Встреча в Гонолулу
Встреча в Гонолулу
Дипкурьер встречает за рубежом многих своих соотечественников. Революция и война раскидали их по всем частям света. Разные у них были судьбы. Кто-то стал копеечным бизнесменом, завел себе лавочку или пивную, кто устроился на завод, кто стал официантом или швейцаром, а многие мыкались в поисках куска хлеба.
— Вспоминаю, — говорил Е. М. Климек, — одну встречу на Гавайских островах, в городе Гонолулу.
Далеко от нашей страны находятся эти экзотические тихоокеанские острова. Но куда только не занесет дипкурьера его бродячая жизнь! Говорят, сейчас Гонолулу очень шумный город, ведь рядом знаменитая военно-морская база американцев Пирл-Харбор. Но и в то время, когда я со своим сопровождающим попал на Гавайи, Гонолулский порт принимал суда чуть ли не со всего мира.
Как-то утром пошли осматривать город. Красивый город. Белые здания утопают в тропической зелени. Широкие улицы, мощенные окаменевшей лавой или коралловым известняком. Манговые деревья, пальмы, еще какие-то диковинные растения. И конечно, массы кабаков, как и в любом портовом городе.
На окраине города бросались в глаза тысячи хижин, нет, их даже нельзя назвать хижинами — скорее какие-то шалаши из листьев, рогож и лохмотьев. Удивительно было видеть массу изможденных и голодных людей на острове, где круглый год стоит лето и где, кажется, такое изобилие бананов, ананасов, апельсинов. Впрочем, объяснялось все просто — всем владели здесь американские колонизаторы, которые давно обосновались на Гавайях.
…После обеда решили совершить прогулку на катере. Катер шел вдоль берега, окаймленного коралловыми рифами. Вдалеке виднелись горы. На остановках выходили и входили пассажиры. На борту было человек 100–150 самых различных национальностей — много китайцев, японцев, встречались и европейцы. С любопытством разглядывали мы местных невиданных, невероятно яркой раскраски птиц, опускавшихся на палубу за крошками хлеба, которые бросали им пассажиры.
Разговорились с владельцем катера — пожилым, хорошо одетым японцем, который немного говорил по-русски (раньше он жил где-то на Дальнем Востоке). Поговорив с нами, он отошел, а затем вернулся снова. На этот раз с ним были трое довольно бедно одетых людей.
— Познакомьтесь, — улыбнулся японец, — ваши соотечественники.
Радостные улыбки появились на лицах подошедших.
Мы переглянулись с моим товарищем. Многих соотечественников приходилось встречать за границей, и далеко не всегда эти встречи оказывались приятными. Столько в те годы было антисоветски настроенных белых эмигрантов, белых офицеров, бывших торговцев и всяких прочих «бывших» людей…
Пожилой бородатый мужчина невысокого роста нерешительно приблизился к нам, и мы услышали взволнованные слова:
— Здравия желаем господам нашим, соотечественникам, здесь в океане, вдали от родимой матушки России. Здра…
Он не договорил и принялся нас обнимать. На глазах у него появились слезы.
— Мы из Рязанской губернии, из Егорьевска, — немного придя в себя, стал объяснять старик. — Работали на салотопенном заводе, свечи выделывали. А теперь… я вот заехал аж на край земли. За заработком погнались, и свет стал не мил. В Россию душа рвется…
— А вот эти совсем извелись в тоске, — уроженец Егорьевска указал на двух черноусых молодых мужчин. — Жаль ребят. С гор они кавказских.
Заметив мой вопросительный взгляд, один из мужчин сказал с мягким южным акцентом, обращаясь ко мне:
— Осетины мы, из Дигорского ущелья. Батрачили у проклятого князя Абисалова, чтобы смерть его увидеть, шакала! Это он угнал нас в «дикую дивизию», а потом за границу, когда отступать от большевиков уже было некуда. Пугал нас. А теперь нет нам жизни без Кавказа! Помоги, дорогой, вернуться на родину!
Постепенно они рассказали о своих скитаниях. Старик еще до революции с несколькими односельчанами подался в Америку, добывать деньги. Жил где-то в Парагвае, батрача в имении, а убедившись, что помещики все одинаковы, что капитала не наживешь, поехал в другие места. Гнул спину на кофейной плантации, затем нанялся сопровождать какой-то груз, а теперь вот обосновался в Гонолулу сторожем на складе. А осетины повстречались ему недавно. Они, видать, уходили с белыми после разгрома Деникина и нанялись в Гонолулу на консервный завод. Специальности не имели, английского языка не знали. Пользуясь их беспомощным положением, выжимали из них по семь потов, а платили гроши.
О том, что происходит в России, все они знали плохо. Верили антисоветским измышлениям в местной прессе. Поначалу боялись и думать о возвращении. Но с годами мысль о России все более и более крепла.
— Бог знает, когда еще встретим своих. Помогите нам вернуться, господа милые!
Мы объяснили им, что мы не господа, что господ в России уже нет и никогда не будет. Что власть теперь в руках рабочих и крестьян и тем, у кого нет неискупимой вины перед Советской властью, прямой путь на родину.
Пока мы беседовали, катер подошел к причалу, и трое ушли, взяв наш адрес и попросив разрешения прийти к нам в гостиницу.
И действительно, пока мы ждали нашего парохода, они бывали у нас не раз. Перед отъездом наши новые знакомые вручили нам свои «прошения» о разрешении вернуться в Россию и о выдаче въездных виз. По возвращении в Москву мы постарались, как могли, помочь им.
И вот — немногим более года прошло — трое счастливых людей вернулись на родину.
Да, многих соотечественников приходилось дипкурьерам повидать во время поездок. Разные причины привели людей за рубеж.
Были злобные, убежденные антисоветчики с руками, залитыми кровью своего народа, предавшие и продавшие этот народ. Среди этого отребья вербовались диверсанты, шпионы и провокаторы, готовые на любое преступление.
Были и люди, запутавшиеся в антисоветских делах, попавшие на удочку вражеской пропаганды. Но они чувствовали свою вину перед родиной и думали о том, как заслужить прощение.
Были, наконец, и, так сказать, эмигранты, волею жестоких жизненных обстоятельств оказавшиеся за рубежом. Эти люди давно внутренне подготовлены к возвращению на родину, мечта о которой никогда не покидала их.