Наша Ладога

Наша Ладога

А. Н. ТАРАСЕНКОВ

Анатолий Кузьмич Тарасенков (1909–1956) — известный критик, литературовед, автор многих книг о советской поэзии и прозе. В годы Великой Отечественной войны редактировал газету „На боевой вахте", работал в газете „Красный Балтийский флот" и в оперативной группе писателей, которой руководил Всеволод Вишневский. В мае 1942 года Анатолий Кузьмич был направлен в газету Ладожской военной флотилии „За Родину".

Ниже публикуются отрывки из дневниковых записей и очерков Анатолия Тарасенкова, написанных им на Ладоге в 1942–1944 годах.

На тендерах

Странное у них название — у этих маленьких и сравнительно тихоходных кораблей, лишь недавно вступивших в строй, но уже успевших сделать большие и полезные дела. «Тендера» — для слуха моряка это звучит непривычно, это скорее из железнодорожного лексикона.

Город, стиснутый блокадой, изобретал. Он создал этот новый тип судов для Ладоги — диковинные железные коробки: не то понтоны, не то большие утюги. Внутрь поставлен автомобильный мотор, приделан руль. Таких «кораблей» было построено много десятков, ленинградцы изготовляли их под бомбежками и артобстрелами и назвали их «тендера».

Изо дня в день несут они свою транспортную службу, делая по нескольку рейсов в сутки. Кто на них плавает? Это в большинстве своем старые, опытные речники, поколение тридцати-тридцатипятилетних людей, успевших за годы пятилеток основательно овладеть своими профессиями. Вот один из лучших тендеров, как правило, перевыполняющий план перевозок. Его старшина Григорий Кнуров до войны был капитаном двухсоттонника в Азовском море, моторист Анатолий Куликов служил механиком гаража под Вологдой, моторист Серафим Иванин и до войны был мотористом, только на сухопутье, строевой Анисим Жуда работал агентом аптекоуправления в Москве.

Сегодня эти люди тендеров героически трудятся для победы Ленинграда. Кнуров и Куликов побывали сами этой весной в городе Ленина. Они были посланы на завод, чтобы участвовать в строительстве тендера и принять его, когда он будет готов. Под артобстрелами немцев ленинградские рабочие вместе с ладожскими моряками сваривали корпус, ставили рулевое управление, приспосабливали мотор. Кнуров и Куликов видели, какие тяготы блокады перенес великий город, как настоятельно необходима для его жизни и борьбы славная ладожская водная «Дорога жизни». И когда тендер был спущен на воду и за его кормой запенились волны неспокойного озера, Кнуров и Куликов начали работать так, как велела им совесть советских патриотов.

Они грузят свой маленький тендер до отказа. Много десятков рейсов сделал корабль, перевезя сотни тонн груза, тысячи пассажиров — военных и штатских.

Моряки присмотрелись к своему кораблику, покопались в деталях. Заработала смекалка. Поставили новый винт, покрупнее.

В результате ход тендера заметно — процентов на 20–30 — увеличился, а это дало возможность увеличить и количество рейсов, умножить тонны перевозок и начать перевыполнять план. Если только погода позволяет, моряки сами нажимают на погрузочные организации: «Отправляйте нас скорее в очередной рейс. Ленинград ждет. Время не терпит!»

Когда нужно, моряки сами помогут погрузить и выгрузить свое суденышко, хотя это и не входит в их обязанности.

Условия труда и отдыха у людей сложные. Сготовить обед не на чем — получают сухой бортовой паек. Спят здесь же, у машины.

Так работают на тендерах.

И радостно, что пример катера старшины Григория Кнурова не исключение. Моторист Леонид Вострецов — бывший механик МТС и рулевой Борис Ильин — кадровый военный моряк, дравшийся на Эзеле и в Кронштадте, работают не хуже. Так же, как Кнуров и Куликов, они участвовали в «монтаже» своего судна, так же борются они за перевыполнение плана перевозок, испытывают и побеждают те же трудности.

Достаточно упоминания имени рулевого Меркулова, молодого беспартийного паренька. Его тендер шел из Ленинграда, вез эвакуированных женщин и детей. В пути на него налетел «мессершмитт», пошел над самой водой и начал бить по безоружным людям из пушек и пулеметов. В результате бандитского налета несколько человек было ранено. Серьезное ранение получил и Меркулов. Но он не покинул свой пост. Он знал: страна доверила ему самое драгоценное — человеческие жизни. Он довел свой тендер до берега Большой земли. Его сразу отправили в госпиталь. Он не хотел ложиться, думал подлечиться на месте. Меркулову объяснили серьезность его положения.

Он вздохнул:

— А вернут меня сюда, на Ладогу, на мой тендер, после поправки?

— Конечно, товарищ…

Потомственный русский моряк

Всю свою жизнь проработал на море старый матрос Седов. Год за годом водил он пассажирские пароходы из Кронштадта в Ленинград, стоя в рулевой рубке. В 1909 году у Седова родился сын Андрей. С первых лет своего детства он начал привыкать к морю. И естественно, что когда молодой парень подрос, он по примеру отца стал моряком. По путям, сотни раз исхоженным отцом, начал водить суда Андрей Седов.

Может быть, до конца своих дней он остался бы рулевым каботажного плавания. Но Великая Отечественная война превратила Седова в военного моряка. Пароход «Щорс» был переброшен на Ладогу. Вместе с ним пошел и Андрей Седов. В горячие дни боев за Шлиссельбург судно занималось перевозками войск. Однажды в темную ночь пароход сел на мель невдалеке от крепости «Орешек». Немцы уже были в Шлиссельбурге. Когда наутро они увидели потерпевший аварию пароход, заговорила артиллерия. Безоружное и неподвижное судно было подожжено фашистами.

Славные традиции русских моряков были крепко заложены в душе Андрея Седова: последним сошел он с борта гибнувшего судна, переправив на берег всю его команду.

Вскоре опытного рулевого назначили на один из военных транспортов флотилии. Он и здесь показал себя знающим моряком, храбрым и стойким воином.

Тяжелые испытания выпали на его долю, из родного Ораниенбаума приходили вести одна другой горше: умер от голода старик отец, убило снарядом жену Андрея, погибли обе его дочери — шестилетняя Валя и новорожденная Эльза.

Гневом и ненавистью к врагам горит сердце Седова. В свой труд на корабле он вкладывает всю силу душевных переживаний, о которых не всегда можно рассказать словами.

Корабль, на котором служил Седов, работал на малой ладожской трассе. Он находился посреди пути, когда налетели вражеские самолеты. Пулеметчики корабля отбили их яростные атаки, но все же одному самолету удалось положить четыре крупные бомбы у самого борта.

Веер осколков полетел на мостик, в надстройки. Командир корабля и его помощник были убиты наповал. В двух местах перебило штуртрос. В надводной части борта зияло свыше 80 пробоин. Седов стоял на руле. В голову ему впились осколки.

— Можешь вести корабль? — спросил Седова механик.

— Могу… — превозмогая боль, ответил рулевой.

Тут же, в рубке, сделали Седову перевязку. Матросы восстановили штуртрос. И русский моряк Седов повел корабль в порт.

Он выполнил свой долг до конца. Орденом Красного Знамени отмечен его подвиг.

Военврач Нина Рыбина

Корабль, на котором вот уже скоро четыре месяца плавает военврач 3-го ранга Нина Петровна Рыбина, в мирные времена совершал рейсы прогулочно-экскурсионного характера. Мягкие диваны, большие окна, нарядная окраска — все это говорит о прежнем назначении корабля.

Диваны нынче пообтерлись, стекла во многих местах заменены фанерой, белая краска уступила место голубовато-серой, под цвет ладожских вод. И пароходик, перевозивший когда-то ленинградских юношей и девушек, желавших провести воскресный день на воде, поближе к природе, превратился в судно военно-медицинского назначения.

Трудная и на первый взгляд неблагодарная роль выпала на долю Рыбиной. После работы в одном из ленинградских госпиталей, где она за время войны стала начальником отделения, на Ладоге ей пришлось взяться за эвакуацию раненых с фронта через озеро.

Много раненых уложено на носилки руками Рыбиной, перенесено под ее контролем на пароходик, выгружено на берег, отправлено в тыл. Как будто несложно все это, но сколько потребовалось энергии, распорядительности от этой двадцатичетырехлетней женщины, чтобы усталые, подчас придирчиво раздраженные, страдающие люди чувствовали себя как можно более покойно!

Рейс следует за рейсом. Часто не приходится и думать о сне, лишь бы успеть между приемом больных почиститься, помыться…

В первые дни навигации погрузка раненых у Нины Петровны занимала до четырех часов, затем это время свелось к полутора часам.

Однажды на озере разыгрался шторм. Корабль не мог подойти к пирсу. Пришлось долго отстаиваться на рейде, а к этому пароход не приспособлен. Раненые изрядно проголодались. Нина Петровна раздобыла продукты, организовала для больных чай с бутербродами. С этого дня питание раненых во время рейса через озеро стало обычаем. Нелегко было организовать это в крохотном камбузе, но сказались настойчивость и инициатива Рыбиной.

Был случай — обычный на войне. Пароход пришел поздно, около часа ночи; разгрузили больных, и вдруг в воздухе появились немецкие бомбардировщики. Свист летящих бомб, разрывы совсем рядом с кораблем.

Нина Петровна на боевом посту — на верхней палубе. Медсестры развертывают пункты первой помощи… У корабельного сигнальщика осколком были оторваны два пальца. Несмотря на бомбежку, Рыбина сделала ему перевязку. Раздались стоны из каюты штурмана, и Рыбина бросилась туда: капитан-лейтенант Семенов лежал на полу, истекая кровью, прижав своим телом дверь. Войти в каюту невозможно было. Рыбина выбежала на палубу и через окно пробралась к раненому. Больших трудов стоило остановить кровь, у штурмана был перелом бедра. Рыбина впрыснула морфий, чтобы умерить боль, ввела противостолбнячную сыворотку. С остальными, легко раненными, управилась помощница Рыбиной медсестра Натархина…

А зенитчики тем временем отстаивали корабль. И отстояли его.

Рыбина уже свыклась с кораблем, морская служба пришлась ей по душе. Крепко полюбили ее краснофлотцы и командиры за энергию, за храбрость и трудолюбие.

— Морячка! — говорят о ней. — Настоящая морячка!

И это звучит как высшая похвала.