Какой ценой начиналась «Дорога жизни»
Какой ценой начиналась «Дорога жизни»
Инженер-напитан 3-го ранга в отставке 3. Г. РУСАКОВ
Зиновий Григорьевич Русаков в начале Великой Отечественной войны плавал на Ладоге командиром пятой боевой части корабля. Затем был дивизионным механиком катерных тральщиков и флагманским механиком отряда транспортов Ладожской военной флотилии.
Незабываемый сорок первый год. С первых дней войны я служил в должности командира пятой боевой части спасательного корабля «Сталинец», который участвовал тогда почти во всех видах боевой деятельности Ладожской военной флотилии. Это был корабль, обладавший всеми качествами мощного буксирного парохода с неограниченным районом морского плавания.
Особенно запомнились мне дни, когда рождался водный путь, связавший блокированный Ленинград с Большой землей, путь, впоследствии названный «Дорогой жизни».
На первых порах Ладожская флотилия еще не могла надежно защитить суда от налетов вражеской авиации. Многие суда не имели тогда достаточного вооружения. Постоянного патрулирования нашей истребительной авиации над трассой и портами не было.
Редкое мужество проявляли моряки и речники, совершая первые рейсы на этом пути.
Подвиг моряков тральщика ТЩ-122
Едва наш спасательный корабль «Сталинец» после неудавшейся из-за шторма попытки эвакуировать гарнизон с острова Коневиц прибыл на рейд у мыса Осиновец, как поступило приказание — немедленно сняться с якоря. Командир получил задание идти вдоль южного побережья Ладожского озера к месту гибели тральщика ТЩ-122, выяснить обстановку, возможность подъема и восстановления корабля, снятия с него вооружения и ценного оборудования.
Еще вчера бушевавшее озеро стихло, но тишина эта была зловещей… Мы помнили, что притаившийся враг, готовый коршуном налететь на наш, в то время почти невооруженный корабль, где-то рядом. Однако бодрость духа и веру в нашу способность оказать сопротивление врагу моряки не теряли. Нашу уверенность поддерживал лихо укрепленный на грибке поворотного вентиляторного раструба в носовой части судна станковый пулемет «максим», полученный в дар от армейцев. Колеса «максима» изобличали его безусловную принадлежность к оружию сухопутного образца. Но вращающийся вентиляторный раструб, выполнявший роль своеобразной турели, да грозно устремленный в небо ствол свидетельствовали о том, что наш «максим» принял «морское подданство» и приобрел способность вести круговой обстрел по зенитным целям.
Подойдя к району банки Северная Головешка, мы стали держаться ближе к берегу. А чей он, этот берег, — неизвестно. Ведь всего несколько дней тому назад враг занял Шлиссельбург и подошел вплотную к Ладожскому озеру.
Пока корабль шел вдоль берега, наблюдатели напряженно осматривали прибрежную полосу, стараясь обнаружить место гибели тральщика. Вот оно! «Справа по курсу вижу затонувшее судно!» — докладывает впередсмотрящий.
Примерно в 3–4 милях от берега были видны торчащая из воды ходовая рубка, палуба надстройки, труба и обломки мачты.
Наш старпом Иван Ильич Демидов, бравый моряк из речников, много лет плававший на Ладоге, сразу же опознал тральщик ТЩ-122 (в прошлом буксирный пароход «Сом»).
Осторожно подрабатывая машинами, мы подошли вплотную к затонувшему тральщику. Сразу же под воду спустился водолаз Грачев, а его напарник, старый водолаз Михайлов, стал зорко следить за тем, чтобы в случае появления вражеских самолетов быстро поднять Грачева. Ведь от разрыва авиабомбы в воде, даже на значительном удалении от места погружения водолаза, он может быть убит силой гидравлического удара.
Вскоре водолаз отвернул гайки крепления на тумбе 45-миллиметрового орудия тральщика, и оно лебедкой было поднято к нам на борт. Теперь мы сможем вооружиться. Фундамент для пушки был давно подготовлен.
Справившись с пушкой, водолаз спустился в каюту командира тральщика, достал оттуда ценные вещи и документы, из которых я узнал, что командиром ТЩ-122 был Федор Леонтьевич Ходов, мой товарищ по службе в морском торговом флоте.
Старший лейтенант Ф. Л. Ходов.
Федя Ходов! Какова его судьба? Жив ли он? Ведь по всем признакам здесь накануне разыгралась трагедия и многие моряки отдали свои жизни за то, чтобы действовала «Дорога жизни».
Федя Ходов! Мужественный моряк! Мне вспомнился случай, который произошел с ним в 1936 году, когда он участвовал в сквозном рейсе по Северному морскому пути из Владивостока в Мурманск.
Во время стоянки судов на рейде в устье реки Колымы, у бухты Амбарчик, штормом оторвало моторную шлюпку, находившуюся под кормой парохода «Ванцетти». Для поимки ее была спущена рабочая шлюпка, в которую сели пять моряков, в том числе Ходов. Ветром и течением шлюпку унесло в океан. Из-за пурги и тумана экипаж не смог оказать помощи терпящим бедствие. Без теплой одежды, без воды и пищи горстка моряков оказалась во власти стихии. На шестые сутки шлюпку выбросило на отмель и двух оставшихся в живых моряков, в их числе и Ходова, подобрали чудом оказавшиеся в этом месте охотники. Ходов выжил и вновь стал плавать на судах морского торгового флота.
С первых дней войны он стал военным моряком и вступил в командование тральщиком ТЩ-122.
И вот судьба снова вызвала на поверку все его качества: моряка, воина, коммуниста, человека. Подробности разыгравшейся 17 сентября трагедии я узнал по возвращении в базу от самого Ходова и от других моряков тральщика. О многом поведали мне и безмолвные свидетели происшедшего — останки погибшего корабля, многое рассказали наши водолазы, обследовавшие корабль и дно озера вблизи корабля. Вечером 16 сентября 1941 года ТЩ-122 под командой старшего лейтенанта Ф. Л. Ходова вышел с острова Валаам, где пополнял запасы топлива, чтобы принять участие в эвакуации гарнизона с острова Коневиц. Внезапно возникший шторм начал быстро усиливаться. Для осенней Ладоги это явление было обычным. Не зря монахи Валаамского монастыря в путеводителе по острову приводили слова некоего валаамского инока:
Когда же осенью здесь буря
Пробудит озеро от сна,
Тогда, чело свое нахмуря,
Бывает Ладога страшна.
Вскоре шторм достиг огромной силы.
Как и следовало ожидать, в районе острова Коневиц Ходов не застал кораблей и барж, сосредоточенных накануне для участия в операции. Они из-за шторма вынуждены были возвратиться в базы. Тогда Ходов принял решение направиться на юг, в сторону нашего берега, чтобы затем взять курс на Новую Ладогу.
Тральщик бросало из стороны в сторону, как щепку. Сила ветра достигала 10 баллов. А ведь это суденышко вовсе не было приспособлено для плавания в Ладожском озере, а тем более в штормовых условиях. ТЩ-122 (постройки 1902 года) как плоскодонный речной буксир раньше использовался Северо-Западным речным пароходством только на тихом плесе реки Свири, а в озеро ему выходить не разрешалось. Две паровые машины по 200 лошадиных сил каждая обеспечивали ему скорость 7–8 узлов. Без груза буксир имел осадку 2,2 метра.
17 сентября, в первой половине дня, с ТЩ-122 увидели, лежащую в дрейфе канонерскую лодку «Бурея». Приблизившись к ней на расстояние голосовой связи, Ходов попросил разрешения стать на бакштов, чтобы отстояться за кормой канонерки, пока не стихнет шторм, так как свой якорь мог не удержать.
В ответ через мегафон командир канонерской лодки капитан 2-го ранга Н. Ю. Озаровский сообщил, что нужно идти спасать людей с разбитой баржи, и указал координаты. Ходов и его военком Дмитрий Гребенкин, не раздумывая, решили полным ходом идти к месту катастрофы. Правило советских моряков: «сам погибай, а товарища выручай». Хотя все понимали, что для такого корабля, как ТЩ-122, эта операция была явно рискованной.
В 16 часов перед глазами моряков тральщика предстала потрясающая по своей трагичности картина. В волнах разбушевавшейся стихии на обломках разбитой деревянной баржи плавали оставшиеся еще в живых обессиленные, окоченевшие от холода люди — красноармейцы переправлявшейся через озеро воинской части. Застигнутая внезапным штормом ветхая баржа, по-видимому, не выдержала бешеного напора волн суровой Ладоги, переломилась и обрекла на гибель всех, кто в ней находился.
Виртуозно маневрируя своей утлой посудиной, Ходов делал все, чтобы спасти как можно больше людей. Моряки тральщика, обвязывая себя концами, бросались в холодную воду и поднимали на борт обессилевших, потерявших сознание и неспособных двигаться бойцов. Особенно бесстрашно действовали сигнальщик Сергей Колесниченко и машинист Иван Каретников.
Около 200 человек подобрали из воды. Тральщик был явно перегружен. Марка предельно допустимой осадки давно скрылась под водой. С такой перегрузкой, да еще в шторм, до базы не дойти. К тому же из машинно-котельного отделения поступило донесение: в корпусе обнаружена течь. Судно медленно начало тонуть. Тогда Ходов, еще раз убедившись в том, что подбирать из воды больше некого, повернул тральщик в сторону берега (до него оставалось 3–4 мили) и малым ходом, непрерывно промеряя лотом глубину, двинулся вперед, чтобы стать на якорь там, где малая глубина не позволит судну затонуть. Расчет был на то, что удастся спасти людей и корабль, который с подходом помощи, освободившись от чрезмерного груза, сможет всплыть и целехоньким вернуться в строй.
Но судьба была безжалостна к морякам ТЩ-122 и к спасенным ими людям. Внезапно в тишине прозвучал тревожный возглас сигнальщика Сергея Колесниченко: «Воздух! Ю-88!»
Доклады Сережи Колесниченко, любимца команды, всегда отличались точностью. Он узнавал о приближении вражеских самолетов, казалось, каким-то шестым чувством — значительно раньше, чем их можно было увидеть или услышать. И сейчас он не ошибся. Шесть «юнкерсов» со зловещим гудением приближались к обреченному тральщику. Стервятники предвкушали легкую поживу.
«Боевая тревога!» — командует Ходов. А что может выставить для боя тонущий крохотный кораблик, до отказа набитый людьми, лишенный возможности хоть как-нибудь маневрировать? Чем он может отразить нападение врага, неизмеримо превосходящего по силе? Разве что только мужеством, непревзойденной стойкостью и мужеством!
Комендор старшина 1-й статьи Николай Абакумов, кадровый военный, сверхсрочник, изготовил к бою единственное на корабле 45-миллиметровое орудие.
Матросы по установившейся в то время практике приготовились открыть огонь по самолетам из стрелкового оружия, которым в избытке запаслись при эвакуации окруженных частей Красной Армии с северного побережья Ладожского озера.
«Союз охотников» — так называл Ходов своих матросов, вооруженных кто во что горазд. Сознавая, что практически эта стрельба по воздушным целям малоэффективна, он считал, что морально она все же оказывает благотворное влияние на личный состав. Сам процесс стрельбы по самолетам, хотя бы из винтовок, освобождал людей от тягостного ощущения обреченности. Иначе трудно хладнокровно выдерживать вой пикировщиков и свист падающих бомб. Поэтому Ходов и Гребенкин поощряли деятельность «союза охотников», поддерживающую боевой дух команды.
Встреченные огнем корабельной сорокапятки и потоком трассирующих пуль, «юнкерсы» потеряли ориентировку и, безрезультатно сбросив бомбы, скрылись из виду.
Выйдя на относительно малые глубины, Ходов подал команду приготовить якорь к отдаче. В это время внезапно появилась новая тройка «юнкерсов» и с разных сторон спикировала на корабль. Две бомбы попали в тральщик, одна взорвалась в корме, другая — в районе машинно-котельного отделения.
Ходов не сразу даже осознал, что произошло. Сосредоточившись на управлении кораблем, он прежде всего обратил внимание на то, что заело машинный телеграф. Обращаясь к Гребенкину, Ходов сказал: «Дима, сбегай в машину, узнай, в чем дело!» Тут-то и обнаружилось, что кормы нет, что она уже под водой. Стало ясно, что судно идет ко дну.
А вражеские самолеты продолжали кружиться над тонущим тральщиком и расстреливать его из пушек и пулеметов. На борту уже было много убитых и раненых, но Абакумов продолжал вести огонь из своего орудия. Все так же ему помогал второй наводчик минер Спиридонов. Убитого заряжающего краснофлотца Кудрявцева сменил машинист Шурыгин.
До колен Абакумова уже доходила вода, вместе с палубой, на которой стояло орудие, он погружался в воду. Раненный осколками в обе ноги, он не покидал боевого поста.
Старшина 1-й статьи В.И. Торшин.
С последним выстрелом орудие погрузилось в воду, и Абакумов со своим орудийным расчетом уже из воды выбрался на крышу надстройки. Оставшиеся в живых моряки и бойцы-пулеметчики стали взбираться наверх, на все выступающие из воды части корабля.
Сигнальщик Сергей Колесниченко пытался спустить, шлюпку, но силы оставили его, моряк упал за борт и погиб.
Волной смыло за борт машиниста Ивана Каретникова, которому при взрыве бомбы осколками перебило ноги.
На глазах вахтенного машиниста В. И. Торшина бомба взорвалась у левой машины и вырвала кусок левого борта. В пробоину хлынула вода. Весь состав вахты погиб. Торшин, придя в себя после контузии, увидел, как вода затопляет котельное отделение и подбирается к топке. Зная, что это может привести к взрыву котла, Торшин из последних сил дотянулся до предохранительного клапана, открыл его и, вытравив пар в атмосферу, предотвратил катастрофу.
«Как далекое эхо, — рассказывал позднее Торшин, — я услышал команду: „Оставить машинное отделение!"»
Наверху, тесно прижавшись друг к другу, мокрые, коченеющие от холода, — в полузатопленной рубке, на мостике, на обломках мачты, на трубе — люди ожидали помощи.
Только спустя 13 часов помощь подошла. Наши самолеты обнаружили терпящих бедствие, и, когда озеро стало стихать, их сняли с погибшего тральщика и на баркасах доставили на канонерку, а затем в базу. Последним оставил свой корабль командир старший лейтенант Ф. Л. Ходов.
Вскоре после описанных событий на имя командования пришло письмо от жены геройски погибшего машиниста ТЩ-122 краснофлотца Ивана Каретникова, того самого Каретникова, который одним из первых, обвязав себя концом, бросился в студеные волны Ладоги для спасения погибающих бойцов-пулеметчиков, того Ивана Каретникова, которому осколком бомбы оторвало ноги и волной смыло за борт.
Жена Каретникова писала:
«Велика тяжесть моей утраты, огромна боль и бесполезны слезы… Вы написали мне, что Иван погиб геройской смертью… На коленях у меня сидит Юрка — сын. Ему пять лет, и он тоже хочет стать матросом. Его отец был сыном своего отечества, и таким, клянусь вам, я воспитаю Юрку…»
Так ценой беспримерного мужества моряков, не щадивших своей жизни, начинался водный путь через Ладожское озеро — путь, впоследствии названный «Дорогой жизни».
Гибель спасательного корабля «Водолаз»
Смерть витала над Ладогой. Вслед за тральщиком ТЩ-122 погиб невооруженный спасательный корабль «Водолаз».
Это произошло 4 октября 1941 года. Вместе с кораблем «Водолаз», входившим в аварийно-спасательный отряд специального назначения, наш «Сталинец» стоял на рейде у мыса Осиновец. В 18 часов, когда уже темнело, был получен приказ — всему отряду срочно следовать в район острова Сухо, где терпела бедствие баржа, на которой переправлялись из Ленинграда на Большую землю 400 курсантов военных училищ.
Находившийся на борту «Сталинца» начальник ЭПРОНа контр-адмирал Ф. И. Крылов решил перейти на «Водолаз», где размещались офицеры его штаба. Одновременно он приказал командиру нашего корабля старшему лейтенанту Н. Д. Родионову немедленно сняться с якоря и следовать по заданному курсу к месту назначения.
— «Водолаз» к вам в пути присоединится! — сказал на прощанье адмирал, уже сходя в катер.
Адмирал, по-видимому, не хотел терять ни минуты драгоценного времени, нужно было срочно оказать помощь терпящей бедствие барже.
Мы легли на курс. Небо было затянуто кучевыми облаками, сквозь которые изредка проглядывала луна.
Безмолвно застыли матросы на боевых постах. Сигнальщики внимательно осматривали воду и воздух. Слегка покачивало. Прошел час, другой, а «Водолаз» все еще не появлялся. Ветер стал крепчать и задул с норд-оста. Его сила достигла 5–6 баллов. По расчетам, мы прошли уже миль 30 и находились на траверзе банки Северная Головешка. Пошел снег. Видимость ухудшилась. Полагая, что «Водолаз» где-то рядом, мы не особенно тревожились и продолжали следовать по назначению.
Баржу, терпящую бедствие, мы не обнаружили, несмотря на усиленные поиски. Только кое-где на поверхности плавали какие-то обломки. Судьба курсантов оставалась для нас неизвестной. Не было в указанном районе и «Водолаза».
Наш корабль возвратился на рейд Новой Ладоги. Уже сойдя на берег, на пути в штаб, мы неожиданно увидели группу моряков, идущих со стороны канала. Люди показались нам знакомыми. Впереди шагал паренек в матросской бескозырке. Это был четырнадцатилетний сын командира корабля «Водолаз» Юра.
На наши недоуменные вопросы: «Что вы здесь делаете? Откуда идете? Где ваш корабль? Как вы оказались в Новой Ладоге раньше нас?» — долго никто не хотел отвечать. Наконец заговорили все сразу, и мы узнали о печальной участи, постигшей корабль, о гибели большей части команды во главе с командиром корабля лейтенантом В. С. Зениным.
Вот что произошло.
Задержавшись по разным причинам, «Водолаз» снялся с якоря только спустя час-полтора после «Сталинца». До выхода с трудом удалось уговорить больного адмирала Крылова сойти на берег.
Все шло нормально. Зенин рассчитывал скоро нагнать «Сталинец». Свободные от вахты моряки отдыхали в каютах. Прилег на диване в кают-компании и старший флагман отряда начальник штаба ЭПРОНа капитан 2-го ранга Борисов — участник многих выдающихся операций по спасению и подъему затонувших кораблей. Это был мужественный, энергичный, богатырского сложения и на редкость доброй души человек.
Командир пятой боевой части механик Я. Ф. Шумилин поднялся на ботдек проверить затемнение машинных световых люков. Часы показывали 21 час. «Водолаз» находился примерно на траверзе Северной Стрелковой банки.
Неожиданно из-за облаков вынырнул вражеский «юнкерс» и спикировал на корабль. Од на из сброшенных бомб, пробив спасательную шлюпку правого борта, взорвалась в котельном отделении, две другие — в кормовой части. Судно стремительно накренилось на правый борт и стало тонуть. Пар из котла со зловещим свистом вырвался в атмосферу. Шумилина взрывной волной подбросило вверх и опрокинуло на палубу. Большинство людей, находившихся в помещениях, не могли из них выбраться. Капитана 2-го ранга Борисова при попытке выйти придавило массивной металлической дверью.
Лейтенант В. С. Зенин.
Видя, что корабль спасти не удастся, командир приказал всем оставить его. Мужественно и хладнокровно он руководил спуском единственной уцелевшей шлюпки и посадкой в нее личного состава.
На палубе в бессознательном состоянии лежал тяжело раненный старший механик Шумилин. Зенин попросил: «Ребята, спасите механика, у него много детей, он им очень нужен». Как только в шлюпку погрузилось предельно допустимое количество людей, командир приказал отвалить от борта и стал раздавать оставшимся спасательные пояса. В самый последний момент Зении успел столкнуть в воду, в сторону шлюпки, находившегося с ним на борту четырнадцатилетнего сына Юрку, которого, спасая от голода, незадолго до этого взял к себе на корабль. Юрку из воды втащили в шлюпку матросы…
Сам же Василий Сергеевич Зенин не покинул гибнущий корабль и разделил его судьбу. До последнего момента командира видели на ботдеке. Он стоял, облокотившись о шлюпбалку. Рядом с Зениным был военком корабля, любимец команды политрук Родин.
Убедившись, что потопление невооруженного корабля остается безнаказанным, «юнкерс» развернулся и стал обстреливать из пулеметов шлюпку и тех, кто еще плавал близ нее.
Из 70 человек команды спаслись немногие. С трудом шлюпка подошла к берегу у самой линии фронта, в районе Бугровского маяка.
Командира корабля лейтенанта В. С. Зенина и многих его боевых друзей смерть настигла на «Дороге жизни» в первые дни ее становления.
Волны Ладоги, плотно сомкнувшиеся над погибшими в эту суровую осеннюю ночь 1941 года, бессильны смыть светлую память о них.
Рассказ о корабле-ветеране
Один из лучших кораблей флотилии, хорошо вооруженный и быстроходный сторожевой корабль «Конструктор» был ветераном нашего Военно-Морского Флота. Под названием «Сибирский стрелок» он как минный крейсер, построенный на верфях Гельсингфорса (Хельсинки), вступил в строй кораблей Балтийского флота в 1906 году. Уже в период первой мировой войны «Сибирский стрелок» прославился многими выдающимися боевыми подвигами.
В 1925 году «Сибирский стрелок» стал экспериментальным кораблем по испытанию новых образцов минно-торпедного оружия. С него сняли пушки и переименовали в «Конструктор».
После того как началась Великая Отечественная война, на «Конструктор» вновь было установлено артиллерийское вооружение, и в августе 1941 года он превратился в сторожевой корабль Ладожской военной флотилии. Его две паровые машины общей мощностью 8300 лошадиных сил позволяли развивать скорость до 23 узлов, а три 100-миллиметровых орудия, зенитные пушки и пулеметы — выполнять любые задачи, свойственные этому классу боевых кораблей.
Единственным недостатком «Конструктора» было угольное отопление котлов, вследствие чего густое облако черного дыма предательски демаскировало его, особенно на ходу.
Уже в первые месяцы плавания в составе Ладожской флотилии на боевом счету «Конструктора» было много отлично выполненных заданий, в том числе: успешное проведение больших артиллерийских стрельб по береговым позициям противника, проводка караванов судов с продовольствием для Ленинграда, многократная буксировка барж с грузами по «Дороге жизни», перевозка около 4000 эвакуируемых ленинградцев и воинов Ленфронта и т. д.
Сторожевой корабль «Конструктор».
Враг не оставлял «Конструктор» в покое. Осенью 1941 года корабль много раз подвергался бомбежкам с воздуха.
7 октября 1941 года, ровно в полдень, «Конструктор» на рейде Новой Ладоги принимал топливо с баржи. Одновременно и «Сталинец», на котором я служил, занимался тем же — погрузкой угля, но с другого борта баржи. Внезапно, как коршун, из-за облаков вынырнул фашистский «юнкерс» и с высоты 800 метров сбросил четыре осколочно-термитные бомбы, разорвавшиеся недалеко от нас с левого борта.
К нашему счастью, на «Сталинце» обошлось без жертв. На подходившем в этот момент к левому борту тральщике ТЩ-127 и на «Конструкторе» многих ранило и убило, в том числе погибли оба командира кораблей — мой товарищ по службе в торговом флоте, капитан дальнего плавания Б. В. Елизаров и старый моряк, опытный артиллерист капитан 2-го ранга Г. А. Зеланд.
И вот судьбе было угодно снова сделать нас невольными свидетелями трагического случая, происшедшего с «Конструктором».
4 ноября 1941 года «Конструктор» стоял на рейде у Осиновецкого маяка, а наш «Сталинец» доставлял к нему с берега пассажиров — эвакуируемых из Ленинграда рабочих и инженерно-технических работников с их семьями.
День был тревожный. Налеты вражеской авиации следовали один за другим. «Конструктор» только накануне вернулся с боевого задания. Он обстреливал укрепленные позиции фашистов у деревни Марьино, вблизи Шлиссельбурга. Видимо, артиллеристы корабля всыпали гитлеровцам по первое число, и теперь оккупанты стремились свести счеты с «Конструктором», за которым они уже давно охотились, называя его «черным крейсером».
Примерно к 19 часам мы закончили доставку пассажиров на борт «Конструктора». Уже стемнело, и сквозь разрывы облаков светила луна. Тихо было на корабле и вокруг, но тишина эта почему-то казалась зловещей.
Я стоял на палубе и смотрел, как «Конструктор», густо дымя, снялся с якоря и двинулся в сторону Новой Ладоги — в кильватер за сторожевым кораблем «Пурга».
Не успели сторожевики раствориться в темноте, как внезапно с «Пурги» застрекотал пулемет, и в зенит устремилась пунктирная строчка трассирующих пуль.
По-видимому, налет. Глухо прозвучал взрыв, и я увидел, как носовая часть «Конструктора» погружается в воду. Казалось, что это мираж. Но нет… что-то действительно случилось неладное.
Не ожидая приказания с берега, командир «Сталинца» принял решение идти на помощь. И вот перед нами страшная картина.
С большим дифферентом на нос, с полностью погруженной в воду оторванной носовой частью, стоит искалеченный «Конструктор».
Мы осторожно подошли к его левому борту. Пока командиры кораблей договаривались о возможностях и о способах буксировки поврежденного корабля, я перешел на «Конструктор». Механиком здесь служил ветеран корабля, участник штурма Зимнего дворца, мой боевой товарищ старший инженер-лейтенант П. А. Можейко. Показав повреждения, Петр Александрович сообщил мне о том, что произошло.
Спустя 15 минут после съемки с якоря «Конструктор» был неожиданно атакован одиночным «юнкерсом». Сброшенные две бомбы легли за кормой (внезапное появление вражеских бомбардировщиков объяснялось, по-видимому, тем, что для таких налетов они использовали аэродромы «подскока», расположенные где-то очень близко).
Инженер-капитан-лейтенант П. А. Можейко.
Через 10 минут после первого налета из-за облаков незаметно вынырнул другой «юнкерс» и сбросил две бомбы. На этот раз они попали в носовую часть «Конструктора». От взрыва корабль сильно содрогнулся, погас свет и в то же время неистово завыла сирена (трос привода к ней по каким-то причинам при взрыве натянулся). Сразу трудно было понять, что произошло. Но кто был наверху, тот видел, как в одно мгновенье отвалилась вся носовая часть корабля с кубриками и помещениями, в которых находились люди: женщины, дети и моряки, свободные от вахты… В том месте, где разорвались бомбы, металлическая обшивка наружных бортов отвалилась, палубы получили изгиб, и вся носовая часть со спрессовавшимися тремя палубами, повисла в воде. «Конструктор», как подводная лодка, с дифферентом на нос погружался в воду. Вода стала быстро заполнять не пострадавшую от взрыва часть верхней палубы. Дифферент на нос угрожающе увеличивался. Казалось, что судно проваливается. Кто не вздрогнет от мысли, что корабль тонет?
Пассажиры в ужасе стали тесниться на палубе. Некоторые, готовясь броситься за борт, снимали с ног обувь, а оказавшиеся в результате взрыва в воде пытались снова взобраться на корабль.
С носовой частью затонуло помещение первого котельного отделения. В нем нашли себе могилу моряки всего состава вахты.
В смежном помещении второго котельного отделения от сотрясения при взрыве разрушилась кирпичная кладка водотрубного котла. При этом получил ушибы и ожоги один из вахтенных котельных машинистов. Из разорванных труб котла повалил пар. Переборка, отделяющая второе котельное отделение от затопленного смежного первого котельного отделения, еле выдерживала напор воды. Через швы, через заклепки, через угольные ямы вода быстро затопляла помещение.
В этом критическом положении экипаж стойко и упорно боролся за спасение корабля. Немедленно были приведены в действие аварийные механизмы, включено освещение. Старшина 2-й статьи Терехов в кромешном аду запустил насосы в полузатопленном помещении второго котельного отделения. Аварийная партия стала заделывать пробоины, укреплять переборки с помощью упоров. Через 30–40 минут удалось прекратить дальнейшее поступление воды в отсеки. Но положение корабля продолжало оставаться угрожающим.
Мичман 3. А. Новиков.
К борту «Конструктора» подошла канонерская лодка «Нора» и сняла с него оставшихся в живых пассажиров. Прибывший на канлодке командир дивизиона капитан 3-го ранга Балакирев решил снять с пострадавшего корабля и команду, оставив на борту для продолжения борьбы за живучесть 15 человек, в том числе командира корабля капитана 3-го ранга Купидонова, военкома корабля политрука Антохина и механика старшего инженер-лейтенанта Можейко. Каждая секунда могла оказаться роковой для всего экипажа, и поэтому комдив ограничил до минимума число людей, которые подвергались смертельной опасности.
Корабль удалось спасти благодаря мужеству и умелым действиям моряков. Героями этого подвига были: инженер-лейтенант П. А. Можейко, мичман 3. А. Новиков, мичман Г. И. Струков, боцман Хохлов, старшины и матросы Иванов, Терехов, Волков, Мельченко, Марушин, Посмечаев, Тараканов, Мохов, Шахрай, Круглов, Лисов.
…С большим дифферентом на нос, кормой вперед, с торчащими из воды оголенными лопастями гребного винта «Конструктор», буксируемый спасательным кораблем «Сталинец» и буксирным пароходом «Орел», входил в пустынную бухту Морье, подрабатывая своими машинами.
В памяти у моряков еще не успело остыть только что пережитое.
За несколько минут до взрыва Петр Александрович Можейко, направляясь из носовой части судна в машинное отделение, по пути увидел девочку 8–9 лет, которую тошнило. Он увел ее от родителей к машинному отделению и усадил на люк. Это спасло девочку. Отец и мать ее погибли. Девочка, еще долго плача, спрашивала: «А папа с мамой вернутся?» Но они не вернутся! Из 250 пассажиров в живых осталось только 80 человек.
…В бухте Морье, невдалеке от берега Ладожского озера, за металлической оградой возвышается небольшой холмик. Над ним установлен скромный обелиск. Здесь в братской могиле, за которой бережно ухаживают красные следопыты Вагановской школы, похоронены 32 моряка со сторожевого корабля «Конструктор». Они пали в борьбе с фашистскими захватчиками, отстаивая свободу и независимость нашей Родины. Они отдали свои жизни за то, чтобы пробить сквозь блокаду «Дорогу жизни», спасшую многие тысячи ленинградцев.
Вечная им слава!
Прошло немного времени, и все стало по-иному.
На кораблях и вспомогательных судах флотилии теперь появилось соответствующее вооружение. Так, например, на «Сталинце» вместо одинокого старого пулемета «максим» были теперь установлены три пушки и шесть зенитных пулеметов. Для обеспечения безопасности переходов по озеру стали формироваться конвои со специально назначенными кораблями охранения. Больше стало истребителей воздушного прикрытия «Дороги жизни», получила распространение система постоянного патрулирования в воздухе истребительной авиации. Значительно усилились зенитные батареи береговой обороны.
Враг уже не мог действовать так безнаказанно, как это было вначале.
Прежним осталось только мужество и героизм моряков-ладожцев. Не щадя своей жизни, обеспечивали они бесперебойное действие «Дороги жизни».
В навигацию 1942 года тральщик ТЩ-175, в командование которым после гибели ТЩ-122 вступил Ф. Л. Ходов, совершил 278 рейсов с грузами для Ленинграда, прошел более 6 тысяч миль, перевез 12 тысяч человек, эвакуируемых из Ленинграда, выполнял важные задания по буксировке паромов с паровозами и железнодорожными составами, которые переправлялись на Большую землю.
За это время на тральщик было сброшено 150 бомб и им было отбито 40 атак вражеских самолетов.
Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР за образцовое выполнение заданий правительства старший лейтенант Ф. Л. Ходов был награжден орденом Ленина.
Вместе с Ходовым на этом тральщике плавали его боевые соратники по ТЩ-122 — старшина 1-й статьи комендор Николай Абакумов, награжденный орденом Красного Знамени, краснофлотец машинист Владимир Торшин, награжденный орденом Красной Звезды, и другие.
А что стало с «Конструктором»?
По предложению и под руководством механика корабля старшего инженер-лейтенанта П. А. Можейко на берегу была изготовлена новая носовая часть и присоединена к корпусу на плаву, вне дока, с помощью болтов. Этот оригинальный способ восстановления корабля был применен на пустынном берегу бухты Морье, расположенном на блокированной врагом территории!
После всесторонних испытаний корабль перешел своим ходом в Новую Ладогу, где был поставлен в плавучий док. В доке носовую часть дополнительно приварили к корпусу электросваркой.
Осенью 1942 года возрожденный сторожевой корабль «Конструктор» уже снова принимал участие во всех боевых действиях флотилии.