Дети лейтенанта Саваофа

Устойчивое сочетание «ростовские воры» давно уже сжилось с другим устойчивым сочетанием — «ростовские жулики». Этим исторически сложившимся понятием обозначаются аферисты, мошенники, кидалы, карточные шулеры, прохиндеи, жульманы всех оттенков. Специалисты ненасильственного отъема денег и ценностей, пользующиеся алчностью, глупостью, доверчивостью, недальновидностью и суеверием своих жертв.

Незабвенный Остап Бендер владел «четырьмястами сравнительно честными способами отъема денег», нынешние хапуги знают только два: отнять и разделить. Ростовские жульманы начала XX века могли бы дать фору великому комбинатору: они никогда не останавливались в самосовершенствовании и стремлении к оригинальности. Следя за политической, экономической, научной ситуацией в обществе, они изобретали все новые способы облапошивать фраеров ушастых.

Мошенники, как и весь прочий босяцкий элемент, делились на подгруппы в зависимости от своей специализации и объектов приложения сил. Корыстный интерес мошенников вертелся вокруг банковской и транспортной сферы, частного предпринимательства, а также обычных торговцев, переселенцев и простых обывателей (в первую очередь приезжих неграмотных крестьян). Каждое направление требовало определенной квалификации. Одно дело — обвести вокруг пальца обычного крестьянина-бедолагу и совсем другое — шустрых банковских клерков, подготовленных чиновников железной дороги или продувных бестий купцов.

Одной из самых древних уловок ростовских мошенников была так называемая работа на бугая, или, как ее еще величали в России, подкидка. О ней писали еще в 80-е годы XIX века, но алчные дураки не переводились до самой революции. Активизация работающих на бугая наблюдалась по осени, когда в город возвращались крестьяне с заработанными за сезон деньгами. Сами ростовцы были в курсе этой уловки, а наивные приезжие, ничего не зная, часто велись на нее. Поэтому своих жертв подкидчики выбирали иключительно среди деревенской публики, которую в большом городе было видно за версту. К примеру, шайка жуликов-подкидчиков в составе Федьки Совченко, Матвея Кривенко и Васьки Беляева работала исключительно на вокзале. Около Темерницкого моста орудовала шайка в составе Ионы Кравцова, Дмитрия Свирина, Пашки Луненко и Леона Родионова. Шайка аферистов-подкидчиков во главе с Анатолием Шивцовым и Жоркой Остроуховым шуровала на Старом базаре, где полным-полно было чужаков. Что, по сути, превращало их в обычных халамидников — базарных жуликов.

Разыгрывался трюк проще простого. Один из подкидчиков как бы случайно ронял бумажник под ноги фраеру. Тот, конечно, его поднимал, не веря своему счастью. К нему тут же подходил подельник обронившего, поздравлял с удачей и предлагал поделить содержимое, так как тоже был рядом. Сконфуженный крестьянин соглашался. Но неожиданно появлялся владелец бумажника, требуя вернуть кошель, в котором якобы находилась крупная сумма. Естественно, оба счастливчика шли в отказ, отрицая свою причастность. Владелец, угрожая полицией, тщательно обыскивал обоих, при этом ловко подменяя собственные ассигнации крестьянина резаной бумагой. Либо, если у того были завернуты монетки в тряпицу, подсовывал вместо них черепки. Многое строилось на природной боязни крестьян связываться с полицией, поэтому, во избежание скандала, те готовы были даже отдать свои кровные.

Как писал знаменитый глава Петербургской сыскной полиции Иван Путилин, «мошенники рассчитывают именно на то, что никто из прохожих или посторонних не подаст помощи, не вмешается в дело, опасаясь разных неприятных последствий: продолжительных допросов, многократного вызова в свидетели… Безнаказанность многих преступлений часто является следствием той боязни, которую обнаруживает обыватель к участию во всех инцидентах, могущих окончиться полицией и судом».

Порой эта практика давала сбои. Особенно когда жульманы нарывались на знающих людей. В декабре 1902 года в Ростов приезжал по коммерческим делам здоровенный казак Денисовской станицы Дмитрий Голованчиков. Долго бродил по городу-купцу, разглядывая товар в бакалейных лавках. Со стороны он мог показаться обывателям классическим «дядей сараем», которого можно развести как лоха. Вокруг него начал отираться местный жиган Колька Удовиченко, расспрашивая «дядю», кто он и откуда. Добряк Голованчиков рассказывал все как на духу, впрочем держа ухо востро. Начитанный был казак, да и знавший ростовские нравы. В какой-то момент успокоенный Колька нагнулся и поднял с земли кем-то оброненный кошель, в котором, лаская слух, — знакомое позвякивание. Понятное дело, он тут же предложил поделить найденного шмеля. Грамотный Голованчиков напрягся было, поняв, что его сейчас будут «разводить по подкидке», но широтой улыбки дал понять мазурику: давай, мол, халамидище, играй дальше свою пиеску. Само собой, тут же к ним подскочил жутко озабоченный растеряха, требуя вернуть «кошель с империалами». Тут уж пришло время казака — он схватил обоих за шиворот и шарахнул лбами, от чего из глаз халамидников посыпались если не империалы, то уж точно электрические искры. А затем потащил их в околоток, где городовые распаковали шмеля. Там оказались три туго замотанных бумагой столбика — обыкновенная пробка, с двух концов окаймленная до блеска очищенными медяками (чтобы походило на золото).

Давно уже стали легендой классические хитрости халамидников Старого базара вроде «работы на бугая», «кометы Галлея», «конца света в 1900 году». Но самой известной по сей день остается уловка — так называемая падающая колокольня, о которой рассказывают едва ли не во всех краеведческих изданиях о Ростове. Суть этого фокуса очень проста и рассчитана на обычную человеческую реакцию на общую панику. Однажды в ясный солнечный день несколько сговорившихся халамидников одновременно начали вопить, что колокольня Рождественского собора на Базарной площади Ростова падает. Солнце как раз стояло в зените, и, задирая к небу головы, люди не могли четко видеть против солнца высоченное сооружение. В знойной летней рефракции действительно создавалось впечатление, что 75-метровая колокольня кренится. Вопли мошенников и женский визг сделали свое дело, и общей панике поддались все рыночные торговцы Старого базара, метнувшиеся к выходу. Тем временем подготовленная «группа захвата», вооружившись мешками, начала споро сгребать оставленный без присмотра товар с лотков и спокойно улизнула через другие ворота. А колокольня, построенная маэстро Антоном Кампиони еще в 1887 году, стоит на ростовском рынке и по сей день.

Впрочем, сама идея падающей колокольни вовсе не фантастика: строившийся почти столетие Новочеркасский войсковой Вознесенский собор действительно падал, причем дважды, из-за воров-подрядчиков, поставлявших негодные стройматериалы.

Все свежие способы мошенничества тут же описывались в газетах с целью предостережения почтенной публики. Но крестьяне прессу не читали в силу своей неграмотности, а слухи — не лучший источник правдивой информации. Да и далеко не всегда доходили они до потенциальных жертв. А жертвы реальные, оставшись в дураках, не горели желанием выставлять себя напоказ.

В феврале 1901 года к владельцу мануфактурного магазина Лазарю Балабанову у его дома (угол Темерницкой и Соборного) подошел молодой человек. Спросил, не он ли будет купец Балабанов и, получив утвердительный ответ, заявил, что должен передать ему пакет, а тот — расписаться в его разносной книге. Купчина завел курьера в полутемный магазин и расписался по настоянию того полностью (звание, ФИО) в его книге. Вскрыв же после ухода гостя пакет, обнаружил записку: «Предостережение. Будьте на следующий раз осторожнее и ведите себя лучше». Только после этого Балабанов вспомнил, что вместе с книгой тот подсунул ему для подписи что-то до боли знакомое — чистый вексельный бланк, на котором купец и расписался. Поразительная дерзость и лихость афериста были сопоставимы с его шустростью. Пока Балабанов запрягал бричку ехать в банк, «курьер» уже получил по векселю крупную сумму.

Очень популярны и также живучи были в Ростове аферы с кладами. О них настолько часто писали в газетах, что удивительно, как раз за разом на эту приманку попадались неглупые на первый взгляд люди. Воистину алчность и жажда халявы — смертные грехи человечества во все времена.

Тут обставлено все было посложнее. В 1901 году к одному нахичеванскому аптекарю пришел молодой бедно одетый армянин, представившийся Багдасаром Пирседьянцем. Рассказал, что они с братом работают землекопами и наткнулись за Темерником на россыпь каких-то металлических кружочков. Показал их аптекарю, попросив совета, что с ними делать. Фармацевт пригляделся к грязным артефактам и ахнул — это были золотая пятирублевка и серебряный рубль. На следующий день уже вдвоем землекопы притащили целый мешок с подобными кружочками. Багдасар запустил руку в мешок и вытащил горсть золотых. Аптекарь за сердце схватился: по его прикидкам, в мешке было золота тысяч на 20. Он скумекал, что братья-вахлаки понятия не имеют, что держат в руках и, напустив на себя деловую суровость, предложил им за мешок 5 тысяч. Те тоже посуровели и потребовали сразу половину этой суммы, обещав принести еще несколько мешков. Провизор тут же раскошелился, не помня себя от счастья. Братья зацокали языками, прибрали деньги и клятвенно пообещали назавтра принести остальное. Больше землекопов аптекарь не видел, а в мешке обнаружил облепленные грязью медяки.

Распространенным способом мошенничества было взятие залога за будущую службу. Кандидат заранее обязан был выдать нанимателю определенную сумму в качестве гарантии того, что он будет на него работать, а не бездельничать. После выполнения работы или окончания срока найма залог возвращали. Это была распространенная в дореволюционном Ростове практика, так как обе стороны были заинтересованы в выполнении подряда.

Однако ушлые люди именно на этом и строили свой план — нанимали группу людей, получали залог и пропадали. Много денег этим не выручали, но на халяву и мелочь — неплохой доход. К примеру, в ходу был наем прислуги среди приезжих на заработки крестьянок. Иногда преступники не просто похищали деньги у доверчивых людей, но и обманом отдавали простодушных девиц на работу в публичные дома, откуда, после изъятия документов самой «мадам», идти им было некуда. В полиции все было на мази, а возвращаться в родное село с желтым билетом мало кому из девиц улыбалось.

Интересно, что ростовская пресса становилась невольным подельником для разного рода аферистов, использовавших печатные полосы для своих мошеннических проделок.

Некто Федор Гордиенко давал объявления в газетах о том, что ему нужны приказчики на угольные склады, зерновые амбары, лавки и пр. При этом от кандидатов требовал залог (распространенная практика) в 250–500 рублей с условием, что он может располагать им по собственному усмотрению и вернуть его только через 3 месяца. С кандидатами составлялся письменный договор, в котором оговаривались условия труда и оплата. Предложение в сезон грузовых работ в порту было заманчивое, можно обеспечить себя и семью на год.

На самом же деле никакого склада и в помине не было, деньги мошенниками просто похищались. Таким образом оказались обманутыми десятки человек, но Гордиенко получил лишь 6 месяцев тюрьмы. После чего вышел и продолжил свой жульнический «наем», но теперь расписку заменил формальным контрактом. А в газетах подписывался не своей скомпрометированной фамилией, а инициалами Ф. Г.

Один ростовский мещанин по фамилии Сосинский, ранее служивший городовым в полиции и уволенный за темные махинации, под видом такого залога решил провернуть лихую аферу. В мае 1903 года он подсмотрел, что в контору бельгийского общества АО «Трамвай» стоит толпа желающих наняться кондукторами, служащими и пр. Но в конторе принимали только тех, кто может сразу внести залог за будущую должность.

Экс-городовой смекнул, что на этом можно неплохо заработать, и быстренько изобрел вымышленную фирму с громким названием. Заметим, Сосинский был совсем не дурак, и на ум ему пришло не создание какой-нибудь банальной конторки «Геркулес», а сразу «сыскного отделения», о котором в Ростове пока только мечтали (появилось оно лишь в 1906 году во главе с Яковом Блажковым). О его необходимости давно писали местные газеты, поэтому обыватели вполне могли повестись на аферу, не зная реального положения дел. На это Сосинский и рассчитывал.

В той же очереди в контору «Трамвая» Сосинский начал выискивать самых рассеянных соискателей и убеждал их идти работать в организуемое им «сыскное отделение». А дабы те раньше времени ничего не заподозрили, снял приличную квартиру, где принимал кандидатов. В квартире у него был огромный письменный стол под зеленым сукном, ковер, стену украшал портрет государя, работали четверо ничего не подозревающих клерков — все как в полицейском участке, благо Сосинский прекрасно знал, как всё организовать. Понравившимся кандидатам он обещал чины, награды, хорошее жалованье. Дело было лишь за малым — надо внести залог 20–25 рублей. Соискателям нравился потенциальный начальник и весь антураж, они потянулись в «сыскное» потоком. Сосинский настолько вошел в роль, что каждый вечер принимал «агентов» с докладом, раздавал им новые задания, по утрам выписывал распоряжения.

Сколько все это могло продолжаться, трудно сказать. Сорвалось, как обычно, на мелочи — один из «агентов» похвастался знакомому городовому своей новой должностью. Городовой изумился и побежал докладывать начальству о подозрительных сыскарях. И наутро на доклад к самозванцу явился уже будущий глава реального сыскного отделения, помощник пристава Яков Блажков, и не с пустыми руками, а с обыском.

Весной 1903 года весь Ростов облетела радостная новость — в город прибыл сын знаменитого профессора Ильи Мечникова, выдающегося исследователя в области инфекционных заболеваний, проживающего в Париже. Сын его, специалист по нервным болезням, объявлял, что будет принимать пациентов в Ростове. К нему тут же выстроилась очередь, главным образом из дам.

Доктор брал по 10 рублей за прием, лихо выписывал рецепты, по которым аптекари без проблем выдавали лекарства, даже не вчитываясь.

Однако в гостинице, где остановился врач, у него робко попросили паспорт — для порядку, но тот отдал лишь визитную карточку. Уверял, что оставил паспорт в Одессе и всенепременно попросит его прислать. Но уже на следующий день доктор Мечников бесследно исчез.

Объявился он в Симферополе уже под именем доктора Ивана Николаева, ассистента одного знаменитого киевского профессора. Но в этом крымском городе нервных оказалось мало. Пришлось бежать и оттуда.

В июне 1903 года медицинское светило вновь заявилось в Ростов под именем Николая Иванова, «уполномоченного по сбору пожертвований для пострадавшего населения».

В купеческом Ростове всегда было достаточно сердобольных негоциантов. Иванов получил у господ Волкенштейн и Резниковой и у табачника Кушнарева по 50 рублей, у одного из местных толстосумов — 55 рублей, но в дверях его дома столкнулся с дамой, племянницей миллионера, которая опознала в нем того самого Мечникова. Поднялся шум, но в суматохе «уполномоченный» сумел улизнуть. Арестовали его уже в Одессе. Он оказался студентом Иваном Черванаковым, известным аферистом.

В ноябре 1914 года пережившая личную трагедию дворянка Вера Сливинская от отчаяния дала в газету объявление о приискании места экономки. Указала и домашний адрес, по которому ей следовало присылать предложения: Старопочтовая, 180. Вскоре к ней явился молодой человек, назвавшийся сыном генерала Строганова. Если бы г-жа Сливинская следила за светской жизнью, то знала бы, что никакого генерала Строганова и в помине не существует. Сообщил, что готов предоставить ей место в своем имении под Ростовом и положить за это жалованье 360 рублей в год. Та согласилась, не до жиру было аристократке с разбитым сердцем. Обходительный молодой человек откладывать дело в долгий ящик не стал, предложил тут же отправить пока все ее вещи и мебель в имение. Пригнал три повозки и всё вывез. Больше ни помещика, ни генерала г-жа Сливинская не видела, а к разбитому сердцу добавился и немалый ущерб от проделки афериста в размере 2 тысяч рублей.

На рубеже веков, когда доверху набитый суевериями народ-богоносец томился в ожидании предсказанного полоумными кликушами (или умными мошенниками) конца света, в Ростове стали популярны аферы с пожертвованиями Гробу Господню, иерусалимскому патриарху и т. п. В качестве собирателей пожертвований выступали оборотистые ребята «закавказского» типа (часто — сирийцы из иранской Урмии), которые больше соответстовали образу ходоков со Святой земли. Местных, возможно, раскололи бы в два счета, но те говорили на неизвестном наречии, и, кто его знал, может, и на арамейском языке Иисуса Сладчайшего глаголят собиратели. И им жертвовали…

Так, к казаку кубанской станицы Ивановская Мокию Колесникову заявились двое ходоков в монашеской одежде, представившиеся его жене Марии казначеем-монахом и дьяконом из Иерусалима. Богобоязненный Мокий гостей принял, но заметил, что до них уже были подобные — он им пожертвовал 13 рублей на богоугодные дела.

Пришельцы засуетились, закивали и ответили, что знают, мол, тех монахов. Но сами они не простые побирушки, а принесли Мокию за те 13 рублей «благодарственное письмо от светлейшего патриарха Никодима». Показали некую бумагу с затейливыми рисунками храма Гроба Господня, Воскресения Христова, Вифлеема, которая была якобы выдана патриархом на имя самого Мокия Колесникова. После чего похлопали казака по плечу, заявив, что тому на редкость повезло — получил благословение самого патриарха, и начали убеждать его сделать теперь пожертвование золотой чашей или деньгами, чтобы ему простились все его вольные и невольные прегрешения. На этот раз сумма пожертвования была запрошена куда выше — 500 рублей. Обрадованный персональным благословением Мокий почесал затылок, повздыхал да и согласился — сдал на Животворящий Крест.

Жена казака закусила было губу, но дьякон так на нее насел со Святым Писанием, что казачке пришлось из сундука доставать еще 200 рублей уже от себя. Параллельно казначей такого наплел Мокию за Азовский банк, что совсем одуревший казак вынул еще 300 рубликов на неугасимую лампаду.

Лишь через несколько дней знакомый армянин сообщил Мокию, что тот имел дело с известными аферистами: жителями Эриванской губернии Масесом Мусаянцем (казначей) и Аветисом Согомонянцем (дьякон). Они давно уже побирались по Ростовскому округу, продавая святые камни и крестики от Гроба Господня, выдавая взамен благодарственные письма от патриарха.

В канун нового, 1899-го, года в Таганроге была задержана аналогичная шайка монахов кавказского миссионерского монастыря, собиравших пожертвования. В городскую полицию поступил сигнал от настоятеля местного благочиния иеромонаха Мефодия о том, что в городе собирают пожертвования какие-то подозрительные иеромонахи. Конкурентов в благочинии церковники терпеть не желали.

Поэтому полицейский надзиратель Глухов поспешил в гостиницу Рафтопуло, где обнаружил двоих из них, предоставивших документы на имя иеромонаха Михаила и рясофорного послушника Василия Бочарова. Глухов оглядел нумер: на столе две бутылки водки, колбаса, табак — как-то не очень это вязалось с благопристойными служителями Саваофа, Сына Оного и Святаго Духа. Решил более пристально осмотреть вещи монахов. При обыске у послушника было обнаружено до десятка документов на разные имена и колода карт. При более тесной беседе, уже в околотке, тот объяснил, что он на самом деле — крестьянин Екатеринославской губернии Василий Гончаров. При архимандрите Исидоре проживал в монастыре, но был изгнан за предосудительное поведение.

А иеромонах Михаил — крестьянин Харьковской губернии Михаил Курьянов. Третий сборщик пожертвований под именем иеродьякона Аркадия оказался дворянином из Орла Николаем Гришановым, организатором фальшивой лавочки по сбору пожертвований.

Интересно, что по той же схеме в июне 1906 года в Ростовском округе орудовали двое мошенников уже в военных мундирах. Один выдавал себя за графа Гейдена (реальный граф Петр Гейден — внук флотоводца Леонтия Гейдена, командовавшего русской флотилией в Наваринском сражении 8 октября 1827 года), другой — за его адъютанта. Самозванцы вовсю эксплуатировали горечь морского поражения под Цусимой и собирали пожертвования «на возрождение флота».

Первым выдавать себя за важную птицу на Руси стал далеко не незабвенный Иван Александрович Хлестаков. И до него самозванцев было хоть отбавляй. Но в Ростове от подобных гусей было не протолкнуться. Одни представлялись ответственными чиновниками, прибывшими проверять порядок, другие — организовывали какое-нибудь дело, на поверку оказывавшееся трестом «Рога и копыта», третьи рядились в святош, четвертые — в политики, пятые — в целители, чревовещатели, мистики, пророки и пр.

В 1902 году в станице Гниловская (окраина Ростова) объявился некий чиновник в форме помощника податного инспектора, тужурке акцизного ведомства и фуражке с кокардой. Он ходил по кабакам, бакалейным лавкам, требовал документы, проверял порядок, обвинял хозяев в беспатентной торговле вином и табаком (чаще всего так оно и бывало на самом деле), в торговле краденым. Грозил каторгой. Но за какие-то жалкие 50—100 рублей сменял гнев на милость. В лавке Игната Могилевцева взял 10 рублей взаймы. Потом пришел еще раз за очередным червонцем. Могилевец пожаловался уряднику Андрею Русакову. Полицейский пришел и вытряхнул чиновника из тужурки — тот оказался казаком Кагальницкой станицы, бывшим студентом Александром Болдыревым. Его отец, проживавший на Пушкинской улице, 151, объяснил, что безалаберный сынок 5 лет проучился в Харьковском коммерческом училище и теперь носит его форму, которую все почему-то принимали за акцизную.

В феврале 1904 года в Ростове разразился крупный скандал. Был арестован аферист с документами на имя техника Петра Васильевича Савельева. Он «гастролировал» по промышленным центрам Юга России (был также в Риге, Москве, Петербурге), представляясь уполномоченным хозяйственного комитета Бобруйского крепостного инженерного управления. Предъявлял подложные документы от бобруйской дистанции, делал крупные заказы на заводах. В обеспечение исправной доставки заказов Савельев получал крупные залоги. В Ростове посетил несколько серьезных фирм и заводов, интересовался оборудованием для казенных хлебопекарен и мельниц, которые его инженерное ведомство якобы желало устроить в Новороссийске. Показывал даже планы будущих сооружений. Со своей стороны, техник предлагал наладить освещение этих сооружений, взяв на себя техническую документацию, в которой был сведущ. За это просил недорого — всего 150 рублей. В другом месте назвался представителем петербургского машиностроительного завода и, в обеспечение поставки из Ростова машин, взял залог в 600 рублей. У третьего сделал заказ на мельничное оборудование, получив 500 рублей.

На чистую воду афериста вывели, как водится, случайно. Один из ростовских промышленников обратился в Бобруйск по своему делу. Заодно и пожелал встретиться с владельцами инженерного управления. Там искренне удивились, заявив, что никого не посылали в Ростов. Он тут же дал телеграмму домой, чтобы задержали мошенника.

Еще один подобный деятель обосновался в городе в военном 1915 году. Молодой человек ходил по приличным домам, представлялся известным журналистом и предъявлял визитную карточку, на которой было написано: «Журналист Владимир Иванович Соколов. Ростов-на-Дону, Богатяновский переулок, дом 61. Постоянный сотрудник газет „Колокол“, Петроград, „Живое слово“, Воронеж, „Московские ведомости“, Москва, „Тверское жало“, Старица, „Голос порядка“, Елец, „Голос Приазовья“, Азов, „Ростовский-на-Дону листок“, Ростов». Этот перечень, уже устно, дополнялся им громкими иностранными изданиями. Таинственный незнакомец предлагал состоятельным людям решать через свое посредничество возникающие вопросы с полицией. Естественно, за определенную сумму. «Решалу» быстро вычислили и сдали той же полиции.

Во время Первой мировой войны в Ростове вообще появились толпы аферистов — собирателей пожертвований для пленных, беженцев, скрывающихся от армянских погромов, желающих избавить от воинской повинности, сыщиков, проверяющих запрет виноторговли и пр. Многие из них ловко грели руки на военных поставках и закупках.

В 1915 году бывший ростовский парикмахер Михаил Лукьянов под именем прапорщика 19-го Донского казачьего полка Кабалдина пришел в ростовское отделение Волжско-Камского банка и предъявил ордер екатеринодарского отделения банка на получение 1 тысячи рублей. Ордер был искусно изготовлен, поэтому банкиры ничего не заподозрили и выдали требуемую сумму. Но через 3 дня выяснилось, что ордер оплате не подлежал. Банкиры обратились в полицию, та пошла по свежим следам и взяла прапорщика в гостинице «Интернационал», где тот лихо отплясывал на свадьбе.

У афериста был изъят каучуковый штемпель полка, удостоверения за подписью комполка Попова, выданные на имя прапорщиков Лукьянова, Кабалдина и Леонова, маленькая пишущая машинка. В ходе следствия было установлено, что в Новороссийске он от имени полка продал большую партию кож, получив по поддельным документам 5 тысяч рублей. В Екатеринодаре продал 200 кож негоцианту Квасову, сделал заказ «для полка» на 35 тысяч и попросил перевести в Псков 1 тысячу на имя командира через тот же Волжско-Камский банк. А в Ростове обналичил его.

В Новочеркасске экс-парикмахер представился Анастасии Краснянской прапорщиком Золотконовым. Передал ей подложное письмо от «мужа на фронте», в котором тот якобы просил передать через прапорщика ценностей на 400 рублей.

Когда же у ростовских мошенников исчерпывалась фантазия в родных местах, они отправлялись на «гастроли». Так, 12 мая 1914 года во Владикавказ из Ростова прибыл господин, который поселился в гостинице «Лондон» и представился турецким консулом Ильми-беем. Он дал обширное интервью местной газете «Терская жизнь», а затем начал собирать деньги с владикавказских турецкоподданных (главным образом, греков) за визировку паспортов. Особого энтузиазма поборы не вызвали, и «консул» вынужден был обратиться за поддержкой к начальнику Терской области наказному атаману Терского казачьего войска генерал-лейтенанту Сергею Флейшеру. Тот его любезно принял, в знак уважения говорил с «консулом» на турецком. Затем генерал нанес ответный визит в «Лондон».

Однако 14 мая из Ростовского сыскного отделения пришло сообщение, из которого выяснилось, что этот так называемый консул — аферист, атаману предписывалось арестовать его. Дело в том, что с 1911 года должность турецкого консула в Ростове оставалась вакантной. И лишь с июня 1914 года до самого начала войны вице-консулом был назначен Дервиш Анис-бей.

Проходимца, успевшего раздать за изрядные деньги немало виз для турецкоподданных, задержали и выслали в Ростов.

Значительная часть мошенничеств была связана с фальшивыми ценными бумагами, векселями, доверенностями, поручениями, с помощью которых частенько удавалось оставить с носом крупные государственные и частные организации. На это работал целый пласт опытных «блиномесов» — изготовителей фальшивых бумаг или купюр. Вроде незабвенного Ваньки Хромоты.

В 1897 году отец будущего белогвардейского «черного барона», агент РОПИТ (Русское общество пароходства и торговли), барон Николай Врангель обратился в суд с жалобой на то, что конторщик компании, потомственный почетный гражданин Александр Прокопович, производя платежи гирлового сбора, составлял подложные квитанции, занижая суммы на оплату и часть денег присваивая себе.

Официальный сбор — 30 копеек с тысячи пудов отгруженной продукции — уменьшали до 15 копеек. В доле с ним был бухгалтер и кассир агентства Павел Ведерников, который заносил фальшивые ордера в кассовую книгу.

По подсчетам Врангеля-старшего, за 1893–1894 годы РОПИТ заплатил 7973,27 рубля, а таможня получила в итоге — 4569,57. Иными словами, 3,4 тысячи рублей аферисты рассовали по карманам.

Уводом акцизов не брезговали и первые люди ростовского бизнеса. Известные на Юге России табачники, входившие в тройку ведущих табачных игроков рынка, братья Иван и Ахиллес Асланиди владели табачной фабрикой на углу Таганрогского и Скобелевской. В течение целых 15 лет, вплоть до мая 1909 года, братья занимались мошенничеством, связанным с продажей табака. Способ старый как мир, используемый до сих пор в различных отраслях. Фабрика выпускала табак 1-го сорта, но для своих оптовиков отправляла его бандеролью как 2-й сорт. Те платили за табак по цене 1-го сорта (90 копеек за фунт), но окружным надзирателям акцизного ведомства братья Асланиди показывали приход по стоимости 2-го (60 копеек). Товар сбывался от греха подальше — в Царстве Польском.

Возможно, махинации продолжались бы и дольше, но схему раскрыли по доносу одного из уволенных рабочих, доложившего акцизному ведомству.

На предприятие была назначена ревизия, которая подсчитала убытки для казны: за 15 лет было продано порядка 323 тысяч фунтов табака. По закону фабриканты должны были выплатить штраф в десятикратном размере (9 рублей за каждый фунт, из расчета 90 копеек за фунт 1-го сорта). Ущерб оценили в общую сумму 3,7 миллиона рублей.

Однако к 1909 году Иван умер, а Ахиллес давно жил за границей и к делам фирмы отношения не имел. С 1907 года дела вел торговый дом «Братья И. и А. Асланиди», собственники которого тоже были ни сном ни духом о проделках братьев.

Громкий скандал приезжал расследовать товарищ министра финансов Иосиф Новицкий, который уточнил сумму ущерба, оценив ее в 2,9 миллиона рублей, и отправил дело в суд. Но в суде ведь тоже люди и тоже кушать хотят. В итоге, ко взаимному удовлетворению, чистый ущерб снизили до смешных 150 тысяч, который торговый дом и возместил.

В 1904 году рыботорговец Григорий Кобрин наладил целую систему добычи чистых бланков накладных для оформления несуществующей отправки рыбного товара наложенным платежом в Одессу, Бердянск, Мариуполь. А под дубликаты накладных брал ссуды у разных лиц с условием погашения после продажи товара. Ссуды охотно давали — купец-то известный. Таким образом Кобрин собрал довольно значительную сумму, с которой и скрылся.

В июне 1907 года в торговый дом «Т. Г. Герасимов с сыновьями» на Старом базаре явились двое купцов, желавших приобрести кожевенный товар. Отобрали кожи на 4,5 тысячи. Дали задаток 200 рублей. Товар просили переслать пароходством РОПИТ наложенным платежом в порт Поти на имя купца Кикобидзе из Самтредиа.

Товар тщательно упаковали, причем купцы сами следили за этим. С речной шхуны в Керчи 27 июня перегрузили ящики с кожей на морское судно, и товар ушел в Поти. Из Ростова от ТД «Герасимов с сыновьями» в Поти были отправлены за окончательным расчетом двое служащих, которые, однако, сообщили, что товар прибыл в Поти, но за ним никто не явился. Начали разбираться и выяснили, что фирма купца Кикобидзе действительно существует, но не в Самтредиа, а в Озургетах. Но за товаром в Ростов она никого не посылала. По истечении месячного срока, данного на явку владельца, ящики вскрыли, но в них оказалась не кожа, а керченская соль. Интересно, что полиция арестовала приехавших из Ростова приказчиков. Следы же ростовской кожи выводили на неких крымских контрабандистов, но дальше бесследно затерялись.

Широко распространены были банковские аферы с фальшивыми инкассо и подложными векселями. Так, 16 декабря 1911 года в ростовское отделение Петербургского международного банка (улица Дмитриевская, 62) явился господин, предъявивший сразу два векселя на инкассо с оплатой в одном из банков Баку на сумму 6,2 и 7 тысяч рублей. Показал паспорт и указал свой бакинский адрес. Банковские служащие отказались сразу выдать деньги, попросив зайти позднее. За это время подали запрос в Баку, где, как выяснилось, его уже ожидал сообщник. Он по почте подтвердил вексель. Но в солидном Петербургском международном банке клерки оказались въедливыми и вновь отправили запрос, теперь уже по телеграфу. На этот раз он попал куда следует — в бакинском банке отрицали выдачу векселя. Зашедшего через две недели господина уже приняла полиция. Установили его личность — это был сын священника из Шуши Саракан Ахумов, главарь крупной банды банковских мошенников. У него изъяли фальшивые паспорта и бланки.

Новые времена подарили Ростову мошенников уже советского НЭП-разлива. Суть же афер мало изменилась — они подразумевали махинации с госсобственностью и частным капиталом. Другое дело, что преступления против социалистической собственности уже приравнивались к контрреволюции и влекли за собой максимально жесткое наказание, вплоть до смертной казни. При «кровавом царском режиме» марвихеру Ваньке Хромоте такое даже не снилось.