5. Дважды приговоренные

Войска 6-й и 12-й армий Юго-Западного фронта за две недели ожесточенных оборонительных боев отступили от границы более чем на 300 километров. Угроза глубокого охвата и окружения этих объединений стала реальной сразу после того, как, нанеся главный удар на стыке 5-й и 6-й армий, немецкие войска в середине июля вышли к Киевскому укрепленному району, а вскоре окончательно раскололи Юго-Западный фронт. 23 июля 1941 года командование войсками этого фронта приняло решение объединить обескровленные в боях 6-ю и 12-го армии под общим командованием генерал-майора П. Г. Понеделина. 25 июля они были включены в состав Южного фронта. А 27 июля уже стали вырисовываться контуры котла под Уманью, замкнувшегося 2 августа, после того как севернее Первомайска южный фланг 17-й немецкой армии соединился с передовыми частями своей танковой группы. Попытка организовать контрудар и спасти окруженные армии не удалась. В течение недели они были уничтожены. Последние очаги сопротивления фашисты ликвидировали 13 августа. Из донесений германского командования от 8 августа 1941 года следовало, что в плен было захвачено 103 тыс. военнослужащих, включая командующего 12-й армией генерал-майора П. Г. Понеделина и командира входившего в состав этой армии 13-го стрелкового корпуса генерал-майора Н. К. Кириллова.

Генералы Понеделин и Кириллов являлись представителями лучшей части советского генералитета. О П. Г. Понеделине, например, маршал И. X. Баграмян писал в своих мемуарах: «Командовал армией генерал-майор Павел Григорьевич Понеделин, пожалуй наиболее образованный из наших командармов. В свое время он командовал стрелковой дивизией, возглавлял штаб Ленинградского военного округа, руководил кафедрой тактики в Военной академии имени М. В. Фрунзе. Большой знаток тактики высших соединений, отлично разбиравшийся в вопросах военного искусства, он пользовался в нашем округе большим авторитетом»[234].

При описании обстоятельств пленения генералов Понеделина и Кириллова можно встретить незначительные расхождения. Однако они не меняют сути — генералы продолжали сражаться до конца, пытаясь вырваться из котла. Так. Понеделина, уже в окружении, тяжело ранило и в плен он попал в бессознательном состоянии. По другой версии, раненого генерала, расстрелявшего все патроны, повалили на землю и взяли в плен в рукопашной схватке.

Однако действительные обстоятельства пленения генералов мало интересовали судей Военной коллегии. 13 октября 1941 года они провели очередное закрытое судебное заседание и заочно осудили Понеделина и Кириллова к расстрелу. Фабула их обвинения в «измене родине» была краткой — «оказавшись в окружении немецких войск в районе города Умани, без сопротивления сдались в плен врагу». Не забыли покарать и родственников «изменников родины». Постановлением Особого совещания при НКВД СССР, вынесенным за день до заочного суда (?!). жена генерала-Н. М. Понеделина и его отец-Г. В. Понеделин были направлены в лагеря на 5 лет каждый. Жену же генерала Кириллова — Марию Федоровну осудил военный трибунал Приволжского военного округа, приговорив ее 19 октября 1941 года к ссылке сроком на 5 лет.

Между тем. вывод о том, что захваченные фашистами генералы не сдавались врагу добровольно и сражались до конца, подтверждает их достойное поведение в плену. Пропагандистский аппарат Вермахта очень рассчитывал на сотрудничество с ними. В этих целях даже сам фельдмаршал Клейст снизошел до общения с Понеделиным и Кирилловым. Склоняя их на свою сторону, генералам демонстрировали текст приказа Ставки ВГК № 270, из которого следовало, что на родине их считают предателями и дезертирами. Тем не менее, оба решительно отвергли все предложения о сотрудничестве, поступавшие как от немцев, так и от власовцев.

Вот лишь небольшая выдержка из показаний генерала А. А. Власова на допросе 25 мая 1945 года: «В беседе Понеделин на мои предложения принять участие в работе по созданию русской добровольческой армии наотрез от этого отказался…». И, кроме того, добавим, поскольку Власов умолчал об этом на допросе — в ответ на сделанное им предложение генерал Понеделин плюнул предателю в лицо.

3 мая 1945 года вместе с другими освобожденными из плена генералами Понеделин и Кириллов были доставлены в Париж и переданы представителям советской стороны. А затем переправлены в Москву, где. несмотря на наличие вступившего в законную силу расстрельного приговора, их сразу не арестовали. Лишь в канун нового 1946-го года арест был санкционирован начальником Главного управления контрразведки «Смерш» В. С. Абакумовым и Главным военным прокурором Н. П. Афанасьевым.

В отношении водворенных в Сухановскую тюрьму генералов фактически завели новые уголовные дела. На этот раз без ссылок на приказ № 270 и наличие уголовного дела с заочным приговором о расстреле[235].

В этой тюрьме Понеделину и Кириллову, знавшим о том, что у них за плечами расстрельный приговор, предстояло провести более пяти лет. К ожиданию смерти нельзя привыкнуть. Им постоянно приходилось прислушиваться к шагам в коридоре и вздрагивать при скрежете ключей в замках.

Формально все это время в отношении них проводилась дополнительная проверка. По ее итогам Главная военная прокуратура вынесла заключение, что имеются новые обстоятельства преступной деятельности Понеделина и Кириллова, которые не были учтены при вынесении приговора 13 октября 1941 года.

Позже выяснилось, что никаких «новых обстоятельств» не было. Тем не менее, 2 августа 1950 года Военная коллегия отменила свой же заочный приговор 1941 года, и направила дело на новое расследование. А Понеделину и Кириллову в это время объявили об окончании следствия по новым делам и, не ознакомив с материалами 1941 года, направили эти дела в ту же Военную коллегию.

Судебное заседание состоялось 25 августа 1950 года. Генералы не отрицали, что во время боя попали в плен. А большего от них и не требовалось.

Понеделин был признан виновным в том, что, оказавшись в окружении противника, не проявил необходимой настойчивости и воли к победе, поддался панике и 7 августа 1941 года, нарушив присягу, изменил Родине: без сопротивления сдался в плен немцам и на допросах сообщил им сведения о подчиненных ему войсках.

Новые же обстоятельства сводились к вменению Понеделину в вину ведения им в лагере дневника, в котором, по версии следствия и суда, он делал записи клеветнического характера в отношении «одного из руководителей партии и Советского правительства». Этим руководителем был И. Сталин. А послал Вождя П. Г. Понеделин «куда подальше» сразу после объявления его в приказе Ставки № 270 изменником Родины. Кроме того, Понеделин писал в дневнике. что колхозное крестьянство, лишившись частной собственности, обнищало, а поэтому относится к Советскому правительству недоброжелательно и вряд ли будет поддерживать его в войне с немцами.

Обвинение Кириллова было аналогичным — «являясь командиром 13-го стрелкового корпуса и попав в окружение противника, изменил Родине, сдавшись 7 августа 1941 года без сопротивления в плен немцам… при допросе сообщил немцам секретные сведения о составе частей корпуса»[236].

В своем последнем слове в суде Понеделин сказал:

— Я не был врагом народа и не способен им быть. Прошу вас вернуть меня к обществу, дать возможность работать и радоваться вместе с этим обществом[237].

Не дали — ни Понеделину. ни Кириллову. На основании ст. 58—1 п. «б» УК РСФСР их вновь приговорили к расстрелу и в ту же ночь привели приговор в исполнение.

Через шесть лет в заключениях Главной военной прокуратуры и определениях Военной коллегии от 29 февраля 1956 года появились записи, что приговор этот был незаконным, поскольку генералы сделали все возможное, чтобы прорваться из окружения и в плен добровольно не сдавались.

Так была поставлена последняя точка по делу дважды приговоренных советским правосудием генералов.

А теперь расскажем о том. как некоторые командиры предпочитали сами ставить последнюю точку, вершить свое собственное «правосудие», лично расстреливая подчиненных.

Нередко это были акты расправы, произведенной без каких-либо законных на то оснований. Когда же информация о таких расстрелах доходила до следственно-судебных органов. командиры пытались камуфлировать их под исполнение требований приказа № 270. Пользовались тем. что в боевой обстановке непросто было провести разграничительную черту между «самосудом» и выполнением требований Верховного главнокомандующего о расстрелах командиров, «прячущихся в щелях. Часто это удавалось, но в ряде случаев, когда факт произвола был очевиден и скрыть его не представлялось возможным, такие действия, сопряженные с превышением командирами власти и должностных полномочий, квалифицировались как самосуд.