют прецедента в истории международных отношений.
— Суд над дипкурьерами, привлечение их к суду — небывалый случай, — заявил Иван Крилл.
Пункт за пунктом отвергали они обвинение, требуя вызова свидетелей и настаивая на немедленном освобождении. Грейбус заявил, что, отказывая в вызове свидетелей, суд демонстрирует свою несостоятельность. Защитник дипкурьеров в конце своей речи подчеркнул, что, принимая решение, суд берет на себя огромную международную ответственность, так как устанавливаемый им прецедент неизбежно будет иметь крайне негативные последствия.
Судилище явно проваливалось. Его организаторы предпринимали самые отчаянные действия, чтобы выгородить себя, но все было тщетно. В конце концов судья объявил:
— Все материалы, которые представлены следствием и прокурором и на основании которых были предъявлены обвинения по 101 статье, суд находит несостоятельными… Обвиняемые будут освобождены…
Забрав вещи из тюрьмы, советские дипкурьеры и Ф. С. Бородина поспешили в помещение советского полпредства. Наконец-то они среди своих!
…Через некоторое время с советского парохода у одного из причалов Владивостока благополучно сошли все. Они вырвались из лап китайских милитаристов.
Советское правительство принимало самые решительные меры и к освобождению команды «Памяти Ленина» и возвращению их на Родину. Наконец в декабре 1927 года они были переданы советским властям.
Тяжелые испытания выпали на долю небольшой группы советских людей, попавших в застенки. Но самые изощренные издевательства ни на минуту не поколебали мужества советских дипкурьеров и моряков парохода «Память Ленина»